Себастьян Даншен - Элвис Пресли: Реванш Юга
Другим его излюбленным местом был бар «Зеленая сова» на Мейн-стрит, где жили в обнимку пиво и музыка. «Мы иногда заглядывали в „Зеленую сову“, — подтверждает Баззи Форбесс. — Это был бар, куда ходили негры, Элвису он очень нравился. Народ толпился уже на тротуаре, и Элвис был очарован одним парнем, который часто играл там на странном инструменте — самодельном контрабасе, сварганенном из таза и рукоятки метлы, с одной струной».
Ничего удивительного, что Элвис так проникся блюзом. Блюз был языком тех, кто отвергал систему, выражением внутренних переживаний, которые певец облекал в словесную форму. Эта музыка одиночества затрагивала самую чувствительную струну в душе единственного сына, который никак не мог найти себе место в мире подростков, не похожих на него. Его первого продюсера Сэма Филлипса всегда поражала его почти трагическая ранимость: «Он изо всех сил старался не показывать этого, но всегда чувствовал себя ниже прочих. Как будто он негр; только неграм в те времена было свойственно такое чувство незащищенности».
Эта неловкость, порожденная ощущением принадлежности к низшей касте, скрывала от взора Элвиса обычные беды Юга, заставляя думать, что блюз и хиллбилли — две стороны одной медали, с наивностью и искренностью, трогавшей музыкантов, как черных, так и белых, которых он ждал после концертов, чтобы посоветоваться. Расизм ему был неведом, и он инстинктивно тянулся к самым универсальным художественным формам южной культуры. Госпел, бывший в чести в церквях «белой бедноты» и негритянского населения, в той форме, в какой он существовал в послевоенные годы, преодолевал линию раздела между людьми, придерживавшимися одной веры. Позднее пастор Мартин Лютер Кинг скажет с полным на то основанием, что утренние воскресные службы — час наивысшей сегрегации в Америке: в самом деле, общины молились по отдельности, певцы из обоих лагерей наблюдали Друг за другом и соперничали.
Контакты Элвиса с негритянским госпелом не ограничивались религиозными передачами на радио. Вместо того чтобы сидеть дома и слушать радио, Элвис иногда отправлялся со своим кузеном Джином Смитом в Вековую Африканскую методистскую епископальную церковь или шел с подружкой в баптистскую церковь Восточного Тригга, расположенную в самом центре мемфисского гетто, чтобы побывать на службе и послушать хор преподобного Брюстера: у его солистки Квин Кандис Андерсон был один из самых волнующих голосов в городе. «Элвис был заворожен их манерой пения, их духовной властью, — рассказывает его кузен. — Мы старались не шуметь, чтобы не обращать на себя внимание, так что ему не доводилось подпевать хору, но он все-таки настаивал, чтобы мы ходили туда по воскресеньям».
Одновременно Элвис был завсегдатаем Ночных песнопений в зале Эллис — большом концертном зале неподалеку от Кортс, где раз в месяц выступали лучшие белые ансамбли гос-пела со всей округи. Не имея возможности заплатить за вход, он нанимался продавать газировку или пробирался в зал со служебного входа. Его любимыми группами были «Стейт-смен» и «Братья Блэквуд», потому что в свои выступления они привносили возбуждение, позаимствованное у едва прикрытого эротизма афроамериканских групп типа «Соул Стеррерс». Когда солист «Стейтсмен» Джейк Хесс пускался в импровизации, возвышая голос до уровня стратосферы, традиционалисты скрипели зубами, видя в этом порочное влияние негритянской церкви, но женщины, присутствовавшие на концерте, впадали в транс. Более или менее осознанно Элвис видел в этих демонстрациях доказательство того, что мужественность настоящих мачо — не самый верный способ доводить женскую аудиторию до полуобморочного состояния, и учел этот урок в будущем. Не имея возможности выйти на сцену, он подпевал своим кумирам — к великому стыду своей подружки Реджис Вогэн, которая порой ходила с ним на эти концерты.
Девушка не первая усомнилась в вокальных данных Элвиса, которого уже раскритиковала мисс Марманн — его первая учительница музыки из школы Хьюмза. В Кортс мнения разделились: брюзги шумно вздыхали, завидев сынка Пресли со своей гитарой, другие рассчитывали на него, чтобы заполнить паузу между сменой пластинок на вечеринках, устраиваемых в подвалах для местной молодежи. Постепенно Элвис набирался храбрости. Как и многие другие подростки в стране, где больше развита солидарность, чем соцобеспечение, он участвовал в благотворительной программе в больнице под руководством общества «Чудаков»[3], и его друзья Баззи и Пол первыми удивились, когда однажды он предложил спеть больным, вместо того чтобы вести с ними разговоры. В этой ситуации Элвис отдал предпочтение сентиментальным балладам, а не блюзу, — не из страха шокировать аудиторию, а от недостатка уверенности в себе, решив, что ему не хватает данных, чтобы блеснуть в этом жанре.
Внешкольная деятельность Элвиса не ограничивалась социальной сферой. В таком квартале, как Кортс, большинство детей помогали родителям, начиная работать в относительно раннем возрасте. Элвису было четырнадцать, когда он впервые отправился стричь газон к соседям; в тот вечер он с нарочито расстроенным видом протянул отцу несколько монеток, а потом расхохотался и гордо предъявил заработанные им семь долларов. Годом позже он устроился официантом в ложу «Чудаков», потом получил в большом кинотеатре в центре города место капельдинера и работал там с перерывами несколько месяцев, пока его не выгнали за драку с одним из коллег, приревновавшим его к молоденькой сотруднице. Параллельно он попробовал свои силы в инструментальной мастерской, где краткое время работал его отец по приезде в Мемфис, но мастер заметил, что он скрыл свой настоящий возраст, и уволил его. Правда, Элвис успел заработать достаточно денег, чтобы купить родителям телевизор.
Эта реакция типична для тесных связей между тремя Пресли, которых стало четверо с тех пор, как в 1951 году Минни Мэй, мать Вернона, переселилась к ним. Изучая эти годы тощих коров, кажется, что они наперебой старались выказать свою преданность остальным. Все старые машины, которыми пользовалась семья, по очереди испустили дух, и Пресли обходились без них, пока в один весенний день 1952 года Вернон не явился в Кортс за рулем старенького «линкольна» и не протянул ключи Элвису, который получил права год назад и с тех самых пор мечтал об автомобиле. На самом деле машиной пользовались и отец, и сын, но именно ему она символически принадлежала, хотя его карманных денег никогда не хватало на то, чтобы наполнить бак бензином.
Финансовое равновесие Пресли было слишком неустойчивым, от малейшего толчка рушилось все здание. Так и произошло за несколько месяцев до того, как Вернону пришлось бросить работу из-за проблем со спиной. Набежали долги по плате за квартиру, и Глэдис решила снова найти работу. Она подыскала себе место санитарки в больнице Святого Иосифа, где и работала вплоть до того дня, когда городская социальная служба сообщила Пресли, что они теперь зарабатывают слишком много денег, чтобы оставаться в Кортс. Глэдис не была готова искать новое жилье и предпочла уйти с работы.
Проблема возникла снова осенью 1952 года, когда Америка, увязшая в войне в Корее, отдала предпочтение кандидату Эйзенхауэру. Элвис работал все лето на мебельной фабрике и как будто не собирался бросать эту работу с началом учебного года. Но после уроков в последнем классе и восьмичасового рабочего дня на заводе, где он заступал на смену уже после полудня, он едва держался на ногах от усталости и уволился по настоянию матери: «Это было слишком тяжело для него, он был изнурен, так что я попросила его уволиться и снова поступила на работу в больницу Святого Иосифа». Это решение ускорило события. На сей раз жилищные власти Мемфиса уведомили Пресли о выдворении из Кортс, откуда они выехали 7 января 1953 года. Трудный выбор после трех лет, проведенных в районе, где они успели пустить корни, но реалистичный, обусловленный сознанием того, что это единственный способ вырваться из порочного круга, в который их загнала социальная система.
Пресли не стали дожидаться истечения срока, назначенного властями, и съехали с бывшей квартиры. Чтобы где-то приткнуться, они сначала сняли двухкомнатную квартиру напротив школы Хьюмза, где Элвис заканчивал учебу. За жилье теперь приходилось платить на 10 долларов больше, чем в Кортс, но это было временно, пока не сыщется что-то получше. Случай подвернулся уже весной: семья нашла квартиру чуть поуютнее на первом этаже кирпичного дома под номером 462 на Алабама-авеню, рукой подать от Кортс. И снова 50 долларов ежемесячной квартплаты серьезно подорвали семейный бюджет, к тому же Пресли в этой тесной квартирке как будто вернулись на четыре года назад. Вернон и Глэдис спали в единственной спальне, Элвис с бабушкой делили гостиную: каждый вечер они ставили там раскладушку для бабушки, а Элвис ложился спать на кушетке рядом с пианино.
