Дэниел Хоуп - Когда можно аплодировать? Путеводитель для любителей классической музыки

ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА РВЁТСЯ СТРУНА

Кошмарный сон скрипача: во время игры что-то случается с инструментом. Самое худшее, — когда скрипка или альт в буквальном смысле слова расклеивается и гриф отделяется от корпуса, — происходит, к счастью, редко. Один камерный музыкант испытал такое во время концерта в тропической Африке, вероятно, по причине слишком высокой влажности. Ясно, что о продолжении концерта не могло быть и речи.

Куда чаще случается менее катастрофическое, но достаточно драматичное происшествие: у солиста рвётся струна. Только что он витал в высоких сферах музыки Бетховена или Чайковского — и вдруг столкнулся с банальной усталостью материала. На какие-то полные испуга секунды соло по необходимости прерывается, хотя оркестр продолжает играть. Концертмейстер мгновенно передаёт солисту свой инструмент, и тот продолжает играть на чужой скрипке. Если понадобится, дирижёр поможет ему вступить в нужном месте. Тем временем вышедшую из строя скрипку передают назад, за сцену, там натягивают новую струну и возвращают отремонтированный инструмент солисту.

Однажды, когда скрипачка Мидори играла с Леонардом Бернстайном, случилась точно такая история, правда, тогда струна лопнула и на запасной скрипке, так что ей пришлось доигрывать концерт на третьей — под бурные аплодисменты публики. В ещё большей мере, чем история с Мидори, претендует на рекорд бравое поведение моего друга Антонио Менезе, виолончелиста трио «Beaux Arts». Много лет назад он играл Шуберта в Берлине с оркестром под управлением Герберта фон Караяна, и в самый разгар концерта у него лопнула струна, причём с головой погружённый в музыку дирижер этого не заметил. Прерывать концерт для ремонта виолончели и тем самым помешать великому маэстро Антонио не хотел ни в коем случае. И тут сама судьба пришла на помощь охваченному паникой музыканту. Во-первых, беда случилась как раз в том месте, когда оркестр продолжал игру без солиста, и у Антонио образовался небольшой перерыв; во-вторых, он вспомнил, что в кармане его фрака должна быть запасная струна. У него было ровно две минуты времени. Не моргнув глазом, он достал из кармана струну, удалил обрывки лопнувшей и натянул новую. Точно к началу своего очередного вступления он был готов продолжать игру. Публика наградила его бурными овациями, что чрезвычайно удивило Караяна, который так и не заметил героического поступка своего солиста.

В камерных концертах такое чаще всего невозможно. Если струна у скрипки, альта или виолончели рвётся, игру поневоле приходится прервать, натянуть за кулисами новую струну и только тогда продолжить выступление.

Пианисты также время от времени сталкиваются с подобными проблемами. Заменить лопнувшую в рояле струну по ходу выступления вряд ли возможно, но мне известны истории о настройщиках, которые посреди концерта залезали под рояль, чтобы отремонтировать дефектную педаль. Пианист при этом не переставал играть.

Иногда пианистам, играющим по нотам, нужен помощник перелистывать страницы, так как руки у них заняты. Чаще всего им помогают студенты музыкальных училищ, которые попутно обретают свой первый сценический опыт. Но и тут случаются порой маленькие неприятности, когда, например, страницу переворачивают слишком рано или с опозданием. Длинная прядь волос студентки может помешать пианисту видеть ноты. Экстремальными оказались действия одного английского «перелистывателя»: боясь ошибиться, он во время концерта так громко отсчитывал такты, что сбил с ритма весь оркестр.

ЧТО ЕЩЁ МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ

До сих пор речь шла лишь о сбоях и срывах на сцене. Но помехи бывают и в зале. Это и нескончаемые приступы кашля, и звон упавшей связки ключей, и грохот закрываемой двери, когда слушатели уходят, не дождавшись окончания концерта. Чрезмерно чувствительных музыкантов такие помехи способны моментально вывести из себя.

Известна история с пианистом Альфредом Бренделем. Он буквально физически не выносил громкий кашель в публике, он бросал в зал уничтожающие взгляды, а когда становилось невтерпёж, кричал: «Не знаю, слышите ли вы меня, но я-то вас отлично слышу!» И нарушители тишины буквально замирали от неожиданности.

Ещё более скандальным было происшествие с Вильгельмом Фуртвенглером, когда он в апреле 1939 года дирижировал фортепианным концертом во Франкфурте-на-Майне; играл оркестр Берлинской филармонии, солировал Эдвин Фишер. В отчёте одного из очевидцев говорится: «Захватывающий финал уже подходил к завершению, и сам Фуртвенглер в сильнейшем волнении посылал оркестру интенсивные импульсы, а весь зал был во власти высочайшего напряжения — как вдруг на галёрке с громким стуком захлопнулась дверь. Так был загублен катарсис после предельного музыкального напряжения, разрушено завершение концерта. Потрясённый и одновременно возмущённый Фуртвенглер отбросил в сторону дирижёрскую палочку и выбежал из зала. Оркестр замер без движения. В зале никто не решался пошевельнуться, пока, наконец, Эдвин Фишер с выражением муки на лице не поднялся со своего места и не ушёл за кулисы».

Современные дирижёры и пианисты, скорее всего, так поступать бы не стали. Но наверняка страшно обозлились бы и они, имея на то все основания. Ибо стук дверей и прочие подобные помехи они воспринимают как неуважение к своей работе. А что ещё важнее — это неуважение к музыке и к тем, кто пришёл её слушать. Поэтому мне совершенно понятно возмущение Фуртвенглера.

Возможно, нынешние музыканты имеют более толстую кожу и крепкие нервы, хотя и теперь у них достаточно поводов выйти из себя. К примеру, когда слушатель в одном из первых рядов не справится с усталостью и захрапит. Сон — прекрасная штука, но на концерте, к тому же сопровождаемый храпом, он производит фатальное действие, в первую очередь на музыкантов. Такие случаи отнюдь не обычное дело, но они иногда происходят, я это знаю по собственному опыту.

Наиболее частые помехи, вопреки всем просьбам и напоминаниям, — это звонки мобильных телефонов. Если владелец аппарата, сохраняя присутствие духа, быстро отключит его, это куда ни шло. Но когда, что случается гораздо чаще, прежде чем отключить весело трезвонящий телефон, люди долго ищут его в карманах или сумочке, настроение в зале может быть изрядно испорчено, причём на долгое время.

Иногда я пытался разрядить такие ситуации шутливыми замечаниями, как, например, на одном камерном концерте, который на минутку прервал, чтобы спросить у публики, что сказал бы о нашей игре господин Моцарт. Но так реагировать можно далеко не всегда. Когда играешь концерт для скрипки с оркестром, нужно постараться сохранить хладнокровие и не сорваться. Кроме того, остаётся надежда, что внимание и концентрация публики не совсем улетучились.

Но бывает, что в дело вступают так называемые высшие силы и наносят ущерб концерту, а то и вовсе срывают его. Может случиться многое, от выключения тока до забастовки технического персонала, не говоря уже о грозах, которые имеют обыкновение внезапно разражаться над открытыми концертными площадками.

Моему партнёру, пианисту Себастьяну Кнауэру, во время концерта в Театре на Елисейских полях в Париже, который напрямую транслировало французское радио, помешал играть испорченный кондиционер. Он так громко и подолгу трещал, что пришлось прервать концерт и трансляцию. Чтобы не заставлять публику полчаса сидеть перед умолкнувшим оркестром, Себастьян в одиночку мужественно вступил в соревнование с ревущим кондиционером, пока наконец не установилась тишина и возможность продолжить намеченную программу. Позже он рассказывал, что этот случай всё же стоил ему не таких нервов, как исполнение Четвёртого концерта для фортепиано Бетховена, когда в самом начале у него из-под рук уехал рояль, так как колёсики не были закреплены.

ГРОМЧЕ, ОРКЕСТР, ЕЩЁ ГРОМЧЕ

Музыка часто звучит некрасиво, если она непомерно шумлива.

В концертном зале с хорошей акустикой, о чём уже говорилось ранее, даже тишайший звук флейты доносится до самых верхних ярусов. А когда оркестр в полную силу играет кульминационный момент одной из симфоний Брукнера, то можно не беспокоиться, — музыку услышат на самых отдалённых местах. Могучей силы звуки заполняют зал, словно ты, сидя дома и не думая о соседях, на полную мощность включил музыкальный центр.

Это одна сторона медали.

Другая — действующее с 2008 года требование Европейского союза защиты труда. Оно гласит: новички в концертном зале, Мориц и Лена, вряд ли в это поверят, — что музыка тоже может быть шумом, наносящим вред здоровью. Не публики, а оркестрантов, чьи уши порой подвергаются воздействию такого шума, который можно сравнить с шумом отбойного молотка или реактивного самолёта.