Коллектив авторов - Дыхание камня: Мир фильмов Андрея Звягинцева
Этими вопросами Елена как бы запускает процесс идентификаций, который приводит к постепенному пересмотру своих отношений с мужем и видения своего места в жизни. То, что раньше казалось нормальным и обычным, теперь видится не совсем правильным.
Ситуация резко меняется в связи с болезнью Владимира и его решением составить завещание, где должна быть зафиксирована незыблемость новых установленных границ.
Когда Владимир декларирует свое решение, по которому все отойдет его дочери и лишь незначительная рента – Елене, его жене, и при этом окончательно отказывает в помощи внуку Елены Саше, эта новая ситуация катализирует уже запущенные механизмы по переосмыслению и переоценке существующих отношений.
Какая я? Какие мои дети? Какой мой муж? Какая его дочь? Как они воспринимают меня и моих детей? Как можно влиять на общее состояние дел? Эти вопросы не отпускают Елену. Она начинает по-новому ощущать и переживать неравенство, к которому раньше относилась спокойно. И если она продолжает как-то мириться с признанием превосходства Владимира над собой и своим сыном, то решительно не хочет признавать этого превосходства со стороны Екатерины. По мере развития событий она все более остро и глубоко переживает это несоответствие. Диалог с Владимиром красноречиво об этом свидетельствует:
Елена: Господи… Какое вы имеете право?
Владимир: Что?
Елена: Какое вы имеете право думать, что вы особенные? Почему? Почему? Только потому, что у вас больше денег и больше вещей? Все же может измениться.
Владимир: Не понял, что может измениться?
Елена: И последние станут первыми.
Рамки идентичности задаются внешними условиями, и Елена ищет и находит свой способ изменить эти условия. Жизнь Елены полностью подчинена тому порядку и тем правилам, которые были установлены Владимиром в соответствии с его видением оптимального варианта совместного проживания. Постепенно в сознании Елены начинает работать следующая логика: то, как Владимир (Другой) определяет меня, не есть правильное видение, не есть моя идентичность. То, как складывается общая ситуация на момент определения идентичности, не есть истина в конечной инстанции, окончательный пункт пути. Сегодняшнее состояние дел – лишь сигнал, призыв пересмотреть сложившиеся отношения и преодолеть сложившуюся модель. Необходимо искать выход из сложившейся ситуации, выход за пределы сложившейся конфигурации идентичности. Если потребуется, надо изменить обстоятельства, изменить все вокруг себя и таким образом изменить себя.
Эта логика возникает из критического анализа существующей ситуации. Усиливающийся критицизм суждений формирует потребность, а затем и необходимость переосмысления основ существующего порядка, незыблемости существующих границ.
Елена задается вопросами и ищет ответные решения. Количество безответных вопросов приводит к качественной переоценке взгляда на существующий порядок вещей, потребность выхода за пределы установленного порядка.
Ситуация с завещанием спружинивает время (адвокат придет уже завтра) и требует незамедлительности решений. Так формируется ситуация острого выбора.
Вполне возможно, что, если бы не эта особая ситуация, жизнь Елены продолжала протекать без видимых потрясений. Несмотря на возникающие вопросы, сомнения и определенное недовольство поведением Владимира, она бы действовала, опираясь на разум, стараясь не совершать ошибок. Однако вновь открывшиеся обстоятельства стали основанием для фактического пересмотра положения вещей.
Елена чувствует себя загнанной в угол. Оказавшись в ситуации “выбор без выбора”, она переходит к активному действию, которое направлено в конечном итоге на радикальное изменение положения вещей, на преобразование той реальности, которая ее теперь не устраивает, на то, чтобы максимально приблизить эту реальность к своим требованиям.
Такого рода повышенная активность жизненной позиции характерна для носителей метапродуктивной идентичности. “Если на стадии продуктивной идентичности личность ориентируется на то, как должно быть на самом деле, то на стадии метапродуктивной идентичности происходит осознание того, что никакого «на самом деле» нет. Есть лишь условия, при которых та или иная ситуация оказывается возможной и приемлемой для человека” (с. 21). Теперь уже не я приспосабливаюсь к той или иной реальности, но сама эта реальность подгоняется под мои представления и мои цели.
Идеальные конструкции по-прежнему существуют – некая суммарная конфигурация представлений о ценностях. Но она уже не влияет на мой выбор, мое поведение, мое отношение к Другому. Личность более не отождествляется с идеалом, но рассматривает его как некую необходимую абстракцию, обладающую относительными параметрами.
“Неотождествление с возвышенным объектом позволяет ориентироваться на конкретную ситуацию и самостоятельно принимать решения, полагаясь на собственный выбор” (с. 22). Да, есть общечеловеческие представления о добре и зле, есть христианские истины и заповеди, среди которых основная – “не убий”. “На стадии метапродуктивной идентичности любое знание и источник информации оценивается как относительное явление. На основе представлений об относительном характере знания субъект метапродуктивной идентичности решает сам, как ему поступать в той или иной ситуации” (с. 22).
Решать проблемы носитель метапродуктивной идентичности предпочитает за счет собственного выбора. Новая ситуация дает Елене возможность оценить сложившиеся отношения как в высшей степени несправедливые.
В конечном итоге эта цепочка реакций, вызванных изменением обстоятельств, остротой возникшей ситуации, и толкает Елену к тому выбору, который она делает, мотивирует ее на поступок, а именно – убийство мужа – как способ восстановить справедливость.
Елена решает принести Владимира (и в каком-то смысле себя) в жертву будущей социализации своих детей. С ее точки зрения, она должна поступить таким образом, чтобы повысить шанс выжить своим отпрыскам.
Елена – актант. Она переходит систему семантических границ, среди которых основополагающая граница – “не убий”. Тем самым она выводит себя по ту сторону законов и правил. Она решает создать свои законы и свои правила. Истина относительна. Бога нет. Если в реальности не хватает справедливости, она сама добавит ее в эту реальность. Приняв решение, Елена действует осознанно и жестко. Она последовательно устраняет все препятствия. При этом все методы оказываются хороши. Надо убить – убей. Надо обмануть – обмани. Надо скрыть – скрой. Надо солгать – солги. Надо при этом чувствовать себя хорошо – придумай оправдание своим поступкам. Если надо – придумай новую мораль. Ее идентичность прочна и не зависит от места, от соблюдаемых правил. Только она сама. Она сама создает свой мир – как ей кажется, справедливый мир для себя и своих детей. Она сама создает те новые условия жизни, которые на глазах превращаются в реальность. Она так хочет, и это вполне осознанное желание.
Структура фильма “Елена”, где доминируют асимволические коды, максимально приближена к реальности. Фильм создает точную и объемную модель настоящего. Все, что происходит на экране, узнаваемо и близко. Это почти твои соседи, твои знакомые, ты сам. Фильм, как точно наведенное и честное зеркало, отражает некое реальное обстояние дел. События фильма даны исключительно реалистично с минимальной условностью, действительность предъявлена в полноте.
Автор минимизирует свое присутствие. Логика высказывания определяется логикой происходящего, логикой самого послания. События развиваются по своим внутренним законам. Структура фильма такова, что зритель сквозь нее видит не условный авторский план, не умозрительную конструкцию, а реальность в ее истинном состоянии. Налицо самоограничение авторской инициативы. В каком-то смысле можно говорить о приближенности эстетики фильма к принципам “прозрачного стиля” Андре Базена, который на самом деле свидетельствует не об отсутствии стиля или отсутствии автора, но о том, что автор создает “такую эстетическую систему, которая существует, будучи невидимой”47. Сам Базен определяет этот стиль как “чистый”, “нейтральный”, “реалистичный” и в целом характеризует его как “идеальный”, то есть наиболее соответствующий природе и смыслу в кино. “Прозрачный стиль” как “нулевая точка отсчета”, идеальная система – “никакого кино”48.
Таким образом, первичная идентификация зрителя с экранным сообщением осуществляется в режиме “на экране – наша жизнь”. Зрителю не надо прилагать усилия, чтобы пробиться сквозь толщу выразительных средств и приемов, символов и метафор. Все, что он видит на экране, доступно прямому “считыванию”.
