Сильвия Симмонс - Даже для Зигги слишком дико
Сама она не видела себя в новостях. Но мать — видела. И тут же влетела в спальню, визжа от ярости и обзывая дочку последними словами. Теперь о концерте можно было забыть: мать заперла ее в комнате.
Девочка плакала, выла, кричала, билась в судорогах… Мать ничего не проняло. Тогда она опустилась на колени и начала молиться. Поскольку иконы стояли между бесчисленными фотографиями Рекса, которыми были обклеены все стены ее крохотной комнатки, то не было понятно, кому она молится: Иисусу, Пречистой Деве или святому Рексу. От крика и слез лицо распухло и покраснело. Она увидела себя в зеркале — и зарыдала пуще прежнего. Опять кинулась к двери — молотила по ней кулаками и честила мать всеми грязными ругательствами, которые могла вспомнить. При этом щедро давала Мадонне совершенно неисполнимые обеты — типа вернуть себе девственность или обойти пешком планету по экватору. Только бы Пресвятая Дева тут же сразила ее мать молнией и открыла замок!.. Но Мадонна, сама мать, не пожелала откликнуться. Гром не грянул, дверь не открылась, и стены не пали. За окном просто стемнело. Выплакав все слезы, девочка сидела на постели и слушала, как в гостиной жизнерадостно лопочет телевизор. Самое время включить свет. Но она не могла доставить матери такое удовольствие. Она будет страдать в темноте, и пусть эта сволочь гадает, жива ее дочь или уже наложила на себя руки.
Было слышно, как мать прошла в кухню, хлопнула дверью холодильника, доставая свою первую за вечер бутылку пива. Тихие шаги остановились у ее двери, едва слышно щелкнул ключ в замке. Ей была дарована свобода перемещаться по квартире. Однако девочка даже не шелохнулась. Лежала деревянной колодой и старалась не слышать приторно сладкую песню по телику. Певец трогательно выводил что-то про любовь. Она не знала, от чего ее больше распирает — от любви или от ненависти. Просто ощущала себя… хуже некуда.
Постепенно она утратила чувство времени, все смешалось. Ее знобит, и всё тело в поту. Без света трудно понять, чудится ли ей, что комната полна людей, или она в комнате действительно не одна. Она вдруг узнает доктора, священника и собственную мать. Только ее мать ласково улыбается, полная тревоги и заботы. Девочка внезапно с удивлением замечает, что лежит на чем-то вроде резиновой простыни с желобками по углам и слышит звук текущей воды.
Жидкость истекает из ее тела. Из-под ногтей, из ранок от москитных укусов, из всех пор ее тела — от лба до лодыжек. Из нее льет потоками. Но всего больше фонтанирует не она сама, а крест-медальон на ее груди. Что-то липкое и вонючее катит по груди и животу, потом растекается по резиновой простыне и наконец уходит через покатые желоба куда-то вниз. Доктор с озабоченным видом щупает ее пульс, однако его пальцы утопают в желтом поту, выступающем из кожи ее запястья. Затем доктор с блаженной улыбкой поворачивается к священнику, который с блаженной улыбкой поворачивается к матери, которая с блаженной улыбкой поворачивается к бутылям, в которые стекает то, что извергает плоть ее дочери и волшебный крест на ее груди. Все трое созерцают девочку с почтительным восторгом — так смотрели на девочку фанатки под балконом отеля, когда струя мочи снизошла на ее голову. В комнате появляется еще много-много других людей. И все они возбужденно толпятся и ждут от нее доброго слова или чуда — излечения от болезни или сглаза. Пара молодоженов подходят к ней за благословением на долгую и счастливую супружескую жизнь.
Потом в коридоре случается переполох, и в дверях вдруг возникает сам Рекс. Его со всех сторон облепляют репортеры с фотоаппаратами и телекамерами — в ее огромную, необозримую спальню представители масс-медиа ввалились перед ее бесценным и вместе с ним. Гастрольный менеджер Рекса дико размахивает руками, отгоняя самых настырных. При этом он старается любезно улыбаться, чтобы не слишком сердить жизненно необходимых журналюг.
Поскольку Рекс хочет остаться с любимой наедине, папарацци нехотя удаляются. Менеджер отводит мать в сторонку и заговорщицки шепчет ей: «Вы, конечно, понимаете — Рекс имеет эксклюзивное право на все естественные отправления своего тела, но поскольку тут сложный случай, не вижу необходимости судиться. Мы можем прийти к взаимовыгодному компромиссу: доходы от затеваемой вами продажи этой целебной жидкости будем делить по справедливости — вам десять процентов, а нам — то, что останется».
Тем временем, нежась в лучах обожания, Рекс стоит у кровати, и его ширинка в упоительной близости от ее лица.
А в отеле Рексова пиарщица, очаровательно официальная с головы до ног и эффективная, как двигатель внутреннего сгорания, тараторит в трубку телефона на чей-то магнитофон:
— В данный момент и речи нет о судебном процессе против Рекса. Но если ему доведется предстать перед судом, линия нашей защиты элементарна: недержание мочи на почве стресса. Столько концертов подряд, сотни тысяч фанатов — ответственность огромная! Что и привело к временному параличу центральной нервной системы, результатом которого стала потеря контроля над собственным мочевым пузырем. Простите, что вы спросили? А, понятно. По оценкам экспертов, просмотревших видеофильм, мочи было примерно три с половиной унции. — Прикрыв ладонью телефонный микрофон, она спрашивает у гастрольного менеджера, только что зашедшего в комнату вместе с гитаристом группы: — Три с половиной унции — это сколько в метрической системе?
Гастрольный менеджер пожимает плечами.
— Без понятия.
— Примерно сто миллилитров, — небрежно роняет гитарист.
Пиарщица и менеджер смотрят на него с почтительным ужасом, словно он только что на их глазах решил теорему Ферма.
— Примерно сто миллилитров, — повторяет пиарщица в трубку.
Из окна ей видна толпа фанаток у входа. Задрав головы, они смотрят на заветный балкон.
Телефон звонит опять.
— Да, моча уже прошла химический анализ. Никаких противозаконных наркотиков не обнаружено. Да я вам лучше зачитаю: «Вода, неорганические соли, креатин, аммиак, мочевина…» Пожалуйста, всегда рада.
Следующий на очереди — парень из «Нью-Йорк пост». Просит откомментировать слухи, что анализ мочи обнаружил наличие СПИДа, и родители описанных собираются подать на Рекса в суд за попытку преднамеренного массового убийства. Пиарщица вздыхает и скороговоркой выдает именно столько хорошо закругленного текста, сколько нужно на два абзаца в солидной газете.
Затем звонок из Великобритании. Не желает ли Рекс со страниц «Сан» принести публичные извинения своим фанатам? Они готовы даже текстик извинения прислать по факсу. От Рекса нужно только согласие. Ему будет посвящен разворот. Большая фотография: Рекс, как какой-нибудь Муссолини, картинно высится на балконе над покорной обожающей толпой (правая рука удачно прикрывает вынутый член) Заголовок огромными буквами: «Большое приключение малой нужды». Врезка: «Отпетые рокмены — аргентинцам: мы ссым на ваш режим и вашу покорность!»
Пиарщица не успевает ничего ответить. Гитарист вырывает трубку из ее рук и кричит в микрофон:
— Ты, пидор своеобразный! Какие такие извинения ты удумал? Хочешь, чтоб мы милашками заделались? Хочешь, чтоб мы повинились и сказали: больше не делаем бяку и будем хорошими мальчиками?.. Рок-группы не для того рождаются, чтоб жить паиньками! Вы стоите на рогах, когда ваши политики курят травку или шляются по борделям. И правильно! Травка и бордели — не их профессия. А наша профессия — не быть как политики, не быть вежливыми и обходительными, не стараться нравиться всем двадцать четыре часа в сутки! Рокмен так задуман — чтоб от него народ ёжило и корёжило! Сраному времени — сраные музыканты!
Гитарист бросает трубку и, довольно усмехаясь, поворачивается к шокированной пиарщице, чтобы добить и ее:
— Кого тут надо насадить на лысого, чтобы принесли стаканчик?
Вся эта телефонная суета заканчивается тем, что пиарщица и гастрольный менеджер решают уломать Рекса выступить на пресс-конференции.
И вот пресс-конференция. Журналистов пускают с условием: без нашего особого разрешения вы не имеете права перепродавать услышанное и сфотографированное. Таким образом оставляют с носом тех поганцев, которые постоянно пишут о группе враждебно. Журналисты ворчат — львиная доля их доходов именно от перепродаж. Но деваться некуда.
Группа уже в зале — сидят молчком за столом. Журналисты их игнорируют: их интересует только Рекс. А тот, как всегда, опаздывает. Но пресса не осмеливается выразить возмущение. Терпеливо ждут.
И вдруг Рекс появляется — в сопровождении мрачных шкафов. На нем черные джинсы в обтяжку и тенниска с большим красным кругом на груди — совсем как дорожный знак, только перечеркнут крест в середине круга, а рядом слова: «Хватит мучеников!»
Хотя обычно Рекс немногословен, сегодня слова так и льются из него.
