М. Силина - Старая Национальная галерея Берлин

Автопортрет с мертвецом — одна из самых известных его работ. Череп как символ известен еще со Средневековья, он напоминал о быстротечности человеческой жизни («memento mori»). По рассказам, Бёклин нарисовал фигуру смерти, играющей на скрипке, после того, как кто-то из друзей спросил художника, к чему тот прислушивается во время сеанса. Это полотно стало очень популярным, многие мастера, такие, например, как Ганс Тома и Ловис Коринт, создали аналогичные автопортреты с фигурой смерти.

«Остров мертвых» — самая известная картина швейцарского символиста Арнольда Бёклина и одна из наиболее популярных работ рубежа XIX — начала XX века. Трудно переоценить влияние, которое оказал этот образ на европейскую художественную культуру того времени. Представленная версия произведения — третья из пяти известных. Она была заказана живописцу арт-дилером Фрицом Гурлитом. Интересно, что именно он дал название работе Бёклина, которое так и закрепилось за ней. В каждой из версий автор сгустил или подчеркнул разные аспекты образа таинственного острова мертвых. Все в картине символично и имеет значение. С древних времен дерево кипариса означало печаль, греки и римляне клали кипарисовые ветви в могилы. Управляющий лодкой гребец напоминает Харона, древнегреческого бога, перевозчика душ через реку Стикс. Фигура мертвой женщины облачена в белую материю, саван — традиционный похоронный наряд. Рядом с ней — гроб, в котором ее похоронят. На острове — скальные гробницы, так хоронили в древности, в том числе по христианскому обычаю.

Произведение стало настоящим культурным событием того времени. Его образность повлияла на становления принципов сюрреализма (Сальвадор Дали), репродукции работы можно было встретить в домах по всей Европе, а композитор Сергей Рахманинов в 1908 под впечатлением от нее написал одноименную симфонию. Колористически картина создана строго по канонам немецкого романтизма, знатоки искусства сразу вспомнят представленное в том числе и в берлинском музее творчество Каспара Давида Фридриха.

Работа написана под впечатлением от посещения итальянского города Искья, где художник побывал осенью 1878.

Немецкий художник Ганс Тома сформировался под влиянием идиллического пейзажного искусства начала XIX века. Существенную роль в формировании его творческого кредо сыграла любовь к средневековым живописцам Германии, таким как Альдорфер и Кранах Старший. До 1877 именно пейзажи были главной темой творчества Тома, позже к ним прибавились работы на религиозные темы, аллегории и портреты.

В наследии мастера видное место занимают пейзажи из Шварцвальда, одной из самых живописных областей Германии. Стилистически они не эволюционировали. Точное описание природы Тома виртуозно совмещал с поиском наилучшего выражения лирического впечатления от мира в целом. В его полотнах сквозит опоэтизированный пантеизм, внутреннее стремление к единению с природой. Мастер отдавал предпочтение теплой палитре, отчего в его работах создается душевная, почти сказочная атмосфера.

Для данного полотна художник использовал очень насыщенные цвета, написав нереалистично густой цвет неба. Этот оттенок придает всей картине нарочито выдуманный вид. Особое внимание следует уделить компоновке. Живописец крупно рисует два холма, занимающие большую часть холста, сверху — синее без проблесков небо, в центре вертикальная доминанта. Эти простые элементы, гармонично сложенные между собой, придают полотну еще больший уют. Герои утопают в зелени, в лугу, они одеты в средневековые костюмы. Весь пейзаж, таким образом, становится идиллической картиной золотого века, райского места, затерянного среди холмов. Интерес к миру прошлого роднит художника с коллегами — английскими прерафаэлитами.

Макс Либерман по праву считается лидером немецкого импрессионизма. Первоначально он изучал право и философию в Берлине, позже решил стать художником и прошел курсы обучения в Веймаре, Париже, а также в Нидерландах. Там он много копировал работы великого Франса Халса. Во время Франко-прусской войны в 1870–1871 Либерман совершил путешествие в Италию, где был поражен искусством Караваджо и Бернини.

Представленную работу он создал еще во время обучения в Веймаре. Она стала первым произведением, которое 25-летний Либерман показал на выставке. Картину раскритиковали за поверхностность сюжета и слишком темный колорит. Тем не менее ее прямо из экспозиции купил для собственной коллекции железнодорожный магнат. Вырученные деньги позволили художнику совершить путешествие в Париж, где он познакомился с искусством Милле и Курбе.

Данная картина очевидно отсылает зрителя к классической голландской живописи, а также традициям французского реализма. Персонажи расположены в разных сложных позах, рисовать которые традиционно учили в европейских академиях. Фактически это учебная штудия, возведенная в ранг произведения искусства благодаря сдержанной, благородной палитре, тонкому психологизму в портретах и гармоничной сбалансированности композиции. По колориту картина Либермана близка цветовой гамме работ Питера де Хоха, Яна Вермеера, то есть голландских мастеров XVII века, а также Густава Курбе. В итоге художнику удалось создать очень одухотворенное жанровое полотно. В нем еще ничего не говорит об импрессионистических наклонностях Либермана, благодаря которым он прославится.

Макс Либерман провел лето 1876 в Нидерландах. В Харлеме он занимался копированием картин великого голландского художника XVII века Франса Халса и их отдельных деталей. Особое внимание Либерман уделял поздним работам мастера, таким как «Регенты приюта для престарелых» (1641, музей Ф. Халса, Харлем). После возвращения в Амстердам ему удалось мельком взглянуть на внутренний двор городской богадельни для сирот. Живописца привлекло то, что классические сочетания черного, коричнево-красного и белого цветов на картинах голландцев, которые он недавно воспроизводил, существуют в действительности. На этой картине платья девочек-сирот сочетаются с кирпичной кладкой зданий и тусклой городской зеленью. Художник использовал ограниченную гамму оттенков оливкового, темно-красного, черного и белого. Все — от колорита до нарядов и поз маленьких сирот — напоминало старые голландские работы. Представленный холст — подготовительный этюд для будущего произведения, быстрый эскиз-впечатление. Интересно, что одну из первых зарисовок этого двора мастер сделал на обороте одной из своих копий Халса. Позже, уже в студии, Либерман по мотивам эскизов создал большое произведение. Но представленная работа, изначально приобретенная директором берлинского музея в свою частную коллекцию, привлекает внимание свежестью впечатления, верно подмеченным движением и позами воспитанниц, которых художник застал за их повседневными делами — чтением и прогулкой.

«Льняной сарай в Ларене» — одна из самых значительных работ большого формата в творчестве Макса Либермана за период 1880-х. Живописец не раз рисовал группы простых людей, занятых своим повседневным трудом. В то время для него, а также многих других ищущих свой путь художников именно великое искусство Голландии было центром творческого внимания. Мастер пристально изучал богатое наследие Рембрандта и Франса Халса. Другим не менее важным компонентом его живописной манеры стали непосредственная работа с натурой на пленэре, а также любовь к светоносным пятнам.

Это полотно было вызывающим для своего времени. Художник написал фигуры крестьянок с чуть повышенной точки зрения, отчего они приобрели монументальные масштабы, заняв все пространство сарая до потолка. Героини стоят в таком ритме, который напоминает работающий механизм, их действия однообразны. Женщины, выражаясь современным языком, — словно роботы. При этом живописец реалистически изображает лица работниц, видно, что они погружены в свое занятие, их мысли, жизнь — все сосредоточено на движении. В труде крестьянок нет разнообразия, никаких живых, спонтанных действий. Они прядут лен, дети, сидящие слева, наматывают нити на веретена. Вся сцена пронизана монотонностью, учитывая тусклое серо-серебряное освещение сарая, она производит безрадостное впечатление. Либерман использует очень ограниченную земельную цветовую гамму. Влияние голландской традиции видно, во-первых, в сочетании коричневых и сизо-синих тонов, а во-вторых, — в равномерном холодноватом освещении.