Прислушайся к музыке, к звукам, к себе - Мишель Фейбер
А еще я наполняюсь радостью, когда слушаю – и даже напеваю – песню Эми Грант Better Than A Hallelujah, потому что эта непримиримая в прошлом христианка научилась добрее относиться к тем, кто не может уверовать, и нотки сострадания в ее голосе вселяют в меня веру в человечество.
И еще есть песня Джейми Грейс Heaven (Fix Things). Не знаю, можно ли тут сказать, что меня трогает именно сама песня, поскольку в моей голове она неотделима от видеоклипа, в котором ее исполняет под фонограмму сама Джейми. Грейс – невероятно одаренная христианская певица и автор песен. Ее эмоциональная открытость почти пугает. (Помимо прочего, у нее СДВГ и синдром Туретта.) Она очень любит Иисуса, но еще любит свою мать, которая больна какой-то хронической и, кажется, неизлечимой болезнью. Песня Heaven (Fix Things) – это искренняя попытка Джейми Грейс донести до слушателей свои чувства по поводу того, что Бог не хочет применить свое всемогущество и излечить ее маму.
В теории я – посторонний, и мне не должно быть никакого дела до этой ситуации. Я никогда не молил Бога что-то исправить. Вероятно, у нас с Джейми меньше общего, чем у двух случайно выбранных людей. И тем не менее я плачу. Как минимум у меня всегда увлажняются глаза.
На мой (затуманенный слезами) взгляд, этот видеоклип – один из самых сильных музыкальных клипов, которые мне доводилось видеть за последние пятьдесят лет. Грейс безупречно открывает рот под собственный предзаписанный вокал, но в нескольких моментах настолько поддается эмоциям, заставившим ее написать эту песню, что у нее перехватывает дыхание, и она не попадает в фонограмму. Видно, как она близка к тому, чтобы разразиться безудержными рыданиями. И пока она пытается прийти в себя, ее предзаписанный голос продолжает петь. Именно эти моменты бессильного молчания так трогают меня. Что влияет больше – музыка или вид расстроенной и уязвимой молодой девушки, которая вопреки всему надеется, что Бог поможет ее матери, – сказать трудно.
В 2020 году, когда я редактировал эту главу, мне ненадолго показалось, что я знаю ответ. Я нашел на YouTube видеоклип девушки, которая называет себя Калимун и занимается переводом любимых песен на амслен – американский жестовый язык. Наблюдая, как она работает над песней Джейми Грейс Heaven (Fix Things)[2], я вынужденно сосредотачиваюсь на другом лице, другом человеке, разрывая таким образом нейронную связь, которая возникла у меня в мозгу, когда я смотрел, как Джейми Грейс пытается сдержать слезы.
Однако то, что казалось мне объективной проверкой, проходит не по плану. Дело в том, что Калимун, как и Джейми Грейс, – молодая девушка, которая обращается к Иисусу за утешением в мире, полном страданий и расовых предрассудков. Ее жесты и мимика так же откровенны, эмоции так же выставлены напоказ. (Может быть, она делает это намеренно, чтобы доходчивее передавать смысл. Без сомнения, она хорошо изучила оригинальный клип и, вероятно, использует его как шаблон для собственного исполнения.)
И снова у меня увлажняются глаза (пусть и всего на мгновение), и я не могу понять, в какой степени мои эмоции вызваны музыкой, а в какой – видеоматериалом, в котором девушка катается на американских горках надежды и отчаяния.
°°°
Друзья рассказывают мне, что любая музыка, напоминающая им о раннем детстве, заставляет их плакать. Она может воскрешать в памяти какие-то особенно эмоциональные эпизоды, но не обязательно. Снова почувствовать себя трехлетним, шестилетним, тринадцатилетним – уже повод расплакаться. Того человека, которым вы были тогда, больше нет. Но его возвращают к жизни Петула Кларк, Вера Линн или какая-нибудь старая школьная песня.
Как я уже признался в главе «Сочувствую вашей утрте», меня музыка из детства совершенно не трогает. Самым ранним моим сентиментальным произведением стала, вероятно, композиция трубача Нини Россо Il Silenzio – сингл с частотой вращения сорок пять оборотов в минуту, чью картонную обложку с изображением двух блондинок-итальянок в розовых сорочках и пижамах я до сих пор очень живо помню. Откровенный китч для любителей китча.
А может, это был заключительный отрывок из кантаты Баха BWV 147 в исполнении нидерландской органистки Фейке Асмы – еще один сингл в скромной коллекции моих родителей. Любопытное напоминание о той исторической эпохе, когда классические произведения выходили в виде синглов с расширенным отверстием, пригодных для музыкальных автоматов. Но могу ли я подобрать к этому синглу другие эпитеты, помимо «любопытный»? Едва ли.
Учитывая мою семейную историю, можно было бы решить, что песня Рольфа Харриса Two Little Boys («Два маленьких мальчика»), которую я впервые услышал, когда мне было около девяти, могла бы стать для меня ностальгическим порталом в прошлое. Отнюдь. А как же песня Элтона Джона Daniel о пропавшем старшем брате, чьи «раны никогда не заживут»? Ее я услышал, когда мне было лет тринадцать. Снова нет. Если честно, она мне вообще не понравилась. Какая-то посредственная чушь, значительно уступающая Elderberry Wine с того же альбома, где по крайней мере можно услышать звуки горна.
Мне было под сорок, когда я впервые услышал A Proper Sort Of Gardener. Долго же мне пришлось ждать возможности прослезиться.
°°°
Для похорон моей жены я составил небольшой плейлист. Когда гости заняли свои места в часовне, зазвучала песня Dead Can Dance, которую Эва любила больше других, – Sanvean (I Am Your Shadow). После небольшой вступительной речи мы прослушали акустическую версию Six Months In A Leaky Boat в исполнении Тима Финна и Эдди Райнера. В заключение прозвучала до нелепости красивая композиция, которую сочинил специально для Эвы один из ее любимых музыкантов – Франко Баттиато. Эта композиция наполняла часовню, пока гроб выкатывали за занавес.
Ни под одну из этих песен я не плакал. Кто-то скажет, что я оцепенел от горя или изо всех сил сдерживал себя. Но это не так. Я оставался таким же эмоционально включенным, как и всегда. Но нейронные пути, которые задействуют мои слезные железы, немногочисленны, и ни одно из музыкальных произведений, звучавших на похоронах моей жены, как бы красивы они ни были, не затронуло этих путей. Думаю, я мог бы проиграть A Proper Sort Of Gardener, потому что Эва очень помогала мне в моих попытках стать достойным садовником. Но не уверен, что эта песня вообще была знакома моей жене, а на