Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
Сэр Питер (который по невозмутимости стоит выше всего остального человечества). Напротив, если вы навяжете человеку одно из таких громких имен, славу которого у него нет надежды затмить, вы раздавите его этой тяжестью. Представьте себе современного поэта по имени Джон Мильтон или Уильям Шекспир, – ведь он не осмелился бы напечатать даже сонета. Нет, имя следует выбирать, избегая крайностей: смешное, незначительное имя так же неудобно, как слишком громкое. Поэтому я приказал повесить вон там, на стене нашу семейную родословную. Рассмотрим ее повнимательнее: может быть, среди самих Чиллингли или их родственников найдется имя, достойное будущего главы нашего дома, не слишком легковесное, но и не слишком обременительное.
Сэр Питер подошел к изображению фамильного древа – красивому свитку пергамента, наверху которого был изображен фамильный герб Чиллингли. Он был прост, как все старинные гербы: три серебряные рыбы на лазурном поле и над ними голова сирены. Все столпились посмотреть на родословную, кроме Гордона, продолжавшего читать «Таймс».
– Я никогда не мог толком разобрать, какие это рыбы, – сказал преподобный Джон Столуорз. – Конечно, не щуки, как на гербе семейства Хотофт: у них прямо-таки устрашающий вид, способный испугать всех будущих Шекспиров!
– Мне думается, это лини, – промолвил мистер Майверс. – Линь – рыба, умеющая обеспечить себе безопасную жизнь благодаря тому, что она философски предпочитает скромное и незаметное существование в глубоких ямах и в иле.
Сэр Питер. Нет, Майверс, это елец – рыба, которая раз завелась в пруду, то уж никогда оттуда и не выведется. Вы можете выкачать воду, вы можете спустить ее. «Ну, – скажете вы, – теперь не будет ельца». Но как бы не так! Не успеете вы оглянуться, как ваш пруд уже снова кишит ельцом. Так что более подходящей эмблемы для нашего рода нельзя было и придумать. Сколько всяких политических волнений и революций произошло в Англии со времен Гептархии, а порода Чиллингли все та же и сидят они на том же месте. Их почему-то не разорило нашествие норманнов, они держали лены при Эвдо Сенешале так же спокойно, как и при короле Гарольде. Они не участвовали ни в крестовых походах, ни в войне Алой и Белой розы, ни в гражданской войне между Карлом Первым и парламентом. Как ельца не разлучить с водой, так и Чиллингли нельзя было оттащить от земли и землю – от Чиллингли. Может быть, я и неправ, но мне хотелось бы, чтобы новый Чиллингли был чуть меньше похож на ельца.
– Ах, – воскликнула мисс Маргарет, которая, взобравшись на стул, рассматривала родословную в лорнет, – я не вижу ни одного красивого имени, кроме Оливера!
Сэр Питер. Этот Чиллингли родился в эпоху протектората Оливера Кромвеля и назван так в его честь, равно как его отец, родившийся в царствование Иакова I, был окрещен Джеймсом[25]. Наши три рыбки всегда плыли по течению. Что ж, Оливер – имя неплохое, но оно имеет привкус радикальных доктрин.
Майверс. Я этого не думаю. Оливер Кромвель круто расправлялся с радикалами и их доктринами. Но лучше поищем имя, звучащее не так страшно и революционно.
– Нашел, нашел! – закричал пастор. – Вот потомок сэра Кенелма Дигби и Венеции Стэнли. Сэр Кенелм Дигби! Прекрасный образец мускульного христианства. Он умел сражаться так же хорошо, как и писать. Правда, немножко чудак, но настоящий джентльмен. Назовите мальчика Кенелмом.
– Прелестное имя, – сказала мисс Сибилла. – Оно дышит романтикой.
– Сэр Кенелм Чиллингли – что ж, звучит… как бы это сказать… внушительно, – согласилась мисс Маргарет.
– И имеет то преимущество, – заметил мистер Майверс, – что, хотя оно связано с представлением о человеке благородном и доблестном, – что должно вызвать у ребенка желание соревноваться со своим тезкой в этих качествах, оно в то же время не настолько знаменито, чтобы это соперничество было невозможно. Известно, что сэр Кенелм Дигби был образованный и благородный джентльмен, но если принять во внимание его глупые суеверия относительно порошков, благотворно действующих на нервную систему, и прочего, то, конечно, в наше время не нужно быть гением, чтобы стать с ним на одном уровне. Да, давайте остановимся на Кенелме. Сэр Питер все еще раздумывал.
– Конечно, – заговорил он после некоторого молчания, – конечно, память о Кенелме связана с довольно причудливыми поступками: например, его женитьба на прекрасной Венеции была, в сущности, необдуманным шагом. Я хотел бы, чтоб мой сын не слишком увлекался женской красотой, а женился на особе почтенной, достойного нрава и безукоризненного поведения.
Мисс Маргарет. Разумеется, на британской матроне!
Все три сестры (хором). Разумеется, разумеется!
– Но, – продолжал сэр Питер, – в сущности, я и сам не без чудачеств, и чудачества, в общем, вещь довольно невинная. А так как малютка не собирается жениться завтра, у нас еще будет время обсудить этот вопрос. Кенелм Дигби был человек, которым может гордиться самое почтенное семейство, и при этом, как ты сказала, Маргарет, Кенелм Чиллингли действительно звучит недурно. Прекрасно, назовем его Кенелмом Чиллингли!
Таким образом, мальчика окрестили Кенелмом, после чего его печальное личико еще более вытянулось.
Глава V
Прежде чем родственники разъехались, сэр Питер пригласил мистера Гордона в свою библиотеку.
– Кузен, – начал он самым любезным тоном, – я не осуждаю вас за отсутствие родственных чувств или даже обычного человеческого отношения к новорожденному.
– Вы меня не осуждаете, кузен Питер? Еще бы! По-моему, я выказываю вполне родственные чувства, насколько этого можно ожидать от меня, принимая во внимание обстоятельства.
– Я понимаю, – продолжал сэр Питер со своей обычной кротостью, – что после четырнадцати лет бездетного супружества появление у нас этого маленького создания должно было вас неприятно удивить. Но, если принять во внимание, что я намного моложе вас и нет оснований предполагать, что я непременно должен умереть раньше, последствия этой неожиданной перемены обстоятельств могут скорее отразиться на вашем сыне, чем на вас лично. И вот об этом-то я и собираюсь сказать вам несколько слов. Вам хорошо известно, что закон не разрешает мне отказать по завещанию что-либо из моих земельных владений вашему сыну, – все получает законный прямой наследник. Но я намерен с настоящего времени уделять для вашего сына некоторую долю моих доходов. Я люблю часть года проводить в Лондоне, но теперь я откажусь от лондонского дома и тем самым сокращу свои расходы. Если я доживу до таких лет, какие господь дарует человеку, возможно, мне удастся скопить для вашего сына порядочную сумму, что хоть отчасти вознаградит его.
Мистера Гордона это великодушное предложение вовсе не смягчило. Все же он ответил гораздо вежливее обычного:
– Мой сын будет вам очень обязан, если ему когда-нибудь придется воспользоваться вашим завещанием. – Помолчав, он добавил с веселой улыбкой: – Множество детей умирает, не достигнув двадцати одного года.
– Но я слыхал, что ваш сын вполне здоровый ребенок.
– Мой сын, кузен Питер? Я думал не о моем сыне, а о вашем. У ребенка слишком большая голова – меня не удивит, если у него откроется водянка. Я не хочу вас пугать, но он, конечно, может умереть очень скоро, и мало вероятно, чтобы леди Чиллингли подарила вам второго сына. Итак, простите меня, но я все-таки по-прежнему буду следить за тем, чтобы соблюдались мои права, и, как это ни прискорбно, все-таки не могу допустить, чтобы вы без моего ведома срубили в лесу хотя бы одно дерево.
– Глупости, Гордон! Как пожизненный владелец Эксмондема, я имею право вырубить хоть весь лес, кроме декоративных насаждений.
– Ну, не советую это делать, кузен! Я уже предупреждал вас, что в таком случае мне придется обратиться к помощи закона, хотя я, конечно, вовсе не желаю с вами ссориться. Права остаются правами, и я вынужден защищать их. Надеюсь, решение суда, каково бы оно ни было, не изменит наших с вами родственных и дружеских отношений. Но меня ждет экипаж – как бы не опоздать к поезду!
– Прощайте, Гордон. Пожмем друг другу руки.
– Пожмем руки? Ах да, конечно, конечно! Кстати: проезжая мимо сторожки привратника, я заметил, что она нуждается в основательном ремонте. Мне кажется, вы ответственны за исправное состояние строений. Прощайте!
«Вот толстокожая свинья! – подумал сэр Питер, когда его кузен ушел. Трудно справиться с обыкновенной свиньей, но со свиньей такого рода совсем уж не сладить. Тем не менее сын вовсе не должен страдать за прегрешения отца. Надо сейчас же решить, что мне удастся отложить для него. В конце концов Гордону, бедняге, не повезло! Надеюсь, он не вздумает действительно подать на меня в суд. Терпеть не могу судов. Червяк всегда извивается, особенно попав в паутину».
