В Швеции - Ганс Христиан Андерсен
В Упсальском замке он тоже вспоминает о жестокости нравов, царивших в эпоху, которую теперь стало модным называть «поэтическим, романтическим средневековьем». В самом деле, были ли эти времена такими уж «поэтически прекрасными»? Или только казались таковыми тем, кто не стремился познать их истинную суть?
Старинные легенды и предания… Конечно же, Андерсен с восторгом погружается в этот пленительный мир, но отнюдь не склонен соглашаться с теми, кто идеализирует прошлое. Самому ему более по душе «благословенное новое время» с его культом науки и призывами «к миру и согласию».
Погребальные урны с пеплом и костями королей, бывших «земных богов», в древнем кургане вызывают у него неодолимое желание бежать из мрачных недр наверх, ощутить дыхание свежего ветра и насладиться видом озаренной солнцем Упсалы, этого города студентов.
«Эльф воспоминаний», являющийся Андерсену в облике упсальского студента в белой шапочке с черным околышем, невольно заставляет его еще раз порадоваться, что времена жестоких раздоров миновали. В народных песнях еще живет дух свободы и борьбы против иноземцев под предводительством Энгельбректа Энгельбректсона и Густава Васы. Но ныне датчане и шведы, к счастью, лучше узнали и полюбили друг друга, и теперь белая студенческая шапочка — это «память, символ моста дружбы над кровавой рекой, что разделяла некогда две родственных нации».
Итак, их былая вражда осталась в прошлом, а мир — залог благополучного будущего.
И благополучие это, уверен Андерсен, напрямую зависит от научного и технического прогресса, сближающего народы и страны. Даже Горный Дух, выходящий раз в сто лет посмотреть, до чего додумались на протяжении века люди, со вздохом признает, что потерпел поражение в соревновании с человеческим разумом.
Новое время — это время духовного единения, и задача поэта такова: вооружившись достижениями науки, прилежно искать «истину и гармонию» в окружающем мире. Это «облагородит и обогатит его ум и фантазию, укажет ему новые формы, которые еще более оживотворят слово».
Андерсен с гордостью называет себя сыном своего века, отмеченного бурным развитием естественных наук и материальной культуры. И все же для него на первом месте — культура духовная. Он верит в бессмертие человеческого гения: «все телесное, материальное, все, что создано с помощью кольца Нуреддина[1], силой науки и разума, изменяется, как покрой одежды, с ходом времени, и только поэзия, душа пребудут в бессмертии»{5}.
Недаром нарисованный Андерсеном образ птицы Феникс, гибнущей в огне, но каждый раз возрождающейся к жизни, это олицетворение бессмертия поэтического: «Птица Феникс! Ужели ты ее не знаешь, эту райскую птицу, священную лебедь песнопений?» — взывает Андерсен к самому сокровенному в читательских душах. О бессмертии души говорится и в главе «Бабушка». Умершей бабушке кладут под голову книгу псалмов с засохшей розой (воспоминание юности) — так она велела. На ее могиле посадили розовый куст. Над могилой теперь цветут новые розы и поет соловей, а живые помнят старую бабушку с ее ласковыми и вечно молодыми глазами. «Глаза умереть не могут! Ну а наши однажды узрят ее, юную и красивую, какою она была, когда впервые поцеловала свежую красную розу, что превратилась ныне в могильный прах».
Личное бессмертие и вечное искусство для Андерсена — явления близкие, схожие. Ведь именно благодаря творческой силе поэта людям становятся доступны красота и духовное богатство мира. Поэт богач, если даже он бедняк, «он победитель, он всемогущ; фантазия украшает его стены обивкою, какой нет ни у одного властелина. Чувство извлекает для него из груди человеческой прекрасные гармонические созвучия; разум возносит его чрез величие сотворенного к Богу, однако же он не забывает твердою ногою стоять на земле». Слова «твердою ногою стоять на земле» произнесены автором не случайно. Это значит творить поэтический мир, исходя из реальной жизни.
Как заметил по этому поводу еще Г. Брандес, «пылкая фантазия Андерсена <…> все одушевляет и все воплощает <…> например, она оживляет какую-нибудь часть меблировки <…>, так же, как куклу, как портрет, как облака, солнечные лучи, ветры и времена года!»{6}. Сам Андерсен выразился еще более определенно, в сказке «Бузинная матушка» он признается, что его «самые причудливые сказки вырастают из действительности». Туже мысль мы находим в главе «Кукольник»: «Весь мир — это вереница чудес, но мы так к ним привыкли, что называем их обыденными вещами», — говорит «политехник» владельцу театра марионеток.
Обращение к действительности имело для Андерсена принципиальное значение. Такова была сама специфика его таланта. «Материала у меня для сказок масса, больше чем для какого-либо другого вида творчества. Иногда мне кажется, будто каждый забор, каждый маленький цветок говорят мне: „Взгляни на меня, и тебе откроется история всей моей жизни!“ И стоит мне так сделать, как у меня готов рассказ о каждом из них», — поверял он тайну своего творчества датскому писателю Ингеманну.
Но наиболее важным для Андерсена стало воспринятое им от великого датского физика и философа Х. К. Эрстеда представление о законах мирозданья — о «божественном разуме, проявляющимся в законах природы». Очевидно, здесь и следует искать источник известной андерсеновской формулы жизни, которая «превосходит самую прекрасную мечту и сама по себе является чудом». Двум своим автобиографическим сочинениям писатель дал название «Сказка моей жизни», ибо считал жизнь удивительным даром свыше, к которому следует относиться с величайшим благоговением.
С жизнью, с природой неразрывно связано искусство, которое, в свою очередь, является оплотом для художника, смыслом его существования. «Да, окружающий нас мир полон картин, полон красоты, и это проявляется даже в малом, мгновенно исчезающем, в том, на что люди вовсе не обращают внимания.
Капля воды из стоячей лужи заключает в себе целый живой мир, но и капля одного дня из повседневной жизни также заключает в себе целый мир прекрасных и поэтических картин, открой лишь глаза», — говорится в главе «Картинам несть числа». Но как отобразить все это богатство и
