Как снять кино без денег - Арсений Михайлович Гончуков

А понял я сложную вещь, которую непросто понять, но еще труднее с ней смириться.

 Я понял, что автор сценария, который давно и крепко-накрепко сроднился с героем, попросту мешает родиться герою. «Сценарному» герою — родиться по-настоящему, в фильме. Я сопротивлялся рождению кино, я отказывался принять героя таким, каким его видит и воплощает актер. И я понял, что нужно покориться. И выпустить своего героя на свободу.

Кино рождается на свет трижды. Замысел и сценарий — первое рождение. Съемки — второе. В третий раз кино рождается на монтаже. И только тогда кино готово.

Сначала это невидимый замысел, точнее, видимый, но только сценаристу в его голове, как любой текст, будь то сценарий или роман.

 Сценарий — это основа кино, но сценарий еще не кино. Сценарий — это история, которая существует только в сознании автора. Съемка фильма — это воплощение, если хотите, материализация замысла, визуализация. То, что никогда не происходит в литературе, в кино, через режиссера, появляется на свет. Как совокупное видение режиссера, актеров, оператора. Это рождение сродни появлению высеченной статуи из каменной глыбы. Это важнейший акт, который отличает кино от его великой матери литературы.

В тот день у тира я понял, что делая с Робертом дубль за дублем, я судорожно держусь за тот образ, который я себе придумал и который разбивает Роберт, давая свою собственную трактовку героя. И так должно быть, и тебе повезло, если это происходит так! А не когда актер пытается слепо следовать сценарию, а на большее у него не хватает воли, фантазии, таланта. Я понял, что я держусь за образ, который есть только в моей голове, уничтожая творческую свободу актера.

 Я понял, что мне нужно переступить через себя, отпустить своего «сценарного», «головного» героя. Я понял, что мне нужно убить в себе сценариста, а как режиссеру — дать герою родиться. Пусть его возьмет за руку теперь уже актер, и поведет, и приведет к финальным титрам и аплодисментам зрителей.

Тогда я переступил через себя, и сдал, как крепость, своего героя, выпустив его на свет божий. И безумно рад, что тогда смог сделать этот кувырок над собой. Что я отступил со своей режиссерской волей на шаг назад. Отступил, отдал, осознал, что нужно дать свободу. Не стал (а мог бы!) останавливать, менять, гнуть свою линию, исправлять, пытаться продавить подобие своему сценарному герою, который был уже неактуален. Я сделал то, что Маяковский называл «наступить на горло собственной песне», я уступил живому процессу, забыл себя как автора, покорился воле кино и творческой воле другого человека. И таким образом спас фильм. Только потому, что вовремя одумался и уступил, я получил нужный результат.

 Главная мораль здесь в том, что так нужно работать не только с актером, а со всеми участниками кинопроцесса — с оператором, художником, даже продюсером. Уступать и давать развиваться творчеству других людей. Кино — не индивидуальное творчество, а коллективное. Да, режиссер главный. Но он объединяет внутри своего замысла сразу несколько энергий, и его энергия в этом клубке — ведущая, но не довлеющая. Режиссер ведет фильм, создавая его в сотворчестве. И это само по себе большое искусство.

Фильм — не мое эгоистическое создание, а общее дело. Нужно уметь отпускать свои идеи, чтобы их развивал актер, художник, оператор. Нельзя быть деспотом, нужно давать жизни жить, цвести и расцветать всеми красками коллективного творчества.

Я вернулся в тир, попросил ассистента забрать Роберта и вопреки всем правилам площадки поговорить с ним о чем-нибудь очень его занимающем, но не имеющем никакого отношения к съемочному процессу. Кажется, они минут сорок говорили про садоводство, и это меня спасло — Роберт напрочь забыл все судорожные правки, которые лихорадочно сочинял молодой режиссер, стараясь спасти своего выдуманного героя, между тем, как другой герой, гораздо сильнее сценарного, рождался вот тут, на наших глазах.

Мы снова стали делать дубли. И первый дубль был ровно таким, каким был самый первый, несколько часов назад, когда Роберт впервые зашел в кадр. Я увидел нового героя и внутренне согласился с ним.

 Роберт относился к той редкой и счастливой категории актеров, которые в силу своего актерского своеобразия сразу создают органичного и собственного героя, и если их править, можно только разрушить это своеобразие, и получить невнятную разобранную модель. Я понял это. И мой герой пошел. И больше я не одергивал его за рукав.

Впереди было много работы, дублей, тяжелых смен, актерских правок, вариантов, сотни и тысячи сомнений, решений и вновь сомнений. Но они были уже внутри того образа, который мы создали. Роберт — своей уникальной актерской харизмой. Я — прозрением того, что нужно сделать шаг назад.

 У меня получилось перепрыгнуть через себя. И этот случай стал огромным уроком для меня и как для творца, и как для человека. Творчество — живой организм. Не нужно ломиться в открытую дверь. Нужно отпустить себя и свой замысел. И живая жизнь пробьет себе дорогу.

Фильм «1210», мало кто в это верит, мы снимали ровно шесть дней. Шесть дней. Еще раз — 6 дней. Полнометражный фильм, который собрал наград ровно — по одной бронзовой статуэтке на каждый день. Нет, в это трудно поверить — полнометражный фильм в 73 минуты всего за шесть дней! Но факт остается фактом. Как мы это сделали, теперь даже мне трудно понять.

Выше мы заговорили о трех моментах рождения фильма, и про это необходимо договорить. Итак, на съемке из замысла сценариста рождается — тело фильма, которое мы представили, как статую.