Андрей Миронов и Я - Егорова Татьяна Николаевна

«Денег на дорогу осталось больше, чем сама дорога»;

«Пусть будет нашей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим»;

«Жизнь, как пьеса: не то важно, длинна ли она, а то – хорошо ли сыграна».

Дорогой Андрюша! Теперь я за одну ночь оказалась в новом, ХХI веке. И наша любовь, и наша книга тоже перешли этот порог в новый век, в новое тысячелетие. Милый мой! Ничего не изменилось. Ты мне так же снишься во сне. Я ощущаю тебя наяву. Я не знаю, что там у вас в посмертии, но я остро чувствую, когда тебе нужна моя помощь. И ты знаешь точно, когда помочь мне. Прошло столько лет, лет или времен, и ничего не изменилось – ты так же любим мной, я – любима тобой. Туманы, реки, небеса всегда несут весточку о тебе… За время разлуки мы стали ближе, роднее, нужнее. Скоро весна, твой день рождения, твой, как у нас на земле выражаются, юбилей. Тебе исполнится 60 лет. Ты что-нибудь споешь, будешь острить, расскажешь веселую историю и будешь заразительно смеяться. Распустятся цветы на земле, и я все их тебе дарю в твой день рождения. 8 марта 2001 года люди придут на то место, к тебе, и у оградки будет стоять кладбищенский поэт Потоцкий и опять прочтет:

Обнимаю, Андрюша. Бог даст, встретимся.

Таня.

Вместо постскриптума

В канун 60-летия А. А. Миронова «Комсомольская правда» напечатала отрывки из только что прочитанного вами «Письма Андрею» и интервью Е. Левиной с автором книги. Вот полный текст этого интервью, опубликованного в газете под названием «Когда дело касается Андрюши, я беспощадна»

Скандальная и дерзкая в своей откровенности книга Татьяны Егоровой «Андрей Миронов и я» вышла год назад и так шарахнула по авторитету нынешних заслуженных, и народных артистов, что казалось – быть шумной драке. Но публичных разборок не последовало.

Именитые актеры от обсуждения книги уклонились: кто-то ее «просто не читал», а кто-то «не читал специально». И вдруг снова бомба!

Вскоре выходит новое, значительно дополненное издание этой книги – и очередная порция подробностей и жареных фактов – Татьяна Егорова рассказывает, что произошло с ней и ее персонажами после выхода первого издания.

– Татьяна Николаевна, признаюсь, ваш первый дамский роман я читала взахлеб и от слез не удержалась. Но вот отрывки из «Письма Андрею» выглядят, по-моему, чисто женской местью и попыткой свести с бывшими коллегами старые счеты. Только зачем?

– Во-первых, это не дамский роман, поскольку «дам» в нашей стране нет. Их вывели в 1917 году. Во-вторых, по отрывкам – о целом не судят. В-третьих, это не «счеты» – это Гамбургский счет с людьми, которые сознательно уничтожали Андрея. Когда дело касается Андрюши, я беспощадна. В моей второй книге продолжается разговор и о театре, и о жизни, и об Андрее… Пишу о том, каким лицом ко мне повернулись «друзья» и близкие Андрея. И как испугались, что я отщипну от этого «каравая».

– Меня в вашем послесловии зацепил такой момент: «Дорогой Андрюша, мы с тобой опять вместе, опять шумим… Шумим, да как!» Это что, радость по запоздалой славе?

– Да нет, какая слава, она не мне, а Андрею была нужна. Мы шумели тогда, как пара влюбленных, о нас все время говорили, за нами следили, кто-то пытался эти отношения разрушить. Ах, как Вера Васильева (Цыпочка), актриса нашего театра, за нас переживала: «Таня, Андрей тебя любит больше, чем ты его». Это сейчас Вера Кузьминична меня не знает и не помнит. Не зря же я всегда твердила – не позволяйте Плучеку так с собой обращаться, дойдет и до вас. Дошло. Когда репетировали «Трехгрошовую оперу», Плучек за три дня до премьеры снял Васильеву и назначил другую актрису. По «индивидуальным» обстоятельствам, конечно. А Вера Кузьминична слегла в клинику с глубочайшим инсультом, она год ничего не помнила, лечилась. Может, поэтому у нее сейчас плохо с памятью.

– Своей книгой вы отхлестали по щекам многих…

– Я не собиралась никого хлестать. Я писала о событиях двадцатилетней давности. О торжестве любви над смертью. Это в одном письме мне написали: «Как же вы отхлестали всех своей любовью». Когда Марина Влади выпускала книгу о Высоцком, на нее в суд подавали, а Высоцкий – «гуляка и пьяница» – опять вышел на сцену жизни, и опять он им мешает жить, как и Андрей Миронов – «драчун и бабник».

– Книга вроде о любви, а получилась слишком жестокой…

– По-вашему, это получился «дамский жесткий роман», хотя я не написала и половины правды о тех людях, для которых Андрей был питательной средой, как для бактерий. Они использовали его. Андрей никому не мог отказать… Ему как-то прислали из зала апельсин и записку: «Андрюша, съешьте апельсин, вы плохо выглядите». А ему было просто некогда, Голубкина без конца мотала его за рубль по концертам. И только два человека просили: «Андрюша, остановись!» Это Александр Семенович Менакер и Таня Егорова.

– У Миронова совсем не было друзей ?

– Были. Игорь Кваша, например. И его жена Татьяна. У них всегда был гостеприимный дом, и Андрей очень любил там бывать.

– А как Игорь Кваша отнесся к вашей книге?

– Не очень хорошо отнесся. Я встретилась с ним на чужой территории, и он сказал что-то нелестное. Я его понимаю.

– Отношения с Машей Мироновой, дочерью Андрея и Екатерины Градовой, у вас после выхода книги тоже разладились ?

– С Машей-то, конечно. Она находится под влиянием людей, которые ее используют в своих целях. Я на нее совершенно не в обиде, она еще не понимает многого. Дети – модель родителей, когда Мария Владимировна была жива, она отдирала Машу от Катерины.

– А за что вы Ширвиндта так зацепили?

– Всегда про него говорили – хороший конферансье, остроумный, а теперь и этого нет. И не цепляла я его, просто написала правду, какая она есть. Видимо, в его душе есть «жила» – зависть, которая душит и отравляет. Но это его проблемы. А я ни к кому не испытываю зла. Уже пожилая Мария Владимировна все твердила: «Я этому припомню, и этому не забуду…» Спросила ее как-то: «Как можно в состоянии ненависти жить?» Марья ответила: «А вам просто лень».

– Получается, что и вы многим «припомнили». Вам безразлична их реакция?

– У вас все время лексикон прокурора – припомнили, свели счеты, зацепили. Я еще раз повторяю: я просто писала, и мне совершенно безразлична их реакция. Для меня они всего лишь персонажи. Единственный Плучек сейчас вызывает сожаление. А «зацепленный» Ширвиндт смекнул, форсировал события и сел в кресло главного режиссера. И вот не я, а он продолжает свою мстительную позицию – таков характер.

– После вашей книги я узнала совсем другого Андрея Миронова. Не только блестящего, успешного актера, но и настоящего, простите… мерзавца. Предал вас. Предал свою любовь. Слабый, безвольный человек…

– Это вы сказали. Это ваше личное мнение. У меня оно другое. Люди не ведают, что творят, и, простите, ваши характеристики просто хрестоматийны. Характер человека, и тем более особенного такого, как Андрей Миронов, – иррационален, противоречив, несбалансирован. Поэтому любовь – всегда жертва. И любить – значит понимать. Я понимала Андрея как могла.

– А ваша книга, она его не опустила ?

– У Ходасевича есть выражение: «Нас возвышающая правда». Да и в народе говорят: «Бог не в силе, а в правде». Другой судьбы у нас с Андреем быть не могло. Прожив десять лет с Марией Владимировной, я поняла ее характер. То все за ручку меня держала – «простите, простите». А с другой стороны, так и не изжила в себе эту ревность. Я ей говорю: «Мария Владимировна, у меня есть Андрюшины письма». А она с ревностью: «И у меня – тоже!»