Мария Залесская - Вагнер
Глава девятая
НОВАЯ ЖЕНА И НОВЫЙ ДРУГ (1866 год — февраль 1871 года)
Вагнер и Людвиг II, как две одинаково заряженные частицы, оттолкнулись, придав друг другу определенный импульс. Жизнь короля отныне поворачивается в сторону своего трагического конца; жизнь композитора — к вершинам творчества и славы. Каждый из них выполнил по отношению к другому определенную миссию, после завершения которой они — в эмоциональном плане — стали друг другу не нужны. Об этом говорят хотя бы те редкие, можно сказать, вымученные встречи, происходившие скорее по инерции, чем вследствие действительной необходимости общения. При этом Людвиг продолжал снабжать Вагнера деньгами, от которых тот никогда не отказывался. Они по-прежнему обменивались письмами, в которых клялись в вечной дружбе, но на самом деле этой былой сердечной доверительной дружбы больше не было. Людвиг переживал разрыв гораздо сильнее; Вагнер утешился довольно быстро. Ему было не привыкать утрачивать иллюзии. Сначала его отвергла революция, теперь — королевская власть. Значит, надо встать над тем и другим — над человечеством. И этому импульсу он обязан Людвигу II! При этом сам баварский монарх встал на путь эскапизма[449], Вагнер же вернулся к действительности, окончательно отрезвев от абстрактных мечтаний, и стал с удвоенной силой воплощать в жизнь свои идеалы — пусть смелые, зато вполне реальные и осуществимые.
Можно сказать, что 10 декабря 1865 года Вагнер пережил свое «второе изгнание из Германии». Именно так он воспринимал вынужденный отъезд из Мюнхена. Обида была огромной. Германия в лице неблагодарных баварцев вновь не пожелала стать «страной Вагнера». Что ж, мятежному композитору — уже в который раз — раскроет свои объятия благодатная и мирная Швейцария.
Во время бесприютного скитания в поисках нового места жительства Вагнера, который находился тогда в Марселе, настигло трагическое известие: 25 января 1866 года в Дрездене умерла Минна. Его давно уже практически ничего не связывало с женой, кроме обязательных ежемесячных денежных выплат. Несмотря на то, что его сердцем владела другая, этот «супружеский долг» Вагнер исполнял регулярно, даже тогда, когда сам едва сводил концы с концами. Почувствовал ли он теперь освобождение от всех своих обязательств? Поняла ли Козима, что их с Вагнером счастье отныне находится в ее руках? Во всяком случае, смерть бедной Минны расставила все точки над «i» в отношениях неприкаянных любовников. Сама того не сознавая, Минна самим фактом своего существования находилась по одну сторону баррикад с Гансом фон Бюловом, оставшимся с ее смертью в меньшинстве. Любовный «четырехугольник» распался, «треугольник» же был «нежизнеспособен»; препятствием для неизбежной развязки оставались лишь католический брак четы Бюлов, не предусматривавший развода, и придворная служба Ганса, требовавшая соблюдения определенных моральных правил.
Сообщение о смерти Минны застало Вагнера слишком далеко от Саксонии; он, даже если бы захотел, не смог бы отдать жене последний долг… 26 января он написал из Марселя письмо старому дрезденскому другу Антону Пузинелли[450]: «…Твоя телеграмма с печальным известием была передана сюда по телеграфу из Женевы. Это могло быть сделано только вчера, так как я уехал в прошлый понедельник, очень часто менял города и только вчера дал знать, чтобы все письма и телеграммы пересылались сюда. После тяжелой ночи наступило утро, и я чувствую себя в состоянии полного оцепенения — иначе определить мое настроение я не могу: упорно стараюсь на чем-то сосредоточить свои мысли, сам не зная, на чем именно. Мера моих страданий переполнена. Природа предназначила меня творить и создавать всё новые и новые художественные образы среди тихой жизни, ограждаемой любящим человеком (курсив наш. — М. З.). А между тем мне приходилось идти такими неверными, фальшивыми путями, что могу взирать на мир только с улыбкой, которая должна казаться безумной… Жду от тебя, согласно твоей сегодняшней телеграмме, письма в Женеве и надеюсь, что в начале будущей недели оно будет там. Тогда я подробнее узнаю, как всё это случилось и что вы сделали, ты и мои дрезденские друзья, для устройства похорон жены. Уверен, что, при вашей дружеской заботливости, жена моя предана земле с такими же почестями, какие ей были бы оказаны, если бы она умерла на руках счастливого ее любовью супруга… Мир, мир страшно истерзанному сердцу несчастной женщины!!.. Всё решительно складывается так, чтобы причинить моему сердцу страдания и мучить его тоской! Оно должно быть здоровым и сильным, оно должно выдержать всё, что обрушивается на него. Моя бедная жена погибла оттого, что она от природы не была рождена для борьбы. Какие страдания! Какой ужас! О, теперь можно ей завидовать: борьба прекратилась для нее без всякой боли! Когда же, когда обрету и я свой покой?..»[451]
Значат ли эти слова, что Вагнер до сих пор не верил в то, что для него еще возможна «тихая жизнь, ограждаемая любящим человеком», другими словами, что счастье с Козимой ждет его впереди? Пока что черная полоса для Вагнера продолжалась: изгнание, смерть жены… Последней каплей стала смерть любимого пса Поля, похороненного в саду дома в Женеве, где Вагнер снял квартиру. В светлое будущее верила лишь Козима, верила безоговорочно. И боролась, боролась до конца!
Восьмого марта она, отбросив все условности и «договоренности о соблюдении приличий», в одиночку приехала к Вагнеру в Женеву. После «баварского скандала», нападок прессы, обвинений чуть ли не во всех преступлениях против морали и, наконец, невыносимой для обоих вынужденной разлуки влюбленные воспринимали новую встречу как подарок небес. Они отправились в романтическое путешествие по Швейцарии, посетив Лозанну, Берн, Люцерн. Идиллически красивый пригород последнего — Трибшен (Tribschen) — особенно привлек их внимание. 30 марта, гуляя по Трибшену, они облюбовали одиноко стоящую среди парка старинную виллу. Идея снять ее пришла к Вагнеру и Козиме одновременно. Козима утверждала, что Рихарду здесь будет удобно и спокойно работать, а она обязательно приедет к нему, как только в очередной раз представится возможность. Пока же ей необходимо вновь уехать в Мюнхен, к мужу и детям, чтобы не возник новый виток скандала. К тому же она решила откровенно поговорить с Гансом, так как уже была не в состоянии жить в атмосфере обмана.
После отъезда Козимы Вагнер 4 апреля еще раз посетил Трибшен и снял на шесть лет приглянувшуюся им виллу за пять тысяч франков не без финансовой помощи Людвига II, решившего — возможно, в компенсацию за «изгнание» — оплачивать проживание Вагнера в Швейцарии. Вагнер интуитивно чувствовал, что этому дому предстоит стать новым убежищем, новым приютом для Летучего голландца, каким он часто ощущал себя. И самое главное — он, наконец, окончательно поверил, что именно здесь вскоре обретет настоящую семью.
Пятнадцатого апреля Вагнер переехал в Трибшен и стал обустраивать новое жилище в романтическом духе по своему вкусу. Используя игру слов, он дал вилле имя Triebschen, что, с одной стороны, фонетически почти повторяло название местности Tribschen, а с другой — олицетворяло тот эмоциональный душевный порыв, с которым вместе со своей любимой остановил свой выбор на новом убежище. (Trieb по-немецки означает «порыв», «стремление»; но, возможно, это был также философский намек на быстротечность бытия: Triebsand переводится как «зыбучие пески».) Именно с таким грамматическим нюансом он и стал писать название своего приюта в корреспонденции.
Вскоре композитор обзавелся и новой собакой — ньюфаундленд Русс (Russ) стал на долгие годы его верным спутником. Впоследствии этот пес, доживший до 1875 года, будет похоронен в саду виллы «Ванфрид» в Байройте, а еще позднее в этом же саду найдет свой последний приют и сам Вагнер…
Уже 12 мая в Трибшен вновь приехала Козима. На этот раз вместе с дочерьми Даниелой, Бландиной и малышкой Изольдой — любимицей отца. В окружении родных людей и прекрасной швейцарской природы Вагнер почувствовал прилив вдохновения и начал, по собственным словам, «создавать всё новые и новые художественные образы среди тихой жизни, ограждаемой любящим человеком». Он был счастлив, как никогда прежде, и с новыми силами взялся за «Нюрнбергских мейстерзингеров», а в перерыве продолжал диктовать Козиме перипетии своей биографии.
Первая страница автобиографии Рихарда Вагнера «Моя жизнь», записанной Козимой Вагнер. 17 июля 1865 г.В 53-й день рождения, 22 мая, Вагнер удостоился королевского визита. Людвиг II инкогнито, под именем Вальтера фон Штольцинга (героя вагнеровских «Мейстерзингеров»), прибыл в Трибшен. Праздник в тихом семейном кругу удался на славу. Людвигу весьма понравилось новое жилище Вагнера, а сам хозяин был польщен тем, что король не оставляет его своим вниманием. На несколько мгновений обоим показалось, что все интриги и недоразумения остались в прошлом. Однако, вернувшись в Баварию, Людвиг вновь почувствовал на себе, что королям запрещено отступать от светского этикета и запросто навещать «неблагонадежных особ». Скандал, разумеется, разразился, и стоило огромных трудов его замять.
