Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри - Перри Мэттью
Мы сняли пилотный эпизод. Он оказался настолько хорош, что выигрывал в сравнении с любыми другими «пилотами», которые я когда-либо видел. В нем была энергия, что редко встречается на телевидении. Фанатам он тоже понравился. В общем, интерес к новому сериалу был огромный. (После «Друзей» все мои шоу начинались с огромного интереса публики, который потом вдруг бесследно исчезал.) Второй эпизод «Студии 60» собрал буквально вдвое меньше людей, чем первый. Шоу никого не заинтересовало. И мне потребовались годы, чтобы понять, почему это произошло.
В сериале «Студия 60 на Сансет Стрип» был фатальный изъян, который не смогли исправить ни хороший сценарий, ни хорошая режиссура, ни хорошая игра актеров. В «Западном крыле» ставки были настолько высоки, насколько вы могли это себе представить: ядерная бомба нацелена на Огайо, разгребет ли президент это дерьмо? Люди в Огайо настраивались на подобное шоу только для того, чтобы точно узнать, что может случиться, если их на прощание попросят поцеловать собственные задницы ввиду приближения межконтинентальной баллистической ракеты.
Очень небольшая группа людей, включая меня, понимает, что для шоу-бизнеса правильно подобранная шутка — это вопрос жизни и смерти. Мы с ними странные, скрюченные люди. А вот жители города Кантон в штате Огайо, посмотревшие «Студию 60 на Сансет Стрип», наверное, подумали: «Это же просто шутка, почему после нее вы никак не можете успокоиться?» Конечно, наши шутки не выдерживали сравнения с шутками британской комик-группы «Монти Пайтон». Это они придумали шутку о писателе Эрнесте Скрибблере, который сочиняет самую смешную шутку в мире и тут же сам умирает от смеха. Шутка оказалась настолько смешной, что, переведенная на немецкий, убила множество нацистов. (Что интересно, британцы оказались невосприимчивы к переведенной шутке, потому что они не понимают по-немецки, а «настоящий немецкий» в убийственной шутке представляет собой тарабарщину.) А где бы могло найти своих преданных ценителей наше шоу? В Рокфеллер-центре? У дверей клуба Comedy Store на бульваре Сансет? Может быть. Но помимо этого нужно, чтобы основной замысел шоу, как говорится, дошел до последних рядов. Попытка пристроить «Западное крыло» к комедийному шоу не удалась и вряд ли когда-нибудь удастся.
На уровне конкретики я обнаружил, что рабочая обстановка на съемках сериала «Студия 60 на Сансет Стрип», меня разочаровывает — в отличие от той, что была на съемках «Друзей» и даже «Девяти ярдов». Аарон держал всех в ежовых рукавицах, и ему это нравилось до такой степени, что на съемочной площадке всегда находился специальный человек со сценарием, который следил за тем, чтобы, если в оригинале написано «он злится», а я или кто-то другой из актеров произносил это скороговоркой, «онзлится», всю сцену переснимали; все велено было играть именно так, как это было написано. (Я прозвал ассистента режиссера Ястребом; честно говоря, у нее была ужасная работа, ей приходилось все время не спускать глаз с кучи творческих типов, пытающихся вопреки указаниям играть на полную катушку.) К сожалению, иногда немного иное чтение строки было лучшим вариантом из всех, но все равно в фильм попадал не лучший вариант, а тот, который посчитали идеальным. В действительности система сценариста Аарона Соркина и режиссера Томми Шламми никогда не была ориентирована на актера. В силу этого речь чаще шла о правильном прочтении текста, как если бы это был Шекспир. Честно говоря, однажды я слышал, как кто-то на съемочной площадке так и сказал: «Это Шекспир».
У меня также был другой взгляд на творческий процесс в целом: я привык предлагать свои собственные идеи, но Аарон ни одну из них не принял. У меня были определенные мысли и по поводу сюжетной арки моего персонажа, но они, как оказалось, тоже не приветствовались. Проблема состояла в том, что я не просто говорящая голова. У меня есть мозги, в частности комедийные. Конечно, как писатель Аарон гораздо лучше меня, но в умении смешить он меня не опережает (правда, однажды он был столь любезен, что назвал «Друзей» своим любимым сериалом). А в шоу «Студия 60 на Сансет Стрип» я играл комедийного писателя. Мне казалось, что у меня есть несколько идей относительно того, как позабавить публику, Аарон на 100% из них сказал «нет». Конечно, это его право, и его не смущает, что именно так ему нравится управлять своим проектом. Просто меня это разочаровало. (Том Хэнкс рассказывал мне, что с ним Аарон поступил точно так же.)
Думаю, мне повезло, что я рано понял, что участие в успешном телешоу уже ничего не исправит. Шоу вышло из-под контроля руководства, «пилот» собрал крутые 13 миллионов зрителей, значительную часть рекламной аудитории и выглядел очень солидно. Отзывы прессы тоже были положительными. Еженедельник Variety писал: «Трудно не болеть за „Студию 60 на Сансет Стрип“, сериал, который сочетает в себе захватывающие диалоги Аарона Соркина и его готовность воплощать большие идеи с невероятным актерским составом». The Chicago Tribune пошла еще дальше, написав мне любовное письмо и сказав: «„Студия 60“ не просто хороша, у нее есть потенциал для того, чтобы стать классикой маленького экрана». Но проблема осталась: это было серьезное шоу о комедии и качественном телевидении, как будто эти две вещи были так же важны, как и мировая политика. Недавно я прочитал один очень поучительный критический отзыв о «Студии 60», опубликованный на ресурсе Onion’s A.V. Club. Его автор Нэйтан Рабин, написавший свою рецензию несколько лет тому назад, сразу после выхода шоу в эфир, согласен с тем, что пилотная версия — это отдельное произведение.
«Как и большая часть публики, я смотрел пилотный эпизод в состоянии лихорадочного ожидания премьеры вечером 18 сентября 2006 года. Когда эпизод закончился, мне, конечно, не терпелось узнать, что будет дальше. Несколько месяцев тому назад я его пересмотрел… На что я сильнее всего отреагировал при повторном просмотре, так это на ощущение бесконечных возможностей. „Студия 60“ могла пойти куда угодно, в этом сериале можно было делать что угодно. И это „что угодно“ можно было бы делать с самыми замечательными актерами последнего времени. Пилотный эпизод сериала „Студия 60“ и при втором просмотре все еще излучает свой потенциал, даже когда ты знаешь, что он был обречен на фатальную нереализованность».
Рабин также указывает на то, что шоу, вероятно, слишком серьезно относилось к самому себе (учитывая то обстоятельство, что, вообще-то, это должно было быть шоу о приколах) и что абсолютный контроль Соркина над этим шоу не оставлял ни глотка свежего воздуха ни для кого другого.
Высокомерие Аарона Соркина дошло до того, что он прописывал каждый эпизод. Да, штатные сценаристы то здесь, то там отмечались титрами «сюжет такого-то», но в итоге сериал «Студия 60» оказался шоу одного человека: в нем доминирует голос Соркина… В таком оригинальном и странном виде «Студия 60» продолжает существовать, но не как выдающееся произведение, а как эпическая, хотя иногда и забавная блажь.
Ну, и, конечно, изменились времена. Мы вышли в эфир со «Студией 60» как раз в то время, когда телевидение начало превращаться в животное совершенно другого вида. Концепция «свидания перед телевизором», в рамках которой были сняты «Друзья» или «Западное крыло», начала давать сбои. Теперь люди записывали шоу на видеомагнитофоны, чтобы спокойно посмотреть их позже, а это влияло на рейтинги. Они, в свою очередь, теперь стали относиться к истории шоу, а не к самому шоу, которое в остальном могло по-прежнему оставаться хорошим.
К концу первого (и единственного) сезона зрители стали демонстрировать склонность соглашаться с оценкой Рабина. Количество зрителей сократилось до четырех миллионов, и только 5 процентов телевизоров были постоянно настроены на это шоу.
Мы были обречены на неудачу.
Я особо не страдал от успехов и неудач — как я уже говорил, популярное телешоу не могло заполнить мою душу. Ее в любом случае должно было заполнить что-то другое.
* * *