История российского блокбастера. Кино, память и любовь к Родине - Стивен Норрис
В конце концов, если иметь в виду развитие интернета и коммуникаций на его пространствах, Россия является «нормальной страной»800.
Национальное самосознание и память после коммунизма
На протяжении первого десятилетия нового века российские исторические блокбастеры обращались к разному прошлому. В апреле 2008 года Олег Фомин вернулся к «России, которую мы потеряли» с фильмом «Господа офицеры: Спасти императора», где прослеживались судьбы группы белогвардейцев, пытавшихся удержать самодержавие после 1917 года. В феврале вышел фильм Андрея Малюкова «Мы из будущего» по сценарию Эдуарда Володарского, а летом – комедия Марюса Вайсберга «Гитлер капут!», добавившие красок в фильмографию войны. «Исчезнувшую империю» Карена Шахназарова, действие которого разворачивается в эпоху позднего социализма, многие критики восприняли как ответ директора «Мосфильма» на «Груз 200». Разнообразные фантастические фильмы, такие как «Русичи» Аделя Аль-Хадада и футуристическая «Новая земля» Александра Мельника (по сценарию Арифа Алиева), сталкивали прошлое и будущее, чтобы воссоздать национальную мифологию о происхождении и духовном возрождении нации. Как можно трактовать этот тренд? Как, вслед за Дондуреем, использование прошлого в целях госконтроля по социалистическому образцу? Или как сказал Драгунский, то есть как разнообразие символических репрезентаций русскости?
Может быть, разумнее всего вспомнить о дискуссии в редакции «Искусства кино», находясь в одном из магазинов сети «Союз». Мы увидим там на полках, как воображали и «упаковывали» прошлое разные авторы, а заодно и как историческая память становится товаром. В этот процесс коммодификации включаются потребители, распаковывающие DVD и по-своему понимающие их содержание.
Блокбастерный патриотизм, определивший лицо кинематографа нулевых, можно трактовать как продолжающийся процесс конструирования российского национального самосознания. В этом смысле широкий выбор фильмов, предлагаемых «Союзом», похож на à la carte menu национальной идентификации, где «настоящее творит прошлое по собственному подобию» и современные строители нации предлагают список символов прошлого, чтобы реконструировать современную национальную общность801.
Упаковка и распаковка прошлого, которые происходят, когда потребитель смотрит новые исторические блокбастеры в кинозале или покупает их на DVD, репрезентируют последнюю фазу процесса, служащего пространством соревнования и помогающего нам понять национальное самосознание и память нации. Как указывают Метт Йорт и Скотт Маккензи, фильмы «не просто репрезентируют или выражают незыблемые черты национальной культуры, но сами являются местом дебатов о главных принципах нации, ее целях, ее наследии и истории»802. Несмотря на то что кино стремится быть транснациональным, особенно если речь идет о голливудских блокбастерах в мультиплексе «Каро» или на прилавке сети «Союз», российское кино сегодня, восприняв эту тенденцию, переупаковалось в «наше». Экранные реконструкции прошлого, герои из прошлого, служащие образцами сегодня, визуализация ландшафта – короче говоря, топосы исторического блокбастера – послужили пространством дебатов о смыслах 1990‐х, советского опыта и российской истории.
Российские потребители могут выбирать из меню национального самосознания, предлагаемого новыми историческими фильмами. Русскость может репрезентироваться и усваиваться через сибирские леса, царских офицеров, старинные празднества типа Масленицы, дореволюционную Москву, героическую защиту Отечества, ландшафты и монастыри, церковную музыку, витальный «русский дух», традиции юродства, литературу XIX века, пейзажи Крайнего Севера, особые русские страдания, православие, древнюю историю, искусство, фольклор, избу, славянские обычаи, Смутное время, старчество, ностальгию по Новому году брежневской эпохи и саму эту эпоху, мужество и трезвый патриотизм, воплощенный службами безопасности. Это очень богатое меню национальных качеств, где старые качества тесно сплетаются с новыми803.
Процесс выбора из этого меню – а он начинается с производства и демонстрации исторической памяти и заканчивается потребителем – в нулевые годы обрел свой голос.
История российского блокбастера продвигается как бренд нового патриотизма и в то же время горячо обсуждается и часто критикуется. Сегодня Россия имеет возможность жить в условиях мультиисторизма, где прошлое проникает в настоящее804, хотя, по свидетельству обозревателей, значимые для них смыслы зрители находят в прошлом. Экранные репрезентации прошлого, доминировавшие в России нулевых годов, предложили россиянам меню памяти. Режиссеры, критики и зрители пытались найти определенное значение в каждом отдельном фильме или точно определить патриотическую культуру, которую он транслирует. Этим актом все они принимали участие в попытках заново определить суть нации в процессе исторического воспоминания.
По словам Джея Уинтера, эпоха видео, расширив архив исторического материала, ввела «новый фактор в конфигурацию истории и памяти». Интернет расширил его еще более радикально. Это расширение вовлекло в указанные процессы индивидуальные способы осмысления прошлого, а индивидам позволило фиксировать свои точки зрения на прошлое. То есть видеомагнитофон, DVD-проигрыватель и видеокамера сделали историю и память как никогда ранее разнородными. Чтобы не отделять историю от памяти, считает Уинтер, сегодня необходимо анализировать «историческое воспоминание»: именно оно обеспечивает набор способов, с помощью которых мы пытаемся придать значение нашему непростому прошлому». Разнообразные формы и практики исторических воспоминаний переплетаются с обрядовыми и семейными. В качестве примера Уинтер приводит публичный обмен мнениями о прошлом под впечатлением от фильма, спектакля, романа или музейной экспозиции. Тем самым мы вступаем именно в такого рода пространство объединения памяти и истории805.
Почти одновременное появление в России после 1991 года видеомагнитофонов, DVD-плееров, интернета, видеоигр и формата блокбастера способствовало радикальному изменению исторического воспоминания. Фильмы и их публичное обсуждение дают яркое представление о том, насколько взаимосвязаны, противоречивы и значимы история и память. Благодаря экранной репрезентации воссоздание истории и исторической памяти открыло новые пути осмысления и концептуализации значений прошлого.
Индивидуальная работа с прошлым и памятью выходит в общественное пространство, становясь коллективной деятельностью. Отсюда можно заключить, что исторические блокбастеры проложили зрителю одну из дорог, предлагавших выход из мрачной атмосферы 1990‐х, и предложили для осмысления обществу и индивидам выбор героев, а также эпизодов и фрагментов истории.
Прошлое помогло многим россиянам в более позитивном свете увидеть настоящее: по сравнению с травмами сталинизма или разрухой 1990‐х первое десятилетие нового века показалось годами стабильности.
В то же время «упаковывание» и последующее «распаковывание» исторической памяти не означает, что россияне мечтают о возвращении утраченного. Эти процессы указывают на то, что экранные репрезентации прошлого провоцируют острые дискуссии о нем, открывают его неожиданные значения и актуализируют написание истории806.
Новое российское патриотическое кино переформатировало проект советской памяти. Блокбастеры представили историю в формах противоречивого прошлого и перезагрузили его, предоставив зрителю самому разбираться
