Алекс Громов - Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера
Но тем не менее она смогла быстро усвоить принципы нового визуального искусства, что помогло ей стать звездой еще немого кинематографа "золотых двадцатых" годов.
При этом у нее было не так уж много иллюзий, "золотые двадцатые" не казались ей райским временем, даже когда они миновали: "Я не понимаю, почему их так назвали. Как никогда раньше, да, впрочем, и потом в эти годы тесно переплелись блеск и нищета, подлинное и мнимое, безделье и напряженный труд, богатство и нужда, отчаяние и надежда, безумие и рассудок, духовное и бездушное. И есть почти все то, что появится позднее, после Второй мировой войны, лишь слегка подновленным: мини-юбки, ночные и стриптиз-клубы, наркотики, чарльстон, джаз… За исключением немногих действительно богатых, в "золотых двадцатых" не существует широкой зажиточной прослойки, напротив: миллионная армия безработных каждую неделю вырастает на десятки тысяч".
Но даже безработные готовы иной раз и на еде экономить, лишь бы погрузиться на час-другой в сладкое забытье темного кинозала и сияющего экрана. Поэтому развлекательные ленты идут в большинстве своем на ура. Политика пока еще не в моде, вернее, она считается занятием, подходящим лишь для профессиональных политиков, которые не только учиняют полемику в газетах и поливают грязью конкурентов на выборах, но и "посылают на улицы наэлектризованные военизированные отряды, чтобы придать своим аргументам в прямом смысле слова большую убойную силу: политические противники стреляют, режут или избивают друг друга. Ежедневно раненые и убитые…"
Тень национал-социализма уже нависала над Германией. А его все еще никто из образованных людей и богемы не воспринимал всерьез. Среди тех, кто блистал в берлинском обществе, Чехова отмечала "Колина Росса, известного писателя-путешественника, издателя Эрнста Ровольта, первую автогонщицу Берлина фройляйн фон Сименс, ее знаменитого коллегу Ханса Штука; я болтаю с "теннисным бароном" фон Краммом, выдающимся дирижером Вильгельмом Фуртвенглером, Томасом Манном и многими, многими другими. Политически все мы более или менее умеренны, по крайней мере за таковых себя выдаем…" Новомодные течения в искусстве от кубизма до дадаизма казались намного важнее политических тенденций. Гитлер представлялся большинству "всего лишь крикливым выскочкой, — как писала Чехова в мемуарах. — И я не воспринимаю всерьез "крикливого выскочку". О том, что через несколько лет он станет рейхсканцлером, а я буду бывать на его приемах, догадаться трудно. Если бы мне кто-нибудь напророчил такое, я бы высмеяла его…"
Намного больше ее интересовал в то время рейхсминистр иностранных дел Густав Штреземан, "дипломат старой школы, тонкий ценитель искусств, социалист по духу и на деле, но любезный и в личном общении обворожительный человек". Он расспрашивал Ольгу Чехову о России, говоря, что "Германия — "страна Центральной Европы" и Россия — "страна, где встречаются Европа и Азия" — не имеют права враждебно противостоять друг другу". Рейхсминистр помог Чеховой получить германский паспорт.
Но уже наступало время "крикливого выскочки". Гитлер звал немцев вернуться в фатерланд, и так получилось, что русская актриса стала своеобразным символом этого возвращения…
Государственная актриса
Инициатором знакомства Ольги Чеховой и фюрера был, по большинству свидетельств, Мартин Борман. Рейхсляйтер пообещал Гитлеру представить ему русскую актрису, но тот поначалу более чем скептически отнесся к такой перспективе — по его разумению, славянка, тем паче русская, никак не могла оказаться объектом, достойным внимания. Но Борман осуществил свое намерение. Гитлер восхитился стройной красавицей с фиалковыми глазами и предъявил своему сподвижнику новую претензию: "Ты обманываешь меня, Мартин. Русские бабы, насколько мне известно, толстые и скуластые. А эта — настоящая арийка!"
Впоследствии Василий Скоробогатов, которому во время службы в Берлине довелось лично видеть прославленную артистку, приведет в своей книге о коменданте Берзарине такие слова Чеховой, адресованные уже после войны наркому госбезопасности Меркулову: "Не хвастаюсь. Но от моих взглядов Адольф превращался в того простоватого ефрейтора его родного 16-го запасного баварского полка, среды обитания его окопной юности. Тогда связист Адольф Шикльгрубер получил Железный крест первого класса. В тот день конца мая 1941 года на нашем свидании я томно сказала Адольфу, что страшно тоскую по российской родне. В припадке нежности ему захотелось утешить мое чувство ностальгии. Сбиваясь, заговорил: "Дорогая, это произойдет очень, очень скоро". Он схватил мои руки и прижал к своей груди. Продолжил: "Мы разрешим проблему жизненного пространства для Германии не позднее 1943–1945 годов. А выступим в поход в четыре часа утра 22 июня. В воскресенье…""
Но до этого произошло еще множество самых разных событий. Ведь не только Гитлер стал рейхсканцлером, но и доктор Йозеф Геббельс — рейхсминистром народного просвещения и пропаганды. "Изменившиеся нравы этого Третьего рейха дают о себе знать необычным приглашением: в один прекрасный день мама сообщает мне на студию по телефону, что меня ждут во второй половине дня на приеме у господина министра пропаганды. Будет фюрер, он же рейхсканцлер. Мама, дама старинного воспитания до мозга костей, крайне возмущена: что за манера с утра по телефону приказывать даме прибыть по приглашению во второй половине дня?.."
Сама же Ольга, у которой приоритеты были выстроены уже чуть иначе, озадачилась не нарушением традиционного этикета, а проблемой, как совместить это повелительное приглашение, в котором явно было заметно пренебрежение к "установленному и дорогостоящему съемочному времени", с жестким графиком съемок и условиями контракта. "Обычно съемки идут с семи утра до семи вечера. У кого одновременно и спектакли в театре, должны прямо из павильона ехать в свою гримерную и освобождаются не раньше 23 часов".
Конечно, первой мыслью было — как уклониться от навязанного светско-официального мероприятия. Ольга рассказала о ситуации режиссеру, очень надеясь, что тот воскликнет что-то вроде: "Фрау Чехова, нам дорога каждая минута на площадке! Вы никуда не можете сегодня отлучиться!" Однако все оказалось совсем не так: "Продюсер, несомненно, предчувствует развитие событий гораздо лучше, нежели я… режиссер и руководство разрешают, распорядившись отснять меня раньше". Чутье не подвело продюсера — пройдут считанные месяцы, и всякое пожелание ведомства, возглавляемого Геббельсом, будет восприниматься творческими деятелями как приказ, обязательный к немедленному исполнению.
А пока, вспоминала Чехова, "доктора Геббельса мне описывают как человека, который "завоевал" Берлин для национал-социалистов, человека, без сомнения, с острым умом и способного пропагандиста, блестящего оратора. Итак, теперь он рейхсминистр народного просвещения и пропаганды, а его "вождь" Адольф Гитлер сделался рейхсканцлером — ненадолго, как уверяют. В этой раздробленной республике без республиканцев национально-консервативным кругам Гитлер нужен как "барабанщик", щит от возрастающей коммунистической угрозы. После того как он "отбарабанит" необходимое время, его снова уберут, так это представляет себе кое-кто…".
Съемки в тот знаменательный день завершились только к пяти часам пополудни. А вечером Ольге предстояло играть в театре, так что она неторопливо вышла со съемочной площадки, будучи уверена, что все же сумеет проигнорировать правительственный прием — поскольку теперь нужно хотя бы немного отдохнуть, разгримироваться, переодеться… "Дальше зайти в своих размышлениях я не успеваю: как только собираюсь покинуть студию, навстречу спешит надутый чиновник министерства пропаганды и везет меня как есть — непереодетой, в полуспортивном костюме — на Вильгельмштрассе". Видимо, тогда пресловутый полуспортивный костюм все же еще не был идентичен современному варианту "штаны + свитшот", хотя бы жакет имелся — раз актриса, чтобы "предстать на правительственном чаепитии не совсем уж "голой"", попросила остановить машину и купила розу в петлицу.
В здании министерства актрису встречает фрау Геббельс.
— Так поздно, фрау Чехова? — с упреком произносит она.
— Я приехала прямо с работы, фрау Геббельс, кроме того, меня известили по телефону только сегодня утром…
Магда Геббельс делает вид, что не расслышала.
И вот наконец происходит знаменательная встреча. "Перед помещением, в котором сервирован чай, стоит Гитлер в цивильном. Он тотчас же заговаривает о моем фильме "Пылающая граница", премьера которого состоялась только что. Я играю польскую революционерку. Гитлер осыпает меня комплиментами. Мое первое впечатление о нем: робкий, неловкий, хотя держит себя с дамами с австрийской любезностью; ничего "демонического", завораживающего или динамичного. Это впечатление разделяют многие, кто сталкивался с Гитлером в узком кругу. Поразительно, почти непостижимо его превращение из разглагольствующего зануды в фанатичного подстрекателя, когда он оказывается перед массами. Тут он воспламеняет тысячи, а позднее и миллионы".
