Кит Гринберг - 8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон
На выходе из студии Пола уже поджидали репортеры. Маккартни физически устал от слез, но те упорно не высыхали. Жуя жвачку, он в пол уха слушал град вопросов.
— Я был просто потрясен, — раз в пятидесятый за день он описал свою реакцию. — Кошмарные вести.
Он заявил, что пришел на студию, потому что «не хотел сидеть дома».
— Почему? — спросили его.
— Настроения не было.
Репортер поинтересовался, когда Пол узнал об убийстве.
— С утра.
— С раннего утра?
— Да.
Б таких обстоятельствах неудивительно, что самая адекватная мысль, какую мог озвучить Пол, выглядела так:
— Хреново, да?
Он залез в лимузин, думая не о своей фразе, а о Джоне. И лишь когда по всему миру прогремели кадры, где он бурчит «хреново», до него дошло, как неудачно выбрано слово.
Пускай Пол навещал Джона в Дакоте, и они обсуждали возможность концерта «Битлз» в Центральном парке — публика ничего об этом не знала, и считала их врагами. Когда Пол вышел из студии, создалось впечатление, будто он с утра встал, узнал о смерти Леннона и спокойно поехал на работу. Фраза «не хотел сидеть дома» напомнила о пресс-конференции «Битлз», где Пол глумился, произнося исключительно трюизмы.
Жевание жвачки восприняли как равнодушие.
«Хреново, да?» — показалась издевкой над журналистами, ждущими прочувствованных речей.
То, что их коллегам уже досталась щедрая порция добрых слов о Джоне, ничего не значило. Во всех новостях, от Гонконга до Типперэри, звучало и цитировалось его «хреново». Хорошо, что он успел переговорить с Йоко; хотя бы семья Джона знала, что он чувствует. Но превратное мнение общественности о нем Пола не радовало. Впоследствии он приложил усилия, чтобы объяснить ход своих мыслей, упирая на то, что с уважением относился к Джону.
Но вечером 9 декабря Пол отказался давать дальнейшие интервью. Вместе с детьми он сидел перед телевизором, смотрел новости, и слезы бежали у него по лицу.
Перед Дакотой из лимузина вылез Джулиан Леннон. После отъезда Ринго к зданию стянули охрану, и фанаты уже не распускали руки. По дороге наверх подросток не сказал ни слова.
— Это кто? — раздался голос из толпы.
— Джулиан.
Когда он снова показался на улице, все вопросы стали излишни. Фанаты скандировали его имя, размахивая фотографиями отца, от которого он унаследовал внешность, музыкальный талант, и те же эмоциональные проблемы.
Вторую ночь подряд Брюс Спрингстин и «И Стрит Бэнд» выходили на сцену в Филадельфии. По этому поводу в группе вышел спор. Гитарист «Майами-Стив» Ван Зандт требовал в память Леннона отменить концерт. Брюс настаивал, что шоу должно продолжаться. Почему, он объяснил собравшейся аудитории:
— Это жестокий мир, нам регулярно приходится выносить такие вещи, которые вынести невозможно. Играть и петь нам сегодня непросто, но больше мы ничего поделать не можем.
Как и «Битлз», Спрингстин верил, что его группа несет ответственность перед фанатами, отстоявшими очередь за билетами, перекроившими все планы, чтобы попасть на концерт. Оставить их ни с чем он не может. Первым делом прозвучала лихорадочная версия его самой популярной песни «Born to Run», а в завершение концерта он исполнил собственную интерпретацию «Twist and Shout».
Чепмена отправили в психиатрическую лечебницу в Беллвью на месячное обследование. Первую ночь Марк провел один в четырехместной палате с зарешеченными окнами. Он выполнял все указания медработников.
— Это не беснующийся псих, — сказал представитель лечебницы газете «Нью-Йорк Пост». — За ночь ничего не случилось. Все выглядит более, чем нормально.
Тем не менее, каждые пятнадцать минут в окошко на массивной двери заглядывал охранник. С учетом истории Чепмена власти решили, что на случай суицида необходим круглосуточный надзор.
— Подоплека его поступка у нас заставляет быть очень осторожными, — сообщил представитель.
Естественно, поведение Чепмена уже изучали вдоль и поперек — пресса и общественность. Психологи выстраивались в очередь, чтобы выдать свою интерпретацию убийства: больной человек разыгрывает древний сценарий, где сын убивает отца, чтобы занять его место.
— Скорее всего он считал себя лидером «Битлз», — рассуждал один психотерапевт перед журналистом «Дейли Ньюс». — Наверное, этот парень сидел у себя в комнате, подыгрывал на гитаре песням «Битлз», представлял, что это он стоит на сцене стадиона Ши.
Вдохновившись примером собратьев из Нью-Йорка, поклонники Леннона из Лос-Анджелеса устроили всенощное бдение при свечах в Сенчури-Сити.
У мемориала Линкольна несколько сотен человек почтили его память минутой молчания. Б Цинциннати полторы тысячи оплакивали его на ветру под ледяным дождем. Чуть южнее, в Чаттанунге, Теннеси, преподобный Джесси Джексон собрал три тысячи преимущественно чернокожих фанатов на молебен.
«Тауэр Рекордз» из Сиэтла сообщили, что люди идут потоком и каждый покупает по два экземпляра «Double Fantasy». В Нью-Йорке «Кинг Кэрол Рекордз» на Таймс-сквер распродали все пластинки, где хоть как-то отметился Джон Леннон, а сотрудники «Геффен Рекордз» получили команду срочно допечатывать «Double Fantasy» — пришло больше миллиона заказов.
— Популярные альбомы расходятся штук по пятьдесят в сутки, но здесь творилось что-то невероятное, — изумлялся сотрудник «Кинг Кэрол». — Мы за день продали двести экземпляров последнего альбома Леннона.
В магазине «Дискомат III» на Бродвее за одиннадцать часов разошлось 275 пластинок «Double Fantasy».
— На моей памяти что-то подобное было только когда умер Элвис. Люди приходили в магазин в слезах, — сообщил менеджер Бил Кениг.
«Double Fantasy» станет самой продаваемой студийной записью Джона Леннона, и в 1981 году получит Грэмми за альбом года — с тиражом в три миллиона только в США. В конце 1980 года «(Just Like) Starting Over» станет синглом № 1 по стране, потеснив «Lady» Кении Роджерса. В Англии в течение месяца развернется беспрецедентная ситуация: три строчки в топ-5 займут синглы покойного «битла», «(Just Like) Starting Over», «Woman» и переиздание «Imagine».
Через два дня после убийства тело Джона Леннона тихо кремируют на кладбище Фернклифф в Хартсдейле, Нью-Йорк, чуть севернее Бронкса. Прах отдадут Йоко, которая, уважая презрительное отношение мужа к «культу мертвых музыкантов», спрячет его от глаз общественности.
Йоко попросила фанатов не присылать цветы в Дакоту, а лучше делать пожертвования в «Фонд духа», который чета основала в 1979 году, чтобы лично не разбирать потоки обращений нуждающихся. Их фонд поддерживал такие организации, как Гарлемский центр здоровой семьи, нью-йоркский общественный телеканал WNET, альтернативный радиоканал WBAI-FM, Армию спасения и Спортивную лигу полиции: одна из причин, почему любовь простых жителей Нью-Йорка к Джону и Йоко росла с каждым днем.
Но Йоко переживала за тех фанатов, кто слишком сильно любил Джона. За день до кремации в Бруксвилле, Флорида, Джин Костелло обнаружила в спальне тело шестнадцатилетней дочери, Колин. Девочка наглоталась таблеток. Колин страдала от ряда психологических проблем, но, по словам ее матери, «соломинкой, сломавшей верблюду спину», стала смерть Джона.
В Солт-Лейк-Сити тридцатилетний Майкл Крейг увидел репортаж об убийстве Джона и сказал другу: «Хочу со всем покончить». Потом он сунул пистолет в рот и спустил курок.
Йоко хотела бы оплакать Джона в уединении, но сообщения о самоубийствах так сильно ее расстроили, что она позвонила в «Дейли Ньюс» и сделала заявление для фанатов, умоляя их не поддаваться горю и унынию.
— Люди убивают себя, — сказала она надтреснутым голосом. — Присылают мне телеграммы со словами, что это конец эпохи и самого мира. Я очень переживаю… Подобный образ мыслей противоречит всему, во что мы с Джоном верили. Каждый должен найти в себе силы продолжать жить.
Глава 17
Светлеют печальные лица
Не прошло и суток, как адвокат Чепмена отказался вести дело. На следующий день после предъявления обвинения за Чепменом приехали в Беллвью. На него надели бронежилет и под охраной вывели на Первую авеню. Улица была перекрыта. У тротуара стояли два полицейских фургона и патрульные машины. В каком именно автомобиле поедет подозреваемый, держали в секрете во избежание покушения. Кортеж поехал в уголовный суд Манхеттена на экстренное заседание суда.
На входе в зал суда всех обыскивали, проверяли металлоискателями и требовали удостоверение личности — для 1980 года совершенно нехарактерный уровень безопасности. Адвокат Чепмена, Герберт Олдерберг, вошел в здание в окружении детективов из генеральной прокуратуры. Его взяли под охрану из-за шквала звонков с угрозами.
Стоя перед судьей Рейной Увиллер, Олдерберг заявил, что в случае оправдания Чепмена ему угрожают расправой над ним самим и его семьей. Поскольку задача адвоката — бороться за свободу клиента, страх за личную безопасность негативно сказывается на его способности защищать Чепмена.
