Лувр - Екатерина Александровна Останина
К несчастью, Генрих III не был окружен ореолом популярности. Все, что бы он ни делал, рассматривалось только как проявление тирании. Король, не особенно закаленный и очень чувствительный, порой приходил в глубокое возмущение, как, например, в 1588 году, самом ужасном в его жизни. Он писал Виллеруа: «Больше я не могу этого выносить, иначе мое сердце будет очень трусливым, но, уверяю вас, я обладаю тем, что должно быть твердо записано в душе, не имея желания быть их слугой и настолько терять мой авторитет». Данные слова относились к противостоянию сторонников герцога Гиза. «Доведенная до предела страсть оборачивается яростью, пусть они не вынуждают меня к этому! Вы знаете, чем оборачивается потревоженное терпение и сколько может сделать оскорбленный король». Дело в том, что Гизы всерьез обсуждали вопрос о захвате короля. Узнав об этом, Генрих заявил: «Я держу кинжал, и любой приблизившийся ко мне должен будет умереть. Никогда я не дамся живым в их руки, я хочу умереть королем Франции».
Если бы Генрих обладал крепким здоровьем, а не блистал интеллектом, если бы он был принцем, который по душе знати, то есть человеком, увлекающимся физическими упражнениями и военными играми, то его никогда бы не обвиняли в чрезмерном пристрастии к сексу. В глазах придворных такое поведение для короля было неестественным, а значит, давало повод для упрека в женоподобии. Здесь же недалеко и до подозрения в извращенности нравов. Едва Генрих III пробыл на троне два года, как подобные обвинения обрушились на него со всех сторон.
Когда существовала необходимость, король мог доказать свою отвагу. Так, в 1587 году он во главе войска выступил против наемников протестантов. То же самое повторилось еще через два года. Однако Генрих III, как дальновидный политик, понял, что путем войны с протестантами не справиться. Секретарь короля свидетельствует: «…силой оружия, к которой он так часто прибегал в собственной жизни и с помощью которой одерживал победы над представителями так называемой протестантской религии, тем не менее он не смог их уничтожить окончательно, каким бы ни было его желание. Лишь мирным путем и примером благочестия он достигнет возвращения их в лоно Святой Церкви».
Но если быть совершенно объективным, то Генрих III решил придерживаться мирных путей решения конфликтов исключительно из личных соображений. Ему нравился Лувр, ему нравилась придворная жизнь. Когда его вынудили осаждать Ла-Рошель в 1572–1573 годах, он покидал свой любимый Лувр с крайним неудовольствием.
Этот человек так любил Лувр, что общество не поняло его и в конце концов восторженно приняло его смерть.
Один из современников, побывавших в Лувре в 1572 году, описывает короля следующим образом: монарх роскошно одет, благоухает дорогими духами и шутит в дамском обществе. Он олицетворяет мир и спокойствие в противоположность своим братьям и отцу. Из-за этого, делает вывод этот современник, общество потеряло большую часть веры в него. Было ли когда в истории нечто подобное, противоречащее деятельности правителя – эта возмутительная привязанность к собственной резиденции? Мишель делает следующее резюме: «Во Франции ни один дворянин, ни один принц, ни один господин, который не любит, не стремится, не хочет войны, не может быть уважаем». Очень откровенное признание и очень красноречивое свидетельство того, что несчастному Генриху III довелось родиться не в свое время. Тема, достойная пера Шекспира!
Мишель осуждает правителя: «Он не любит ни одного утомляющего развлечения вроде охоты, лапты, манежа, и, как следствие, ему не нравятся турниры, состязания и прочие вещи». И все же порой Генрих III развлекался игрой в лапту с мячом во дворе Лувра. Кроме того, справедливости ради надо отметить, что он прекрасно ездил верхом и разбирался в лошадях. В 1584 году Л’Эстуаль рассказывал: «Король наслаждался, заставляя плясать и прыгать прекрасного коня, и вдруг увидел дворянина из свиты герцога де Гиза; он позвал его по имени и сказал: «Есть ли у моего кузена Гиза в Шампани монахи вроде меня, которые могут так управлять своими лошадьми?» Таким образом, король вспомнил, как Гиз говорил, будто монарх «ведет жизнь монаха, а не короля».
Временами король проявлял интерес к охоте, чем вызывал немалое удивление придворных. Генрих на самом деле изучал соколиную и псовую охоту. Он любил, когда ему дарили собак и птиц, и даже завозил их из-за границы.
Фехтование Генриху III преподавали итальянцы Сильвио и Помпео. Когда-то, в дни молодости короля, некий дворянин Нансэ прибыл в Лувр к принцу и просил у него ходатайства перед Советом. Однако по какой-то причине Совет в тот раз не смог собраться, и Нансэ опрометчиво обвинил принца в нарушении данного слова. Генрих вызвал его на дуэль, однако молодой человек оказался настолько благоразумен, что немедленно покинул Лувр.
Генрих принимал участие и в конных состязаниях, причем весьма успешно. Король мог заниматься абсолютно всеми видами физических упражнений, столь милых сердцу знати, но не был склонен к этому и, кроме того, делал все это лишь тогда, когда ему хотелось. На первом месте у него всегда были умственные занятия. Особое возмущение придворных вызывала страсть монарха к обыкновенным детским играм, любовь к маленьким собачонкам и редким животным.
Единственным пунктом, который устраивал обитателей Лувра, были карточные игры, нравившиеся королю. Это времяпровождение для дворян, не знавших, как разогнать тоску, являлось привычным. Зимой 1579 года Л’Эстуаль возмущался, что некие итальянские игроки буквально ограбили короля, выиграв у него в карты тридцать тысяч экю. Вскоре после этого случая от карточной игры Генрих III отказался. В 1581 году он отправил в опалу одного из самых ловких игроков, маркиза д’О, а вскоре вообще запретил кому бы то ни было играть в карты в своей комнате, думается, из любви к спокойствию, которое ценил превыше всего на свете.
Зато после карт монарх полюбил бильбоке. Летом 1585 года Л’Эстуаль сообщает о новом увлечении Его Величества: «Король начал повсюду носить с собой бильбоке, даже идя по улице, и играет им, как ребенок. Ему стали подражать герцоги д’Эпернон и де Жуаез, а за ними дворяне, пажи, лакеи и прочие молодые люди». Развлечение также носило временный характер, но король превратился в законодателя мод. Зато Генрих III никогда не любил жестокие развлечения, в отличие от брата, Карла IX, который имел зверинец и получал удовольствие от созерцания кровавых боев животных. Генрих III терпеть не мог бои животных. Он приказал убрать королевские зверинцы. В 1583 году король вернулся из монастыря Бон-Ом в Лувр и «приказал убить из аркебузы львов, медведей, быков и других подобных
