Д. Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

— Хорст, — сказал он, — что ты натворил?

— Я убил тебя, брат. Точно так же, как ты меня. Хотя мне нравится думать, что в моих

действиях есть хотя бы капля благородства.

Кабал не мог оторвать взгляд от документа.

— Когда ты это сделал?

— Я вскрыл твой ящик и украл его около десяти месяцев назад.

— Десяти месяцев? Он был у тебя десять месяцев?

— Как раз тогда я заметил, что ты никогда не считаешь контракты, только отмечаешь их в

своей дурацкой тетрадке, а галочку подделать легко. Ты был уверен, что контракты никуда не

денутся. Уверенность, как выяснилось, когда я попытался добраться до них, оправданная: этот замок

невероятно сложно вскрыть. Попыток десять ушло.

— Не стоит экономить на качестве, — еле слышно сказал Кабал. — Почему? Почему ты это

сделал?

— Когда это всё началось, все те люди, что подписывали твои контракты, очевидно, попали бы

в Ад в любом случае. Я ничего не имел против. Но иногда ты почти был готов снять колпачок с

ручки, чтобы получить подпись какого-нибудь бедолаги, единственный грех которого в том, что он

малость туповат или наивен. Да, я знаю, что в твоём понимании это тяжкий грех. Но не для меня. Мне

приходилось подключаться и отвлекать тебя более подходящим клиентом. Тогда я и решил, что мне

не помешает иметь некоторое преимущество.

— И ты украл контракт.

— И я украл контракт.

— Но как это изменило бы моё поведение, если я не знал, что он у тебя? Какой толк от угрозы,

если её не делать?

— Этим мы и отличаемся. Я и не думал угрожать. Если бы мы приехали сюда, и я бы убедился,

что ты всё делаешь правильно, я сам бы достал тебе последнюю подпись. Даже в таком месте, как

Пенлоу пара подходящих клиентов найдётся. Когда же ты забрал душу той девушки из зала с

автоматами...

— Нии Уиншоу, — тихо сказал Кабал.

— Ну, хотя бы имя её помнишь. Да, у Нии Уиншоу; всё было кончено. Я перестал надеяться. Я

понял, что тебя уже не исправить.

— Сейчас уже точно нет, — сказал Кабал беззлобно. — По приказу самого Сатаны у меня

жестоким образом отнимут этот бренный мир, и я проведу остаток вечности в кипящей сере или меня

будут колоть вилами или ещё что, столь же скучное. Спасибо тебе, Хорст, удружил.

— Мне жаль, Йоханнес.

— Ещё бы.

— Нет, не того, что я сделал. Мне жаль, что всё сложилось таким образом. Всё это не оставило

мне выбора. Мне искренне жаль. Если тебе это поможет, я верил, что до последней секунды тебя ещё

можно было спасти.

— Спасти? От чего? Как оказалось, единственное, от чего мне и вправду надо было спасаться

— это мой собственный брат. Исправить? Ты говоришь это так, как будто я нуждаюсь в исправлении.

Не достать ли тебе бубен и не начать приплясывать, когда ты начинаешь так говорить?

Он положил руки на согнутые колени, а лоб на предплечья. Он впустую потратил всю свою

жизнь. Его исследования ничего не добавили в копилку человеческих знаний. Он и близко не

подошёл к своей цели. Скоро он умрёт, а всё, что он сделал, будет забыто или не будет принято

всерьёз. Если бы он занялся чем-нибудь бесполезным, вроде зарабатывания денег, был бы сейчас

богачом. Ирония в том, что богачом он стал: управление прибыльным бизнесом без необходимости

платить работникам к такому приводит. К сожалению, он умрёт гораздо раньше, чем получит шанс

потратить богатство на что-нибудь стоящее.

— Не следовало мне приходить в склеп Друанов. Надо было объявление в газету дать:

"Требуется заместитель управляющего в передвижную ярмарку. Необходимые качества: талант и

жадность. Моралистам не обращаться".

Хорст посмотрел на Кабала, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. У него был

вид человека, который наконец осознал, что тратит время впустую. Вместо этого он подошёл к окну и

посмотрел на восточный горизонт, разрывая бесполезный контракт.

— Небо светлеет. Почти рассвет. Девять лет я не видел солнца.

Он открыл дверь и спустился.

Йоханнес Кабал некоторое время сидел наедине с жалостью и отвращением к самому себе.

Наконец он поднял лицо, на котором появилось выражение чудовищной догадки.

— Рассвет? — в ужасе прошептал он.

Он вскочил на ноги, слегка пошатываясь, пока в ногах не возобновилось кровообращение, и

побежал к открытой двери. Хорст уже прошёл футов пятьдесят, он снял свой пиджак, аккуратно его

сложил и опустил на землю. Кабал замер на ступеньке и отчаянно закричал:

— Пожалуйста, Хорст! Зайди внутрь! Зайди внутрь! Не делай этого!

Свет новой зари быстро бежал им навстречу через Плоские Земли. Хорст с безмятежным

спокойствием и лёгкой улыбкой наблюдал за его приближением; Кабал не стал. Он спрыгнул, тяжело

приземлился и начал бежать к брату, на бегу снимая пальто, разворачивая его наподобие щита, чтобы

закрыть Хорста от яркого света.

— Пожалуйста, Хорст! Прошу тебя, не надо! Если побежишь, успеешь вернуться.

Хорст посмотрел на светлеющий горизонт и почувствовал, как его кожа начинает нагреваться, а

также странное покалывание, которое не было ни приятным, ни невыносимым. Он слышал своего

брата, и искренний страх в его голосе неожиданно тронул Хорста. Он не мог смотреть на Кабала:

колебаться нельзя. Прожить, так или иначе, дольше некоторых — это уже повод быть благодарным.

Сейчас, без сомнения, пора уходить. Он не сводил глаз с горизонта.

— Прости, Йоханнес. Я пойду туда, куда должен был отправиться девять лет назад.

Последнее и сильнейшее желание сохранить себе жизнь появилось и исчезло, а теперь стало

уже слишком поздно. Даже он не смог бы вовремя добраться до тени. В последние секунды Хорст

спрашивал себя, нет ли его вины в том, что случилось, больно ли будет гореть, всё ли он сделал

правильно, но понимал, как бессмысленно об этом думать.

— Прощай, брат, — сказал он, и когда солнечный свет накрыл их обоих, разливаясь над

далёким горным хребтом и на мгновение ослепив Кабала, все мысли Хорста исчезли.

Кабал моргнул, выругался, пытаясь найти брата вытянутыми руками, но там уже никого не

было. Он резко развернулся, — вдруг Хорст остался сзади? — но было ясно, что уже слишком

поздно. Наконец, когда к нему вернулось зрение, смотреть было не на что. Лишь в воздухе кружились

коричневые листья, летала серая пыль, и чувствовался слабый запах упущенных возможностей. Кабал

вертелся по сторонам, вглядываясь в далёкие горизонты, но нет, он был один, как и всегда.

Йоханнес Кабал, некромант, встречал новый день, сидя у полуразвалившегося и гниющего

поезда на давно заброшенной ветке. Он обхватил руками голову, гравий у него под ногами весь был в

соляных каплях, очки он отбросил в сторону, когда глаза заволокло слезами.

ГЛАВА 16

"Безумный Дэн" Клэнси тщательно обдумал свой следующий ответ. Он был преступником во

времена Дикого Запада, и никогда особо не интересовался, что ждёт его после смерти; уж слишком

был занят тем, что беспробудно прожигал жизнь. Тем не менее, когда он уступил противнику по

результатам дуэли, его низвергли в бездну, где он поочерёдно встретился лицом к лицу с вечностью,

Лимбом, и охапкой печатных листов. Последнее ужаснуло его больше всего.

Вопрос (Форма UNCH/14/K, Раздел 45, №215) предваряло следующее предупреждение: "Бланк

будет признан недействительным в случае нахождения любого метахронизма". Адское слово

"метахронизм" (хотя он не был уверен, имеет ли оно отношение к Аду напрямую) не было знакомо

Клэнси, и это его пугало. Уже семьдесят шесть раз он безуспешно пытался заполнить бланк формы

UNCH/14/K, но ему никогда не говорили, в чём он ошибался. Трабшоу, мерзкий, гнусный Трабшоу

говорил так: "У нас не хватает рук в каждом бланке ошибки отмечать. Тут тебе не школа, парень!

Хочешь пройти вон в ту дверь, будь чуток повнимательней, понял?" Затем он гаденько хихикал и со

стуком закрывал окошко. Клэнси чуть ли не физически напрягся, чтобы выбросить Трабшоу из

головы и сосредоточиться на вопросе. Уже почти ответив, он рассеянно прибавил лишнюю палочку к

букве "Л", а "Все ответы должны быть написаны ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ, если не указано иное",

и превратил “ПЛОХОЙ, ХОРОШИЙ, ЗЛОЙ” в “ПЛОХОЙ, ХОРОШИЙ, ЗДОЙ.” Он остановился и

уставился на ошибку, пытаясь стереть заблудшую палочку одной силой мысли. Не вышло. Он

попытался переписать букву пожирнее, чтобы слово больше походило на правильный ответ, но у него

получилось лишь "ЗАОЙ". Безнадёжно. Осталось только простоять в очереди ещё три месяца, чтобы