Не дыши! - Найяд Диана
– Как часто, находясь в воде в полном одиночестве, ты думаешь о смысле жизни и обо всем таком?
– Довольно часто, – ответила я, но в тот конкретный момент я была поглощена пением музыкальной темы из фильма «Деревенщина в Беверли-Хиллз»:
Come and listen to a story ’bout a man named Jed A poor mountaineer, barely kept his family fed[39]
И на отмели, и в океане все эти мелодии были моими компаньонами. Я на них рассчитывала. Час за часом я пела одну и ту же песню, двигаясь в одном и том же ритме. Теперь каждый раз, услышав Me and Bobby McGee или Stayin’ Alive Bee Gees, If You Could Read My Mind или Bridge over Troubled Water Simon and Garfunkel или Scarborough Fair, я моментально переношусь в прошлое.
Числа и цифры также являются прекрасным способом убить время, если ты находишься у него в ловушке и к тому же совершенно одна. Сейчас меня это поражает, но я на самом деле никогда не сбивалась со счета, не начинала отсчет заново и ухитрялась чередовать языки, на которых я вела отсчет. Была ли цель тысяча гребков левой рукой или двенадцать серий по сотне гребков с песней в промежутках – порядок смены языков не менялся. Это всегда было так: первый – английский, второй – немецкий, третий – испанский и, наконец, – французский язык. Последний ассоциировался у меня с надеждой, он означал: мы приближаемся к концу. Часы мучений позади.
Иногда спорт похож на чистой воды мазохизм: он наполнен физической болью и страданием. Кроме того, он требует постоянной работы ума. Чтобы не забывать об этом, достаточно прочитать об очередной экспедиции в горы. Боязнь высоты, тяжесть груза за спиной в горах, которая увеличивалась в разы, кислородный голод, боль при каждом новом шаге.
Альпинист Эд Вистурс, чье имя запомнили многие вершины Эвереста, шел к ним без кислородных баллонов – он говорит, что кислород на высоте 26 тысяч футов слишком ценен. И ему не хочется останавливаться на каждом шагу, чтобы сделать 25 глубоких вздохов.
Я не хочу хвастаться, но я остаюсь одной из немногих, кто знает, что может случиться с вами в воде, и могу рассказать детали: непрекращающиеся приступы рвоты из-за морской болезни, галлюцинации, переохлаждение, обезвоживание, боли в теле; мозг, который пытается сконцентрироваться сквозь туман сенсорной депривации.
Со стороны может показаться, что единственная радость для безбашенных экстремалов – коснуться некоего берега или достичь вершины. Это не так: абсолютно вся экспедиция, весь процесс доставляет счастье. Фотографии Эда Вистурса на Большом кулуаре Эвереста, его слова о том, что творится в мыслях человека, когда он видит луну в горах, горные тропинки, животных, реки… Мало кто сможет такое понять. Это – поэзия Природы.
Я тоже испытываю благоговейный трепет перед нашей планетой. Мне удалось ощутить его в эти последние годы погони за Кубинской мечтой. В 60 лет ты начинаешь замечать то, о чем и не думала, когда тебе было 20. Эго остепенилось, и распушенные павлиньи перья больше не заставляют тебя ходить с видом золотопромышленника. В молодости я почти все время заплыва пребывала в неконтролируемом гневе и не обращала внимания на красоту природы вокруг меня, теперь же я начала любить нашу голубую планету.
Осознание моей физической силы, технического превосходства кружило мне голову. Когда я понимала, как сильны мои плечи и какими мощными стали мои руки, меня распирало от радости. Я делала взмах левой рукой, сгибая ее в локте, чтобы передать эстафету своим вращающимся плечам. Так меня буквально выбрасывало к берегам острова Сен-Мартена. Чувствовать, насколько ты сильна, упиваться этим исключительным состоянием, было просто потрясающе.
На одном весеннем учебном плавании я чувствовала эйфорию. Это был редкий день спокойной воды. Мой мозг метался от одной случайной мысли к другой. Я не могла поверить, что можно столько думать во время заплыва. Проблем с руками и туловищем не возникало. Я спокойно размышляла о том, как все эти годы ребяческого гнева смогли привести меня к состоянию абсолютного блаженства.
Плывя со сверхскоростью от Сен-Мартена до Ангильи и назад, предположительно чувствуя то же волнение, что и Эд Вистурс на Эвересте, я подумала: возможно, сегодня самый лучший день в моей жизни.
В тот же период мне предстояло выступить с речью в Нью-Мексико, где я кратко упомянула свою историю сексуального насилия. Я могу говорить о нем публично, ничего не скрывая и утверждая, что такое испытание не должно помешать человеку становиться сильным и счастливым. Это пусть и маленький, но очень важный шаг на пути борьбы с эпидемией насилия.
Затем мы ужинали в очень шумном ресторане, где я села рядом с одной пожилой дамой. Очевидно, она была душой компании, ее глаза излучали тепло, которое действовало на весь наш стол. Звяканье столового серебра о тарелки, гвалт других посетителей и плохая акустика комнаты не давали возможности говорить с кем-либо. Но два человека, сидящих рядом в такой вечер, в любом случае становятся сообщниками.
Она потянулась к своему стакану, и рукав ее блузки обнажил ее запястье. На нем виднелся порядковый номер. Я произнесла: «Вы выжили». Дама кивнула. Я спросила, если это не слишком, может ли она рассказать мне свою историю в таком не подходящем для этого месте. В течение следующего получаса, слушая ее голос, я цепенела.
Пожилая женщина была полькой, в ее городе начали преследовать евреев. Ее отец сказал, что если хоть кто-нибудь из нацистов придет к ним в дом, они могут застрелить его. Нацисты пришли. Всей семье – этой женщине (ей тогда было три года), ее шестилетней сестре, матери и отцу дали 15 минут на сборы. Отец отказался, его убили.
В бесконечной поездке, проходившей в душном вагоне поезда, где ее толкали десятки людей, вынужденных испражняться на пол, они приехали в Дахау. Они спустились с платформы, мама держала ее и сестру за руки. После их отхода от поезда мать и сестру увели направо, а малышку – в левую сторону. Они никогда больше не виделись.
В тот день и в течение следующих двух с половиной лет, до прихода Союзных войск, этот невинный ребенок был сексуальной рабыней. Она стала маленькой любовницей офицеров СС. Оральный секс, анальный секс, общение. В три года она была вынуждена совершать эти отвратительные действия по множеству раз в день.
Я расплакалась и сказала ей, что мне стыдно теперь за то, что я поведала свою «трагическую» историю со сцены в тот вечер. Она взяла меня за руки, притянула к себе и решительно сказала: «Мы никогда не должны сравнивать нашу боль с чужой. Вы имеете полное право чувствовать гнев и горе за то, что преступники лишили вас детства. Это ваша жизнь, и вы должны любым способом обрести покой в душе». Тогда я спросила ее, как она смогла начать жить нормальной жизнью и улыбаться восходу солнца после всего случившегося с ней в детстве?
Парижская семья удочерила ее. В первый же день с ними приемная мама увела девочку в сад, взяла на руки и осторожно сказала, что все пройдет и будет легче, если она расскажет о случившемся. Она и понятия не имела, что услышит через мгновение. Эта маленькая девочка рассказала все в подробностях. Тогда приемная мать ответила ей следующее:
«Ты не сможешь забыть все это. Никогда. Я не смогу заменить тебе маму. Не смогу. Но поверь, наш мир прекрасен. Люди в основном добрые и любящие. Ты проживешь замечательную жизнь. Возьми эти воспоминания и похорони их в укромных уголках твоей души. Завтра ты впервые проснешься в твоем новом доме, здесь, с нами. Завтра утром проснется не маленькая, беззащитная, подвергшаяся пыткам девочка. Завтра утром проснется настоящий человек мира, которого ждет прекрасная счастливая жизнь».
Тем вечером в шумном ресторане эта нежная женщина и ее непостижимая история вдохновили меня на новое важное открытие. И теперь я скольжу по лазурным волнам Карибского моря, взлетая от радости, наполняясь благодарностью за свою драгоценную жизнь. Меня переполняет сила этой женщины и сила человеческого духа в целом. Я больше не озлобленна, незрела и не живу ужасными воспоминаниями. Я в прямом смысле купаюсь в счастье, плавая в океане.
