Михаил Бейлькин - Секс в кино и литературе
Наши далёкие предки, судя по их окаменевшим останкам, насчитывающим почтенный возраст в 8 миллионов лет, обладали чертами, общими и для человека, и для обезьян. Речь идёт о строении их черепа, челюстей, об особенностях их скелета в целом. (Этому посвящены, в частности, книги Джохансона и Иди, а также Натана Эйдельмана). Именно в то далёкое время и произошло разделение наших общих предков. Часть из них осталась в лесах, продолжая жить на деревьях. Они эволюционировали в нынешних обезьян. Часть же оказалась вне привычных для них условий обитания, не в тропическом лесу, а в африканской саванне, в поймах рек и на берегах озёр. Они-то и стали предками людей.
Скелеты и черепа обитателей саванны, живших 5 миллионов лет тому назад, свидетельствуют о том, что они к тому времени научились ходить на двух ногах, пользоваться камнями и крупными костями животных при добыче пищи и при защите от хищников. Они ещё не были людьми. Учёные дали им имя австралопитеков («южные обезьяны»). Разумеется, прямохождение и прочие приспособительные механизмы были приобретены нашими предками в результате случайных мутаций и естественного отбора, а не во исполнение их собственных прогрессивных замыслов или воли творца.
Шли тысячелетия. Естественный отбор продолжал формировать многочисленные виды приматов. Приматы (от латинского слова, означающего «первые») — название высших млекопитающих, объединяющее человека и человекообразных обезьян. Окаменевшие останки предков людей находят не только в Африке, но и в нынешних Европе и Азии, куда они к тому времени пришли. Это были виды, представлявшие собой обезьянолюдей (именно так переводится термин «питекантроп» — «обезьяночеловек»).
В основе научных знаний о происхождении человека лежат не только археологические находки, но и наблюдения учёных за первобытными племенами, обитающими в наше время. Правда, современным людям, даже если они ещё не вышли из каменного века в силу своей изоляции, живётся неизмеримо легче, чем их пращурам. В саванне и по берегам водоёмов наши предки были беззащитны перед многочисленными врагами. Опасность представляли не только быстрые и сильные хищники из семейства кошачьих (львы и саблезубые тигры). В гораздо большем количестве, чем в пасти хищников, наши предки гибли под ударами своих близких «родственников», высших приматов. «Кандидаты в люди» были самыми смертельными врагами друг для друга, поскольку были умны и вооружены крупными трубчатыми костями, дубинками и камнями. А таких кандидатов было немало. В ходе естественного отбора, продолжавшегося миллионы лет, природа непрерывно экспериментировала над приматами. Одни из них в ходе эволюции стали крупнее и сильнее своих родственников из близких видов. Казалось бы, уж они-то могут дать отпор любому врагу. Недаром учёные, обнаружившие их останки, назвали их гигантопитеками («гигантскими обезьянами»). Это была, однако, тупиковая ветвь эволюции, истреблённая более смышлёными и коварными обезьянолюдьми.
Перед нашими предками стояла сложная задача выживания. Самым выгодным направлением в приспособлении приматов было их «поумнение». Но для того, чтобы выжить и стать доминирующим видом, этого было мало. Творческой лаборатории природы надо было решить, казалось бы, неразрешимую задачу: создать вид, представители которого не просто были бы умнее своих ближайших родственников-приматов, но превосходили бы их способностью обуздывать собственные агрессивные инстинкты, направленные на соплеменников, а также умением подчинять свои интересы интересам стаи ради совместного выживания. Подобной эволюции наших предков мешал характер их сексуальности, унаследованный ими от животных предков. Ведь, как и в стаде животных, мужские половые гормоны делали их агрессивными и склонными к половому поисковому поведению. Самый сильный самец стада (увы, он всё ещё был самцом, наш далёкий пращур!) терроризировал остальных прамужчин, не давая им спариваться с самками. Из-за этих распрей стая не могла быть достаточно крупной, чтобы дать отпор врагам.
Главное препятствие, стоящее на пути наших предков в люди, — сочетание агрессивности с поисковым инстинктом, удалось преодолеть с приобретением нового для приматов качества — мужской избирательности. Это стало возможным, когда в ходе эволюции изменился характер сексуальности предков людей. Именно на этой ступени развития они получили способность к максимальному подкреплению полового инстинкта чувством удовольствия, что привело к возникновению оргазма, неизвестному ни одному виду животных. Эйфория, сопровождающая оргазм, тем полнее и острее, чем избирательнее половое влечение. Став доминантным, влечение к одной-единственной избраннице лишало мужчину интереса ко всем остальным представительницам женского пола. Потребность же служить интересам собственной избранницы стало альтруистической мотивацией: любовь подавляет эгоистические инстинкты. Иными словами, любовь — сочетание избирательного влечения и альтруистической мотивации. Удовольствие и душевный подъём, связанный с влюблённостью, усиливаются при совершении альтруистических поступков, дарящих радость любимому человеку. Эти качества: альтруизм и избирательность — главные атрибуты любви, те признаки, которые позволяют отличить настоящую любовь от тысячи подделок под неё. Любящий не нанесёт ущерба любимому человеку, а, тем более, не убьёт его.
С появлением мужской избирательности появилась возможность сплочения первобытной стаи, её превращения в племя.
Неандерталец — подвид того самого «Человека разумного», к которому относимся и мы, современные люди (что, впрочем, признают не все учёные). Появившись на земле более 500 тысяч лет тому назад, он достиг полного владычества среди остальных животных. Выйдя из Африки, он заселил Европу и Азию. Неандертальцы научились строить жилища и шить одежду, искусно охотиться на крупных животных (тем самым, положив начало их истреблению). Они порой обеспечивали защиту покалеченных соплеменников, о чём свидетельствуют обнаруженные останки особей, долго ещё живших после полученного ими увечья. Имея мозг такого же объёма (хотя и отличающийся по форме), что и современный человек, неандерталец владел речью, обладал зачатками религиозных представлений, хоронил покойников. Словом, он был достаточно умён. Внешне это был мощный коренастый субъект с низким лбом и крупными надбровными дугами. При встрече в современном общественном транспорте, любой принял бы его за человека, хотя и не вполне обычного.
Умел ли неандерталец любить? Вряд ли. Любовь «изобрёл» кроманьонец.
Кроманьонец появился около 50 тысяч лет тому назад (а по некоторым находкам, намного раньше этого срока) в Африке. Биологически это был современный человек с округлым черепом и большими лобными долями коры головного мозга. В отличие от своего собрата-неандертальца он изобрёл искусство, стал расписывать стены пещер сценами охоты и изображениями животных, вырезать фигурки из кости, высекать из камня скульптуры, украшать одежду бисером. Главное же, он превзошёл неандертальца своей способностью к альтруизму и коллективизму. Кроманьонцы оберегали стариков, сделав их хранителями мудрости, они обожествили альтруистические принципы поведения, получая мощный гедонистический (основанный на чувстве удовольствия) стимул от их реализации. Они же положили начало культам, связанным с сексуальной магией, что способствовало возникновению искусства секса; они обожествляли любовь. Неандерталец, который был не глупее кроманьонца, уступал ему во всём этом, как психопат уступает нормальному человеку. Это и позволило кроманьонцу за несколько десятков тысяч лет победить своего конкурента (частично ассимилировав его, а частично истребив). Он заселил все обитаемые континенты, включая Америку, куда прошёл по суше, исчезнувшей 10–12 тысяч лет тому назад. Став доминирующим видом, он создал цивилизацию, 500 лет тому назад впервые совершил кругосветное путешествие и вот уже более 50-ти лет, как вышел в космос.
Таким образом, в конкурентной борьбе двух подвидов Человека разумного (Homo sapiens) победу одержал тот, кто в большей мере был наделён способностью к альтруистическому поведению по отношению к «своим» (будь то взаимопомощь или любовь, что в одинаковой мере шло на пользу всему племени). Но, констатируя этот факт, менее всего можно сделать ликующий вывод о полном торжестве любви и альтруизма на земле.
Альтруизм одних вовсе не покончил с человеческой агрессивностью в целом; способность любить часто не реализуется, порой вопреки страстному желанию людей.
Альтруизм может подменяться мазохистским подчинением партнёру-садисту. Это стимулирует извращённую сексуальность с аддиктивностью, навязчивостью, сродни наркотической. Садизм часто прячется под маской альтруизма. Обольщая Жака, Алексей с жаром утверждает:
