От «Акиры» до «Ходячего замка». Как японская анимация перевернула мировой кинематограф - Сюзан Нейпир
Живость анимированных изображений также поддерживает динамичный темп фильма, который контрастирует с акцентом на пассивность и жертвенность в «Могиле светлячков». По общему признанию, в «Босоногом Гэне» есть элементы, которые созвучны интерпретации «жертвы». Фильм начинается с короткого кадра нападения на Перл-Харбор и умалчивает предыдущие десять лет войны в Китае. Кроме того, в англоязычной версии конкретно упоминается нападение на Перл-Харбор, а в японской версии просто указывается дата, 8 декабря 1941 года, и дается комментарий, что Япония «погрузилась» в войну с американцами и англичанами. За этим начальным изображением следуют названия исключительно японских городов, написанные ослепительно белыми буквами, оканчивающиеся зловещим словом Хиросима. Эта простая, но мощная вступительная последовательность кадров подчеркивает положение Японии и японцев как цели для совершения удара. Ужасающие сцены взрыва и его чудовищных последствий усиливают образ бессильных жертв, павших под ударами с неба.
Несмотря на эти примеры, повествование, темп и образы фильма отказываются поддерживать такую однотонную интерпретацию событий. В отличие от «Могилы светлячков», «Босоногий Гэн» переплетает моменты надежды и триумфа в своей темной пелене опустошения и отчаяния. Фильм начинается с яркой сцены, в которой Гэн, молодой главный герой, выходит посмотреть на пшеничные поля с отцом и младшим братом Синдзи. Мальчики смеются, когда отец заводит излюбленную проповедь о достоинствах пшеницы, восхваляя ее силу и выносливость, но и проповедь, и смех мальчиков – эффективные контрапункты мрачной обстановке военного времени.
Ощущение надежды выйти из череды невзгод подчеркивается тем фактом, что первые тридцать минут фильма посвящены семейной жизни Гэна до взрыва.
Повествовательный импульс в начальных сценах выражается скорее в сопротивлении, чем в согласии. В одной из сцен Гэн и Синдзи пытаются помочь своей семье, особенно беременной матери, украсть карпа из храмового пруда. Подобно пшенице, карп ассоциируется с надеждой и сопротивлением, когда он борется с похитителем[258]. Отчаянная борьба карпа и хаотичные выпрыгивания из воды в воздух составляют визуальный художественный троп движения вверх, который отражает психологическое состояние мальчика и его нежелание сдаваться.
Мальчики достают карпа, но их ловит на горячем один из храмовых священников. Эта сцена похожа на сцену из «Могилы светлячков», в которой Сэита пытается украсть овощи для своей голодающей сестры. Еда в фильмах о войне часто «становится признаком борьбы»[259] не только для поддержания здоровья, но и для человечества. В обоих случаях мальчики пытаются прокормить не только себя – они пытаются поддерживать человечное отношение перед лицом подавляющих внешних сил. Несмотря на схожесть, две сцены заканчиваются по-разному. В то время как Сэита рассыпается в извинениях, склоняет голову до земли и в конце концов оказывается в полицейском участке, Гэн и Синдзи входят в противостояние со священнослужителем и в конечном итоге убеждают его отдать им карпа.
В другой, явно политической сцене сопротивления отец Гэна яростно критикует ведение войны, говоря своим сыновьям, что правительство находится в руках безумцев, и указывая им, что «иногда требуется гораздо больше смелости, чтобы не бороться, чем чтобы драться». Хотя кажется маловероятным, что подобные настроения (несомненно, разделяемые некоторыми гражданами) публично выражались в период войны, слова отца помогают сохранить критический взгляд на военное вмешательство, которое привело к бомбардировке, и одновременно демонстрируют его нежелание находиться под давлением высших инстанций.
Тон активного сопротивления в начале фильма явственно контрастирует со сценами самой атомной бомбардировки. В то время как первая часть фильма снята в реалистичном стиле, настоящая бомбардировка Хиросимы представляет собой необычайно визуализированный эпизод сюрреалистического ужаса. День взрыва обозначен кадрами с календарем, а сцены с тикающими часами создают ощущение, что время и другие силы вышли из-под контроля семьи. Напряжение повествования нарастает, когда семья сначала укрывается во время воздушного налета, а затем снова появляется на улице и с облегчением понимает, что это была ложная тревога. Хотя эти действия основаны на исторических событиях, они также служат в качестве диегезиса и усиливают зловещую атмосферу, когда Гэн выходит на улицу играть. Периодически переходя к сценам с американцами в кабине «Энола Гэй», зритель смотрит на происходящее глазами Гэна, который наклоняется, чтобы поднять монету (таким образом, по-видимому, защищая себя от взрыва) в тот самый момент, когда сбрасывается атомная бомба.
В сцене, которую так эффективно можно было визуализировать только в анимации (из-за ее впечатляющего качества и необходимого масштаба, обеспечиваемого анимированным изображением), мы видим, как архитектура и жители Хиросимы становятся черно-белыми, освещенными сверхъестественным сиянием[260]. За этим сразу же следуют сцены трансмогрификации. Больше всего запоминается образ маленькой девочки, с которой играл Гэн. Она мгновенно превращается из «реалистичного» мультипликационного персонажа в проклятую душу из буддийской мифологии, «ходячее привидение», с горящими волосами и выпадающими глазами, а ее пальцы сливаются в ужасно вытянутые щупальца. На других коротких кадрах мы видим, как собака превращается в пылающее существо, а в серии изображений неонового цвета (контрастирующих с черно-белым в момент взрыва бомбы и с обычными пастельными цветами первой части фильма), зритель становится свидетелем того, как архитектура власти – замок «Хиросима» и управление по развитию промышленности в префектуре Хиросима – растворяется в пылающем кошмаре разваливающихся руин.
Описание атомной бомбардировки в «Босоногом Гэне» потрясает и ужасает, но повествовательная и визуальная структура фильма не позволяет этой сцене или ужасным последствиям взрыва окончательно подавить зрителя. Хотя в фильме содержится много страшных видов города и жителей после бомбежек, они перемежаются сценами и образами устремлений и надежды. Например, вскоре после взрыва Гэн бежит домой искать своих родителей. Он обнаруживает, что его отец, сестра и младший брат оказались в ловушке под горящей балкой, и не может найти способа спасти их. Однако эта сцена (возможно, самая трогательная во всем фильме) не скатывается в душераздирающую трагедию. Под мучительные крики брата и сестры отец призывает его «позаботиться о своей матери», настаивая на том, что Гэн теперь является главой семьи.
Эта форма трагедии, перемежающейся моментами решимости и надежды на будущее, продолжается до конца фильма. Гэн принимает роды у матери без какой-либо медицинской помощи, и ему даже удается найти работу, которая позволит ему покупать для младшей сестры молоко (хотя он с этим опаздывает, и она умирает от недоедания). В то время как смерть сестры в «Могиле светлячков» стала кульминационным моментом в нисходящей спирали, Гэну и его матери удается встать на ноги ради друг друга. Они даже берут к себе мальчика-сироту Рютаро, похожего на Синдзи, который помогает семье восстановится, окрепнуть и стать сильнее. В заключительной сцене фильма снова появляется изображение пшеницы,
