Владимир Бенедиктов - Стихотворения (1884 г.)

Дионисий и Филоксен

Вступает – на диво и смех Сиракузам –Тиран Дионисий в служители музам:Он лиру хватает, он пишет стихи;Но музы не любят тиранов холодных, –Творит он лишь груды рапсодий негодных,Исполненных вялой, сухой чепухи.

Читает. В собранье все внемлют с боязнью.Зевать запретил он под смертною казнью,Лишь плакать дозволил, а те наконецЗевоту с таким напряженьем глотают,Что крупные слезы из глаз выступают,И, видя те слезы, доволен певец.

Вот, думает, тронул! – Окончилось чтенье.Кругом восклицанья, хвалы, одобренье:«Прекрасно!» – И новый служитель камен,Чтоб выслушать суд знатока просвещенный,Зовет – и приходит к нему вдохновенныйТворец дифирамбов, поэт – Филоксен.

«Я снова взлетел на парнасские высиИ создал поэму, – сказал Дионисий. –Прослушай – и мненья не скрой своего!»И вот – он читает. Тот выслушал строго:«Что? много ль красот и достоинств?» –«Не много».– «А! Ты недоволен. В темницу его!»Сказал. Отвели Филоксена в темницу,От взоров поэта сокрыли денницу,И долго томился несчастный. Но вотСвободу ему возвращают и сноваЗовут к Дионисию. «Слушай! ГотоваДругая поэма, – тут бездна красот».

И новой поэмы, достоинством бедной,Он слушает чтенье, измученный, бледный,Мутятся глаза его, хочется спать.Тот кончил. «Ну что? Хорошо ли» – Ни словаЕму Филоксен, – отвернулся суровоИ крикнул: «Эй! Стража! В темницу опять!»

Отзыв на вызов (тем же девицам)

Вдоль жизни проходя средь терний, я привыкСпокойно попирать колючую дорогу,Но чувствую в душе невольную тревогу,Когда вокруг меня колышется цветник,И девы юные – земные херувимы –В своих движениях легки, неуловимы,Живым подобием роскошного венкаСвиваются вокруг поэта-старика,И зыблющийся круг существ полуэфирныхЖдет песен от меня и свежих звуков лирных,А я, растерянный, смотрю, боясь дохнутьТлетворным холодом на их цветистый путь,Боюсь на их восторг – невинных душ одежду –Набросить невзначай угрюмой мысли тень,Мечту их подломить или измять надеждуИ сумраком задеть их восходящий день…Нет! Нет, не требуйте, цветущие созданья,От ослабелых струн могучего бряцанья!Всё поле жизни вам я скоро уступлю,А сам, как ветеран, уж утомленный битвой,Безмолвно, с тайною сердечною молитвой,Вас, дети, трепетной рукой благословлю.

Письмо Авдель-Кадера

В плену у французов – светило Алжира –Эмир знаменитый. Содержат эмираОни в Амбуазе, где замка стенаКрепка и надежна, – и пленник, донынеЛетавший на бурном коне по пустыне,Уныло глядит в амбразуру окна.

И вдруг под окном, как другая денница,Блестящая юной красою девицаНесется на белом арабском коне,И взор – коя-нур – этот пламенник мира –Девицею брошен в окно на эмира, –И вспыхнула дева, и рдеет в огне.

И завтра опять проезжает, и сноваВзглянула, краснеет. Не надобно слова, –Тут сердце открыто – смотри и читай!Упрямится конь, но с отвагою ловкойНаездница с поднятой гордо головкойЕго укрощает: эмир, замечай!

И смотрит он, смотрит, с улыбкой любуясь,Как милая скачет, картинно рисуясь;Блеснул в его взоре невольный привет,Замеченный ею… Как быстро и крутоОна повернула! – Такая минутаИ в сумраке плена для пленника – свет,

Сн сам уже ждет ее завтра, и взглядыКидает в окно, в ожиданье отрады,И светлым явленьем утешен опять;Но ревностью зоркой подмечена скороЦель выездов девы, – и строгость надзораСпешила немые свиданья прервать.

Эмир с этих пор в заключенье два годаНе мог ее видеть. Когда же свободаЕму возвратилась, узнал он потом,Кто та, кем бывал он так радуем, пленный,И в память ей перстень прислал драгоценныйС исполненным кроткого чувства письмом.

«Хвала тебе, – пишет он, – ангел прелестный!Аллах да хранит в тебе дар свой небесный –Святую невинность! – О ангел любви!Прими без смущенья привет иноверца!В очах твоих – небо, ночь – в области сердца.О, будь осторожна, в молитве живи!

О белая горлица! Бел, как лилея,Твой конь аравийский, но лик твой белее.Врага берегись: он и вкрадчив и тих,Но хищен и лют, хоть прикрашен любовью:Неопытной девы ползя к изголовью,Он девственных прелестей жаждет твоих.

Змий хочет подкрасться и перси младыеТвои опозорить: отталкивай змия,Доколе аллах не пошлет, как жену,Тебя с благодатью к супружеской сени!Прими этот перстень на память мгновений,Блеснувших мне радостью чистой в плену.

Пред хитрым соблазном, пред низким обманом –Сей перстень да будет тебе талисманом!Сама ль поколеблешься ты – и тогдаСкажи себе: «Нет! Быть хочу непреклонной.Нет, сердце, ты лжешь; пыл любви незаконной –Напиток позора и праздник стыда».

И буди – светило домашнего круга,Хранящая верность супругу супруга!Будь добрая матерь и чадам упрочьИ радость, и счастье! Когда не забудешьСвященного долга – жить в вечности будешь,Младая аллаха прекрасная дочь!»

Ребенку

Дитя! Твой милый, детский лепетИ сладость взгляда твоегоМеня кидают в жар и трепет –Я сам не знаю – отчего.Зачем, порывом нежной ласкиК земному ангелу влеком,Твои заплаканные глазкиЦелую жадно я тайком?Не знаю… Так ли? – Нет, я знаю:Сквозь ласку грешную моюПорой, мне кажется, ласкаюВ тебе я маменьку твою;Я, наклонясь к малютке дочке,Хочу схватить меж слезных струйНа этой пухлой детской щечкеДругой тут бывший поцелуй,Еще, быть может, неостылый…То поцелуй святой любвиТой жизнедательницы милой,Чья кровь, чья жизнь – в твоей крови;И вот, как божия росинкаНа листьях бледных и сухих,Твоя невинная слезинкаОсталась на губах моих.Дитя! Прости мне святотатство!Прости мне это воровство!Чужое краду я богатство,Чужое граблю торжество.

Благодарю

Благодарю. Когда ты так отрадноО чем-нибудь заводишь речь свою,В твои слова я вслушиваюсь жадноИ те слова бездонным сердцем пью.Слова, что ты так мило произносишь,Я, в стих вложив, полмира покорю,А ты мне их порою даром бросишь.Благодарю! Благодарю!

Поешь ли ты – при этих звуках млея,Забудусь я в раздумье на часок;Мне соловья заморского милееМалиновки домашней голосок, –И каждый звук ценю я, как находку,За каждый тон молитву я творю,За каждую серебряную ноткуБлагодарю – благодарю.

Под тишиной очей твоих лазурныхПорой хочу я сердцем отдохнуть,Забыть о днях мучительных и бурных…Но как бы мне себя не обмануть?Моя душа к тебе безумно рвется, –И если я себя не усмирю,То тут уж мне едва ль сказать придется«Благодарю, благодарю».

Но если б я твоим увлекся взоромИ поздний жар еще во мне возник,Ты на меня взгляни тогда с укором –И я уймусь, опомнюсь в тот же миг,И преклонюсь я к твоему подножью,Как старый грех, подползший к алтарю,И на меня сведешь ты милость божью.Благодарю! Благодарю!

Просьба

Ах, видит бог, как я тебя люблю,Ты ж каждый раз меня помучить рада,Пожалуйста – не мучь меня, молю,Пожалуйста – не мучь меня, – не надо!

Прими подчас и пошлый мой привет,Избитое, изношенное слово!Не хорошо? – Что ж делать? – Лучше нет.Старо? – Увы! Что ж в этом мире ново?

И сам я стар, и полон стариной,А всё теснюсь в сердечные страдальцы…Пожалуйста – не смейся надо мной!На глупости смотри мои сквозь пальцы!

Молчу ли я? – Махни рукою: пусть!Дай мне молчать и от меня не требуйМоих стихов читанья наизусть, –Забыл – клянусь Юпитером и Гебой!

Всё, всё забыл в присутствии твоем.Лишь на тебя я жадный взгляд мой брошу –Всё вмиг забыл, – и как я рад притом,Что с памяти свалил я эту ношу,

Весь этот груз! Мне стало так легко.Я в тот же миг юнею, обновляюсь…А всё еще осталось далекоДо юности… Зато я и смиряюсь.

Мои мечты… Я так умерен в них!Мне подари вниманья лишь немножко,Да пусть ко мне от щедрых ласк твоихПерепадет крупица, капля, крошка!

Я и не жду взаимности огня,Я в замыслах не так высокопарен!Терпи меня, переноси меня, –Бог знает как и то я благодарен!

Раздумье