И. Кравченко - Рейксмузеум Амстердам

В портретах Халса отразились жизненная сила голландцев того времени, их умение и работать в полную силу, и хорошо отдыхать, но главное — их реалистический взгляд на мир.

Художник из Утрехта, выходец из известной семьи живописцев, Геррит ван Хонтхорст некоторое время провел в Италии, где на него оказало большое влияние искусство незадолго до того умершего Микеланджело Меризи да Караваджо. Стремление Караваджо к правде жизни было характерно и для голландских мастеров, но любовь к полнокровным и в то же время приподнятым над повседневностью образам, а также к контрастному освещению утрехтский живописец заимствовал у своего «учителя».

В данной работе светотень достаточно мягкая, но формы вылеплены именно светом. Живописец изобразил выглядывающего из окна музыканта, который в одной руке держит скрипку и смычок, а в другой — бокал с вином. В ранней живописи Караваджо нередко встречались музицирующие юноши, у него есть картина, где ангел играет на скрипке, но те персонажи созерцательно и отрешенно внимают звукам музыки. Голландскому же искусству была свойственна передача искренней радости, поэтому скрипач словно приглашает разделить его настроение. Впрочем, здесь представлен не человек сам по себе, а, скорее, аллегория веселья: во-первых, перед зрителем ряженый — герой одет в фантастический костюм, а во-вторых, основное в картине — душевное состояние музыканта.

Ученик утрехтского мастера Абрахама Блумарта Хендрик Тербрюгген в возрасте пятнадцати лет попал в Италию, где испытал сильное влияние живописи Караваджо. На родине он стал одним из первых голландских караваджистов, переняв у итальянского творца, чье искусство тогда владело умами и душами молодых художников, его приемы: контрастную светотень, приверженность необычным ракурсам, в которых он изображал персонажей, и написание исторических личностей с простых людей. Все эти особенности нашли свое отражение и в этих фантазийных портретах древнегреческих философов.

Еще античные авторы противопоставили философию Гераклита Эфесского и жившего немного позднее Демокрита Абдерского, назвав одного «мрачным», а другого — «смеющимся». Художники последующих времен не раз изображали их вместе. На одном из этих портретов сидит, опираясь на земной глобус и развернувшись в профиль, Гераклит. Его лицо погружено в тень, но на нем хорошо видно биение беспокойной мысли, которую старается донести до невидимого собеседника философ. Впрочем, движение его руки безвольно, а по щекам текут слезы: герой оплакивает глупость людей. Демокрит же, его вечный оппонент, представлен с небесным глобусом и обращен к зрителю лицом. Он откровенно смеется над человеческим невежеством, сопровождая это соответствующим жестом. Нос мужчины покраснел, видимо, от выпитого вина. Оба персонажа напоминают людей из простонародья благодаря сильным и грубоватым телам, откровенной мимике и жестам. Фигуры занимают все пространство полотен, и чувствуется, как от обоих изображенных исходит мощная жизненная энергия, сила мысли, выраженная по-разному — в слезах и смехе.

Тербрюггена, обратившегося к образам философов, скорее всего, привлекала возможность передать противоположные человеческие состояния и свое отношение к миру. А мир, во всяком случае, материальный, на этих полотнах прекрасен: свет ласково ложится на мускулистые тела, рассеивается на стене, тонет и выныривает в бархате накидки Демокрита. Автор средствами выразительной живописи воплотил мысль, что жизнь сильнее рассуждений о ней.

За свою творческую жизнь Халс написал немало групповых портретов, бывших весьма востребованными в Голландии, где всевозможные объединения граждан активно участвовали в жизни общества. Художник в молодости состоял в стрелковой корпорации, или гильдии, одной из тех, что обороняли города во время войны и осуществляли разные почетные функции — парады, торжественные приемы — в мирное время. Впоследствии он не раз запечатлевал стрелков, один из таких портретов представляет роту капитана Райнера Раела и лейтенанта Корнелиса Михиелса. С легкой руки современника, который, отметив стройность изображенных людей, назвал картину «Компания худых», за ней закрепилось и второе название.

Члены стрелковой роты обратились к Халсу как к одному из лучших портретистов, и ему приходилось выкраивать время, чтобы для работы ездить из Харлема в Амстердам. Спустя три года заказчики поставили условие: если живописец не завершит картину в течение десяти дней, то получит за свой труд всего один цент. Обещанный вначале солидный гонорар составлял 1025 гульденов, но, несмотря на это и уже затраченные на поездки средства, мастер отказался. Тогда рота пригласила довести начатое до конца Питера Кодде, который не имел опыта работы над такими большими полотнами. В результате все написанное слева, вплоть до фигуры стрелка, стоящего вполоборота и одетого в светлые одежды, а также лица и руки других участников сцены принадлежат Халсу, остальное — Кодде. Хотя он и старался подстроиться под живопись своего предшественника, более гладкая и робкая манера письма выдает руку.

Бравые офицеры одеты в нарядные костюмы, украшенные разнообразными воротниками — от «мельничных жерновов» до мягко лежащих, отделанных кружевами. На груди капитана оранжевая лента, лейтенанта — желтая, в соответствии с цветами гильдии. Стоящий слева знаменосец держит оранжевое знамя, эта фигура на фоне словно горящего солнцем полотнища очень нравилась Винсенту Ван Гогу, который особо отметил картину земляка. Разнообразные позы изображенных, их лица с живой мимикой, в передаче которой Халс был умельцем, сочетание благородных темных и ярких, радующих глаз красок наполнили произведение энергией, присущей живописи мастера.

Художница из Харлема и единственная голландская женщина своего времени, принятая в гильдию живописцев, Юдит Лейстер училась у Франса Халса. От него она унаследовала широкую, свободную, но точную манеру письма и интерес к передаче сиюминутного настроения персонажей.

В данной ранней работе, напоминающей картину Халса «Шут с лютней» (около 1620–1625, Лувр, Париж), юноша весь отдался исполнению серенады и вдохновенно смотрит, видимо, на предмет своей страсти. Полуфигурные портреты, персонажи которых открыто выражают эмоции, были типичны для утрехтских караваджистов, повлиявших на Халса и его учеников, например для Хонтхорста. Свет, выхватывающий из мрака детали, — прием Караваджо, но если у него он магический и исходящий из непонятного источника, то большинство его последователей изображали конкретные светильник или свечу. На этом произведении не видно, что же бросает теплые отблески на лицо, плечо и руки музыканта, стену позади него, но вполне можно представить этот живой язычок пламени, рождающий ощущение волшебства и уюта, исходящее от картины.

И освещение, и постановочность сцены, и театральный наряд персонажа намекают на то, что перед зрителем спектакль. Но Лейстер умела сочетать игру и фантазию с передачей жизненной правды, что и подкупает в ее работах.

Представитель харлемской портретной школы Ян Верспронк запечатлел на данной картине девочку из богатой семьи, о чем свидетельствуют ее платье из дорогой материи, отделанное кружевами из золотых нитей, жемчужные украшения, веер из птичьих перьев, «взрослая» прическа.

Во взгляде темных глаз героини видны волнение и одновременно любопытство, выражение лица выдает желание послушного ребенка побороть страх перед неведомым миром взрослых, где существуют парадные портреты и художники, их пишущие. В этой трепетности, попытке юного создания представить из себя, как требуется, даму, нежном румянце и пушистых волосах, ненароком завернувшихся кружевах платья девочки заключена прелесть созданного при живом участии модели образа. Ощущения нежности, которой окутан облик изображенной, Верспронк добился и при помощи освещения — мягкого, теплого и рассеянного.

Дети на картинах голландских мастеров — это особый мир, не менее глубокий, чем мир взрослых: в стране, поставившей во главу угла уважение к человеку, ко всем испытывали неподдельный интерес.

Живописец лейденской школы Герард Терборх создавал не столько сюжетную, сколько чувственную, материальную, утонченную живопись. На этой картине художник изобразил девушку в крестьянском костюме, с непокрытыми волосами, забранными ленточкой — так ходили незамужние селянки того времени. Но в руке она держит листы со стихами, которые нередко читали на костюмированных праздниках. Поэтому здесь представлена не крестьянка, а, скорее всего, сестра живописца Гезина, чей облик — стройная фигурка, круглящийся профиль со вздернутым носиком — можно видеть и на других его картинах.