От «Акиры» до «Ходячего замка». Как японская анимация перевернула мировой кинематограф - Сюзан Нейпир
Глава 5. Призраки и машины: Техническое тело
«Беззащитность человека коренится в развитии технологий. Еще ни разу стремительно развивающаяся наука не позволила нам передохнуть. От ходьбы к рикше, от рикши к экипажу, от экипажа к поезду, от поезда к автомобилю, отсюда к дирижаблю, дальше самолет и дальше, дальше – неважно, как далеко мы сможем зайти, наука не даст нам ни минуты отдыха».
Сосэки Нацумэ, The Wayfarer («Путник»)«Эта картина [трансформера] – человек сидит внутри машины, сжимая изо всех сил рычаги управления – есть воплощение японской технологической мечты».
Рон Таннер, Mr. Atomic, Mr. Mercury, and Chime Trooper: Japan’s Answer to the American Dream«Слияние с технологией… равносильно надеванию боевого костюма».
Клаудия Спрингер, Electronic ErosТела, изученные в предыдущих главах, были прочно связаны с понятием самоидентификации, варьирующемся от пугающе нестабильного до строго неизменного. Фиксированные типы мужского тела в порнографии предлагают отрицательный ответ на трансгрессивный потенциал, присущий телам женщин и подростков. Однако стремление к заключенному в какую-либо оболочку или бронированному телу не ограничивается порнографией. Мир научно-фантастического аниме, известного как жанр меха, обращается к теме помещения тела в оболочку, на этот раз в буквальном смысле в форме некоего технологического слияния. Как в случае с образом фаллического демона в порнографии, это «размещение» также может быть рассмотрено как «обладание силой». Здесь этот подтекст даже более очевиден, чем у демонов, так как зритель видит хрупкое человеческое тело, которое на глазах становится сильнее, сливаясь с технологической броней[128]. Огромное, с рельефными металлическими «мускулами», с разнообразным оружием, похожее на пародию на идеального мужчину[129], механическое тело явно воплощает в себе фантазии о силе, власти и совершенном технологическом развитии.
Однако такое обладание силой может стать палкой о двух концах. Хотя в большинстве обычных фильмов в жанре меха (наряду с некоторыми западными научно-фантастическими фильмами, такими как «Терминатор») предпочтение отдается телу робота или киборга, многие другие аниме представляют технологически защищенное тело с глубокой амбивалентностью. Эти аниме участвуют в так называемом «двойном видении»[130], которое ученый-фантаст Дж. П. Телотт приписывает многим западным научно-фантастическим фильмам (одновременное прославление технологии через ее главенствующее присутствие в повествовании и суровая критика ее разрушительного и бесчеловечного потенциала), но также многие работы в жанре меха фактически усиливают это двойное видение на более глубоком и мрачном уровне, настойчиво представляя слияние человека и технологии как событие неоднозначное. Зачастую негативный взгляд на технологии может удивить аудиторию, которая склонна думать о японцах как о мастерах технологической магии. Однако такой точки зрения давно придерживаются многие мыслители-японцы, такие как писатель Сосэки Нацумэ (цитата представлена выше) или поздние писатели, например Кобо Абэ, которые ярко описывают в своих романах цену технологий[131].
Механический жанр аниме продолжает эту традицию. Как самый распространенный из всех жанров аниме, меха изображает то, что Алессандро Гомараска называет «технологизированным телом», только с 1963 года, когда на японском телевидении прошла премьера «Астробоя». Это был не только первый японский мультсериал, но и первый из целой серии аниме с участием роботов с человеческими душами. В том же году в эфир вышел первый сериал о «гигантских роботах» – «Железный человек #28» (Tetsujin 28-go) по комиксу Мицутэру Ёкояма. «Железный человек #28» уже демонстрировал важные для жанра характеристики, но, в отличие от «Астробоя», здесь роботом управлял человек. По мере развития жанра человек и робот зачастую объединялись, при этом помещенный внутрь человек руководил мощным роботизированным телом.
В то время как образы в меха-аниме крайне технологичны и максимально сосредоточены на механизмах действия бронированного тела, само повествование удивительным образом фокусируется на переживаниях человека внутри механизмов.
Именно этот контраст между уязвимыми, эмоционально сложными молодыми людьми в зловеще безликих роботизированных телах или боевых костюмах и потрясающей силой, которой они владеют опосредованно, создает кульминацию во многих меха-драмах.
Три аниме, которые мы рассмотрим в этом разделе – два сериала OVA «Кризис каждый день» (Baburugamu kuraishisu, 1987) и его продолжение «Кризис каждый день: Крах!» (Baburugamu kurasshu, 1991), «Евангелион» и полнометражный фильм «Гайвер: Вне контроля» (Kyoushoku soukou gaiba: Kikaku Gaihin, 1986), – исследуют этот неоднозначный процесс телесно-технологического слияния с разной степенью скептицизма в отношении силы, которую дает боевой бронекостюм. Хотя все три произведения значительно отличаются друг от друга по тону и стилю (а также не похожи на другие, более оптимистичные работы в жанре меха, например «Гандам» или «Оргусс» (Choujikuu Seiki Ougasu, 1983), все они содержат некоторые общие для этого жанра механические образы, которые делают мрачный тон повествования особенно интересным.
В отличие от отверженных женских миров готики и оккультизма, которые отдавали предпочтение женским телам и их ужасающей способности поглощать мужчин в темные органические пространства, миры меха можно было бы рассматривать как стереотипно-мужские, поскольку они акцентируют внимание на жестких, напористых, направленных вовне властных действиях, выдвигая на передний план то, что исследователь Клаудия Спрингер называет «яростно маскулинной фигурой»[132]. Футуристическая обстановка меха, в обязательном порядке высокотехнологичная, и городская среда с небоскребами, лабораториями, лифтами, космическими станциями и огромными корпорациями с роботизированным оборудованием, порождают абстрактный мир технологий, который весьма далек от традиционной готической атмосферы аниме.
В отличие от готики и оккультной порнографии, повествовательные кульминации меха, хотя здесь события также сменяются очень быстро и часто сопровождаются пульсирующей музыкой, завершаются заключительным боем, а не сексом. Практически любое меха-повествование будет развиваться до длительной кульминационной битвы между огромными и мощными машинами, которые сокрушают, расчленяют и взрывают. Эти кульминации вызывают не столько страх, сколько, по словам Спрингер, «техноэротизм» – эйфорическое упоение властью, возбуждение и насилие, связанное с войной. И действительно, Клаус Тевеляйт провел разбор образов и приемов, используемых немецкими фрайкор (элитными войсками, созданными после Первой мировой войны), которые привели к появлению идеологии, где каждый молодой человек становился «машиной» одновременно для «войны и секса»[133]. Эта концепция подходит для описания многих столкновений в меха-аниме.
С этой точки зрения кажется уместным назвать меха консервативным жанром, имеющим связь с такими западными научно-фантастическими техно-нуарами или даже
