Дэниел Хоуп - Когда можно аплодировать? Путеводитель для любителей классической музыки
Я действительно внимательно слежу за ситуацией на рынке классической музыки, но всё же непосредственно перед выходом на сцену думаю совсем о другом. Через несколько минут мне предстоит играть скрипичный концерт Бетховена, одно из самых прекрасных и в то же время самых трудных сочинений в мире музыки. Я ещё раз прохожу начало первой фразы, моё вступление после великолепно сыгранного оркестром длинного вступления. Оно звучит просто, но при этом чертовски трудно точно войти в игру, как и при исполнении концерта Брамса, где оркестр тоже сначала играет один целых три минуты, прежде чем вступает солист. Ничего, успокаиваю я себя, кривая вывезет. Репетиции прошли как нельзя лучше, кроме того, я с детства отлично знаю этот концерт.
Я не перестаю удивляться тому, что легендарный скрипач Дино Франческатти играл перед публикой уже в пятилетнем возрасте, причём так убедительно, что все, кто в 1907 году присутствовал на концерте, были в полном восторге. Как такое могло быть? Или я вспоминаю о Яше Хейфеце, другом великом скрипаче, получившем свой первый большой приз в шесть лет, о Брониславе Губермане, дебютировавшем в семь лет, или Натане Мильштейне, впервые выступившем в десять. Неужели они и другие «великие львы», как их благоговейно называют, умели больше, чем их сегодняшние наследники, неужели они были лучше? Мне выпало огромное счастье застать в живых некоторых из этого старого поколения и даже играть с ними. Не только скрипачей, но и пианистов. Моё творческое взросление прошло в непосредственном общении с Иегуди Менухином, а с Менахемом Преслером и трио «Beaux Arts»{3} мы дали совместно больше четырёхсот концертов.
Для меня знакомство с этими артистами было своего рода прикосновением к источникам. Благодаря этим титанам у меня порой возникало впечатление, что я каким-то образом общаюсь и с теми композиторами, чьи произведения играю на скрипке. Например, Менухин был учеником Джордже Энеску, который разучивал концерт для скрипки непосредственно с самим его автором, то есть Брамсом, а Преслер в своём трио долгие годы играл со скрипачом Даниелем Гийе, который был близким другом Равеля. И когда мы беседовали и они рассказывали о себе, временами мне казалось, что прямо передо мной сидят Равель и Энеску, а чуть в отдалении — сам Брамс.
Эти встречи и впечатления меня необычайно обогащали. Благодаря им я получал бесценную информацию о людях, которые оказали существенное влияние на меня как солиста. Кроме того, я начал осознавать относительность теперешних звёздных культов. Истинные, непреходящие звёзды классической музыки для меня те, кто не только при жизни пользовался легендарной славой, но и после смерти остаётся в памяти людей как выдающиеся музыканты и замечательные личности. Величайшие мастера, о которых и сегодня говорят с благоговением, каждый со своим неповторимым звучанием, артикуляцией, фразировкой, темпом игры. Каждый имел свой фирменный знак, который делал его игру незабываемой. И каждого, слушая музыку по радио, сразу узнаёшь.
Похоже, поколение «великих львов» уже вымирает. Сегодня есть много фантастических музыкантов, демонстрирующих выдающееся техническое мастерство и наверняка имеющих что сказать, но когда я пытаюсь сравнивать их с Хейфецем, Менухином, Ойстрахом или Крейслером, с Рубинштейном, Горовицем или Преслером, меня одолевают сомнения. А что касается поколения моложе меня, то эти сомнения лишь усиливаются. Каким бы высоким ни был технический уровень, который сегодня дают в высших музыкальных училищах и консерваториях или который я недавно отметил, будучи членом жюри проводившегося в Брюсселе конкурса королевы Елизаветы, мне всё же кажется, что вдохновение, озарявшее великих старцев, вряд ли вернётся.
«ДЕТИ МОИ, СОЗДАВАЙТЕ НОВОЕ!»
Меня часто спрашивают, что, кроме технического совершенства и художественного содержания, нужно иметь солисту, чтобы добиться успеха. Мой ответ всегда один и тот же: любознательность, вдохновение и готовность рисковать. Не останавливаться и не удовлетворяться тем, что знаешь, а всегда искать новое, неизвестное, даже если ты не уверен, что это сразу окупится. Я убеждён, что инертность и боязнь риска неотвратимо ведут в тупик.
Музыку я иногда представляю себе в виде планеты, которая уже почти вся исследована, но на которой ещё можно сделать бесконечное множество открытий. В некоторых областях до сих пор ещё не ступала нога человека, это то, что на старых географических и морских картах обозначалось как «terra incognita», неведомая земля. Меня постоянно влекут к себе эти мало исследованные или совсем не исследованные области музыки. Меня интересует, что там можно найти, есть ли сокровища, которые только того и ждут, чтобы их откопали и подняли на поверхность. Может быть, найденное не будет похоже на Эльдорадо, но позволит обогатиться новым опытом, накопить побуждающие к творчеству впечатления, без которых невозможно двигаться вперёд. И я уверен, что многие слушатели разделяют моё любопытство и, подобно мне, испытывают желание время от времени переступать сложившиеся границы музыкальной деятельности.
Я отнюдь не собираюсь вычеркнуть из репертуара великие творения музыкальной истории; Моцарт, Бетховен, Шуберт, Брамс, Чайковский — эти и многие другие мастера составляют ядро, от которого никто не должен да и не может всерьёз отказываться. Но даже самые знаменитые композиторы являются авторами сочинений, о которых нам известно лишь очень немногое. Мне не по нраву исторически сложившиеся ограничения и отрицание возможности открытий.
Если классическая музыкальная деятельность будет представлять публике лишь давно известные произведения, да ещё и в неизменной форме, она и впрямь скоро станет уделом незначительного меньшинства, и только члены этой постепенно вымирающей общины будут посещать концерты. И виновата в том будет не музыка, — ведь она, как и прежде, полна жизни! Более глубокую причину следует искать в неспособности заново пробуждать к ней интерес. Часто упоминаемый «кризис классики» — это кризис не музыки, а фантазии и тех идей, что вдохновляют публику. Я люблю вспоминать знаменитое высказывание Рихарда Вагнера: «Дети мои, создавайте новое! Новое и только новое! Если будете держаться за старое, окажетесь в дьявольских лапах творческого бессилия и станете самыми что ни на есть убогими творцами!»
СТАВКА НА ОБКАТАННЫЙ РЕПЕРТУАР СЕБЯ НЕ ОПРАВДАЛА
Если концертные залы полупусты, нельзя продолжать делать то, что делалось прежде, нужно искать новые способы привлечения публики. И когда продажа компакт-дисков идёт медленнее, чем хотелось бы, надо не причитать, а спросить себя, почему так происходит и соответствует ли предложение спросу. Фирмы по выпуску компакт-дисков слишком долго делали ставку на обкатанный репертуар, а это означало для них только одно: снова и снова выпускать симфонии Бетховена и «Времена года» Вивальди, снова и снова записывать «Фигаро» и «Кармен», снова и снова издавать хиты из концертов и опер, доказавшие свою популярность и хорошо продающиеся. Один только Герберт фон Караян оставил после себя четыре полных записи девяти симфоний Бетховена и семь версий «Патетической» Чайковского. А количество пластинок и компакт-дисков с «Временами года» Вивальди могло бы войти в книгу рекордов Гиннеса.
Рынок буквально наводнён такой продукцией. И вот, когда стало ясно, что она остаётся лежать на полках, фирмы вспомнили о славном прошлом и обратились к былым звёздам. Они бросились обновлять забытые записи и спешно разыскивать интересные фрагменты, которыми можно было бы накормить голодную публику. Но обращение к архивам принесло лишь временный успех. Очень скоро спрос был удовлетворён, так как каждый любитель музыки уже имел в своём шкафу «непреходящие ценности классической музыки» и не собирался их дублировать, Но фирмы продолжали идти давно проторёнными путями, что, на мой взгляд, было серьёзной ошибкой.
СМЕЛЫЕ IDEPENDENT LABELS
Экспериментировать и предлагать малоизвестные сочинения осмеливались лишь небольшие фирмы, которых расплодилось теперь немало и которые довольно успешно развиваются. Когда я много лет тому назад хотел записать свой первый компакт-диск не с Брамсом или Чайковским, а захотел с Куртом Вайлем, Шнитке и Такемицу, многие только качали головой. Крупные фирмы моим предложением не заинтересовались. Мол, если амбициозный Дэниел Хоуп хочет дебютировать компакт-диском, пусть играет известную, всеми любимую музыку, а не режущие ухо опусы аутсайдеров.
У меня на этот счёт было другое мнение. Конечно, большие скрипичные концерты классиков и романтиков — это фундамент репертуара скрипачей. Но есть огромная разница между игрой в концертном зале и записью на CD, так сказать, для вечности. К двадцати годам я разучил много знаменитых скрипичных концертов, но при этом чувствовал, что ещё до них не дозрел. Когда я заглянул в каталог, меня потрясло не только огромное число записей, но прежде всего то, кем они сделаны. Менухин, Хейфец, Ойстрах, Буш, Шеринг Перльман, Цукерман, Муттер — почти бесконечный ряд величайших мастеров. И всегда с самыми лучшими оркестрами и легендарными дирижёрами. Я сказал себе, что мне, в отличие от скрипачей прошлого, быть может, всего раз в жизни удастся записать одно из великих произведений, поэтому не стоит торопиться делать это слишком рано.
