Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских. Часть пятая
Пронскій скакалъ день и ночь, и очень скоро явился въ Пріютово. Онъ нашелъ Елисавету и Софью въ совершенномъ отчаяніи, и тѣмъ болѣе, что Вампировъ имѣлъ жестокосердіе еще разъ, настоятельно, повторить имъ, чтобы немедленно очистили ему домъ, далъ отсрочку только на однѣ сутки, и угрожалъ выгнать ихъ съ помощію Земскаго Суда, въ который подалъ уже объ этомъ просьбу.
Пріѣздъ Пронскаго оживилъ всѣхъ. Софья не стыдилась своей радости, и не находила нужнымъ скрывать ее. Тотчасъ все пошло иначе, и приняло другой видъ. Пронскій сообщилъ свое мнѣніе, что прежде всего должно заняться леченіемъ Катерины. "Всё другое," говорилъ онъ, "уладится и устроится въ свое время; но если дать болѣзни усилиться, то послѣ тяжело будетъ помочь." Онъ совѣтовалъ какъ, можно скорѣе, собираться въ Москву, тотчасъ самъ приступилъ къ нужнымъ распоряженіямъ, и послалъ въ городъ нанять лошадей. Въ карету Княгини Рамирской должно было помѣстить больную, съ прислугою; для дѣтей велѣно привезти старую карету Холмской, свою коляску Пронскій назначилъ для Софьи и Княгини Рамирской; самъ онъ хотѣлъ ѣхать въ тѣлегѣ. Между тѣмъ посланъ былъ отъ него нарочный въ Москву, съ письмомъ, къ мачихѣ, гдѣ Пронскій извѣщалъ ее обо всемъ подробно, и просилъ, чтобы она велѣла нанять домъ къ ихъ пріѣзду. Словомъ: Пронскій все придумалъ, и распорядился, какъ должно было, для успокоенія больной и сестеръ ея. Елисавета была въ восторгѣ отъ Пронскаго, не знала, какъ благодарить его. Она безпрестанно цѣловала Софью, и поздравляла, что Богъ соединяетъ ее съ такимъ милымъ и добрымъ человѣкомъ.
На другой-же день всѣ отправились въ путь. Большія хлопоты были Пронскому все уладить, положить больную въ карету, посадить дѣтей, которыя, кромѣ того, что были весьма избалованы, но притомъ никуда и никогда еще не ѣзжали, боялись сѣсть въ карету, начали плакать и кричать. Съ вольными нянюшками и женщинами были также большія затрудненія: одна жаловалась, что ей безпокойно будетъ сидѣть въ каретѣ; другая кричала, что ея поклажу не такъ помѣстили. Вездѣ должно было самому Пронскому посмотрѣть, уладить, уговорить, иной сказать ласковое слово, на другую прикрикнуть. Это былъ для Пронскаго еще первый опытъ того, каковы сборы и ѣзда съ женщинами и дѣтьми. Но все кое-какъ устроилось, и онъ, распорядителемъ и главнокомандующимъ всего кортежа, поѣхалъ сзади всѣхъ, въ тѣлегѣ своей.
Едва отъѣхали нѣсколько верстъ, какъ въ положеніи больной сдѣлалась совсѣмъ неожиданная перемѣна. Она была прежде въ безпрестанномъ изступленіи, звала къ себѣ мужа, кричала, что онъ невиненъ, что онъ не смертоубійца, и подъ темъ только предлогомъ согласилась сѣсть въ карету, что ее довезутъ къ нему. Но движеніе привело ее въ большую слабость; она, какъ будто опомнилась, спрашивала, куда они ѣдутъ; потомъ пришла въ совершенное изнеможеніе, такъ, что сидѣвшія съ нею въ каретѣ женщины велѣли остановиться, и кричали, что она умираетъ. Сестры, въ испугѣ, выскочили изъ коляски. Пронскій также къ нимъ присоединился. Катерина пришла наконецъ въ себя, и узнала всѣхъ. Слезы ея текли градомъ. "Друзья мои!" сказали она, "везите меня, и дѣлайте со мною, что хотите. Себя моихъ дѣтей и предаю вашему великодушію: я все потеряла"…. Рыданія помѣшали ей говорить; она упала въ обморокъ. Пока Софья и другіе хлопотали, чтобы привесть ее въ чувство, Елисавета обратилась къ Пронскому. "Что намъ дѣлать?" сказала она. "Что вы присовѣтуете? Вы нашъ Ангелъ-избавитель!" – Мы теперь недалеко отъ деревни вашей маменьки – отвѣчалъ Пронскій. – Тамъ дадимъ ей немного отдохнуть. Она, слава Богу, пришла въ себя. Слабость есть неизбѣжное слѣдствіе такой ужасной болѣзни; теперь большая надежда на ея выздоровленіе.
Потихоньку, кое-какъ доѣхали до деревни Холмской. Съ трудомъ выняли Катерину изъ кареты; слабость ея простиралась до такой степени, что она насилу могла говорить; однакожъ она была въ памяти. Ее положили въ постелю; сестры и Пронскій хлопотали около нея. – "Не безпокойтесь обо мнѣ, милые друзья мои" – сказала она, слабымъ голосомъ. – "Я чувствую, что мнѣ не долго жить, и объ одномъ прошу васъ – пошлите поскорѣе за священникомъ!" Сестры рыдали, стоя y постели ея. "Вы напрасно огорчаетесь. Богъ милостивъ: Онъ прекращаетъ мои страданія. Чтобы за жизнь моя была! Я потеряла все, что было для меня драгоцѣннѣйшаго въ мірѣ – и какимъ ужаснымъ образомъ!" Она вновь зарыдала. "О Боже! о Боже! какое тяжкое, тяжкое испытаніе!" Глаза ея вновь сдѣлались мутны, лицо побагровѣло; боялись, чтобы опять не возобновились припадки сумасшествія. "Мой мужъ смертоубійца! Мои дѣти!"… Она не могла продолжать далѣе; съ нею сдѣлался ужасный обморокъ, и всѣ думали, что она уже кончила жизнь. Едва могли привесть ее въ память. Между тѣмъ прибылъ Священникъ; Пронскій настаивалъ, чтобы поскорѣе исповѣдать и причастить больную.
Старичокъ духовникъ, который помнилъ, какъ еще родилась Катерина, подкрѣпилъ ее Христіанскими наставленіями и бесѣдою своею. Онъ вышелъ отъ нея съ заплаканными глазами. "Ей недолго жить; она проситъ, чтобы поскорѣе привели къ ней дѣтей – проститься съ ними и благословить ихъ; проситъ также и всѣхъ васъ къ себѣ," сказалъ духовникъ, и слезы градомъ полились изъ его глазъ. Софья и Елисавета, взявъ дѣтей, поспѣшили къ сестрѣ; но она желала, чтобы и Пронскій былъ призванъ.
Безъ слезъ, безъ отчаянія, но, какъ видно, бывъ подкрѣплена назидательною бесѣдою духовника, съ твердостію умирающей Христіанки, благословила Катерина дѣтей своихъ, желала, чтобы Пронскій съ Софьею подошли къ кровати ея, схватила ихъ за руки, и, обливаясь слезами, просила не оставить бѣдныхъ, несчастныхъ сиротъ, дѣтей ея. Она говорила, что съ твердымъ упованіемъ на милость Божію, и на ихъ великодушіе, умретъ спокойно. Это усиліе было уже послѣднее, и вскорѣ окончились ея страданія. Слезы и рыданія въ спальнѣ возвѣстили о смерти ея; тотчасъ слухъ объ этомъ распространился по всему дому. Повсюду слышны были плачъ и стонъ; съ Елисаветою сдѣлалось дурно; Софью насилу могли отвести отъ кровати умершей. Она все еще не вѣрила, чтобы существованіе сестры ея прекратилось. Пронскій, самъ заливаясь слезами, убѣждалъ ее быть разсудительною, не предаваться отчаянію, и вспомнить, какую священную обязанность приняла она на себя при послѣднемъ вздохѣ скончавшейся матери, обѣщая замѣнить несчастнымъ сиротамъ ея мѣсто, и что теперь, болѣе, чѣмъ когда-либо, должно ей вооружиться мужествомъ.
Софья послушалась его, перекрестила покойницу, хотѣла отойдти отъ ея кровати; но, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, упала безъ чувствъ на руки Пронскаго; ее вынесли въ другую комнату, и съ трудомъ привели въ память. Слезы облегчили ее.
"Я потеряла въ ней, не только сестру, но истиннаго друга, любимаго съ самой юности моей. Горесть моя извинительна" – сказала она Пронскому. – "Но, да будетъ святая воля Его!.. По разсудку, конечно, это еще милость Божія, что ея страданія кончились: жалѣть о ней самой не должно; но бѣдныя дѣти ея?"… – Богъ поможетъ исполнить обѣтъ, принятой нами предъ покойною ихъ матерью – отвѣчалъ Пронскій, цѣлуя руки Софьи. – Вы разсудительны и глубоко преданы Религіи: говорить вамъ обыкновенныхъ, утѣшительныхъ фразъ не надобно; мнѣ должно заняться теперь возстановленіемъ порядка и распоряженіями къ отданію послѣдняго долга покойницѣ. – Онъ тотчасъ отправилъ нарочныхъ, одного къ Алексѣю Холмскому, съ извѣстіемъ о смерти его сестры, a другаго въ Москву, къ мачихѣ, которой поручалъ дѣйствовать по внушенію разсудка и добраго ея сердца, при объявленіи матери о смерти Катерины.
Алексѣй, получивъ письмо Пронскаго, посовѣтовался съ тещею своею, что ему теперь дѣлать. "Огорчаться этимъ нѣчего" – отвѣчала она – "а, напротивъ, ты избавленъ теперь отъ заботъ и лишнихъ издержекъ, которыя потребовались бы отъ тебя для пособія раззоренной и ограбленной твоей сестрѣ. Я всегда была увѣрена, что этотъ безстыдный Аглаевъ погубитъ свое семейство; терпѣть я его не могла, и лицо y него было какое-то злодѣйское. Но вспомни, что покойница была родная сестра тебѣ. Притомъ-же, еще и въ присутствіи знатнаго и богатаго человѣка, который вступаетъ въ ваше ceмейство, тебѣ надобно сдѣлать хорошія похороны, чтобы всѣ говорили, какой ты добрый братъ, и какъ ты милостивъ къ своимъ роднымъ. На это денегъ жалѣть нѣчего." Любинька была призвана на совѣщаніе, и подтвердила то, что говорила мать ея. Холмскій тотчасъ отправился съ намѣреніемъ, показать себя хорошо, и блеснуть похоронами сестры отлично,
Онъ благодарилъ Пронскаго за хлопоты и безпокойство, и просилъ позволить ему, какъ родному брату, заняться приготовленіями къ похоронамъ. Тотчасъ послалъ онъ купить богатую парчу на покровъ; гробъ велѣлъ обить бархатомъ и обложить позументомъ; пригласилъ Архимандрита изъ ближняго монастыря, собралъ множество Священниковъ, выпросилъ y Сундукова пѣвчихъ его, послалъ пригласительные билеты къ сосѣдямъ, Словомъ: при всей скупости своей, Алексѣй употребилъ болѣе трехъ тысячъ рублей , самъ всѣмъ занимался, суетился, и хлопоталъ такъ, какъ будто на какомъ нибудь свадебномъ пиршествѣ. Всѣмъ извѣстно было, что онъ сестрѣ своей, когда она была жива, не дѣлалъ никакого пособія, и что очень кстати послѣ ея смерти вздумалъ онъ удивить всѣхъ пышными похоронами. Потихоньку говорили объ этомъ, и смѣялись надъ такимъ неумѣстнымъ тщеславіемъ; но въ глаза выхваляли его, и называли примѣрнымъ въ наше время роднымъ.
