Михаил Талалай - Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках
Кончина на Афоне
«Он уже на небесах, а нам здесь мучиться», – говорят часто монахи на похоронах.
Сами похороны и последующая эксгумация останков составляют характерную афонскую особенность.
Над почившим читают Псалтирь, совершают последнее целование, а настоятель обители произносит разрешительную молитву. Тело усопшего, обвитое мантией, без гроба (тела тут буквально предаются земле) покоится на братском кладбище в течение трех лет, после чего останки изымаются из могилы и переносятся в костницу. Подобные усыпальницы имеет каждая святогорская обитель, причем русские склепы отличаются образцовым порядком, почти домашним уютом.
При открытии могилы монахи уделяют особое внимание цвету костей: белый цвет для них означает, что инок спасен, желтый – что он особо угодил Господу, черный (темный) – что душа почившего отягощена грехами и требует усиленных за нее молитв. Особую тревогу вызывает загробное состояние монаха, тело которого за три года не разложилось («земля не приняла») и которого вновь приходится хоронить.
Кладбища и усыпальницы всегда располагаются, следуя типикону, за монастырской оградой. Таков был и античный санитарный принцип «ехигатигоз», т. е. устройство кладбищ за городскими стенами. Исключение на Афоне составляли захоронения членов византийского императорского дома и основателей обителей, которых погребали близ церковных стен.
Участки для братских кладбищ всегда выбирались в местах, удаленных от оживленных паломнических маршрутов. Обычно они засаживались кипарисами – траурным для средиземноморской культуры деревом.
Стандартные кресты на могилах снабжались табличками. Их содержание затем переносилось отцом-гробокопателем на черепа (в греческих усыпальницах, кстати, надписи на черепах встречаются редко). Одни и те же кресты использовались неоднократно. Более того, даже таблички при очередном погребении иной раз записывались поверху или на оборотной стороне – такова монашеская экономия. Пока тела монахов лежат на кладбище, их имена поминаются на проскомидии ежедневно. По перенесении останков в усыпальницу имена из заупокойных синодиков кладбищенских церквей вычеркиваются, с записью: «Срок кончился такого-то числа».
Глава игумена Максима, настоятеля Ильинского скита. 1997
Сохранилось описание похорон настоятеля Андреевского скита архимандрита Иосифа (в 1908 году): «Тело покойного принесли к приготовленной для него могиле, у алтаря Покровского параклиса. Могила заблаговременно была освящена по чину церковному, окроплена святою водою и усыпана вся благоухающими цветами, водружен был большой кипарисовый крест с неугасимой при нем лампадою, а братия тотчас усадила весь могильный холм живыми цветами и возложила на могилу большой венок из зелени и цветов». Через три года останки настоятеля так же торжественно перенесли в костницу.
Костница Андреевского скита – одна из самых внушительных на Афоне. Она представляет из себя два просторных зала, соединенных коротким переходом. В первом хранятся останки монахов и послушников, во втором – «посторонних лиц», т. е. монахов-отшельников, рабочих (их называли искаженным греческим словом аргат), паломников (поклонников), сиромах (странников-афонцев).
В первом зале, как и всегда в афонских усыпальницах, черепа расставлены на полках (при погребении иноки особенно заботятся о сохранении глав почивших, обкладывая их каменными плитами), а кости составлены в общую, необыкновенно аккуратную груду. Мелкие косточки сложены в подполье.
Даже тут соблюдена определенная иерархия: главы настоятелей и ктиторов хранятся в отдельном киоте, над которым водружен список главной скитской святыни – Богородичной иконы «В скорбех и печалех утешение». В отдельном большом киоте – глава схимонаха Иннокентия (Сибирякова), завещавшего скиту свое миллионное состояние.
На одной стене прикреплено стихотворение, написанное от руки:
Прииди о Христе всякий брат:Мы ему каждый рад.За нас положит поклон,В день молитвы услышан будет он.Отцы и братия, просим вас,В молитвах поминайте нас.Господь видит любовь вашу —Не оставит вас!Помни всякий брат:Что мы были, как вы,И вы будете, как мы.
На другой – еще одно меланхолическое стихотворение, под названием «И мы будем такими»:
Люблю бывать по временам,Где скрыта тайна жизни нашей,Где, может быть, и самВслед за испитой смертной чашей…Здесь я минуты провожу,Томим уныньем неисцельно.И здесь отраду нахожу,Когда душа скорбит смертельно.Смолкает тут житейский шумИ, вместо мыслей горделивых,Приходит ряд суровых дум,Судей нелестных справедливых.Передо мной убогий храмНаполнен мертвыми костями.Они свидетельствуют нам,Что мы такими ж будем сами.Немного лет тому назад,Где жили те земные гости,И, вот, ушли они в «свой град»,Оставив нам лишь эти кости.Не в силах были и ониВладеть собой в иную пору;И между ними, как людьми,Бывали ссоры из-за сору!Теперь довольные судьбой,Лежат, друг другу не мешая;Они не спорят меж собой,Своя ли полка иль чужая.
Рядом со стихотворениями на стене вывешены вериги (цепи, гири, тяжелые кресты), образующие нечто вроде монашеского музея.
Порядок тут настолько образцовый, что вслед за писателем Борисом Зайцевым, посетившим эту усыпальницу в 1926 году, невольно ждешь старичка-«смертиотекаря», составляющего каталоги, биографии и выдающего справки об усопших. В новой общине, недавно вселившейся в скит, есть два русских послушника, занявшихся регистрацией надписей на главах их предшественников. Не быть ли одному из них подобным «смертиотекарем»?
Карея
Карея – единственный город на Афоне и его столица. Здесь расположено местное правительство, Протат, учреждение, призванное вершить судьбы святогорцев, определять их внутренние отношения и их отношения с миром. Члены Протата избираются из представителей двадцати «господствующих» монастырей (после откола Эсфигмена, их стало девятнадцать) и после избрания титулуются антипросопами, или протатцами.
Нет в мире другого такого оригинального городка, как Карея. В нем всего одна главная улица, кругом – несколько переулков. Центр занят старинным Успенским собором. В горнем месте его алтаря хранится чудотворная икона Божией Матери «Достойно Есть». Собор этот принадлежит всему Афону, и службы в нем исполняются назначаемыми Протатом священниками.
По всему главному «проспекту» – мастерские, кофейни, лавки с изделиями, производимыми афонитами для поддержания своего скудного иноческого быта.
Вокруг раскинуты конаки, где живут «дипломаты» от монастырей, члены Протата. В каждом конаке – а их девятнадцать (Кутлумуш стоит так близко от Кареи, что из экономии конак не содержит) – имеется церковь и несколько человек братии. Есть, конечно, и конак «Пантелеимона», куда заглядывают русские паломники.
В первое мое посещение Афона антипросопом был иеромонах Николай, тепло меня принявший. Помню, как после беседы он взял внушительный портфель: «Пора в Протат, на работу».
…В Карее сосредоточена вся внешняя деятельность Афона. Прежде каждую субботу сюда, из сел вне Святой Горы, приезжали миряне с продажей различных товаров, а пустынножители приносили свои рукоделия, нередко весьма замечательные по искусству и чистоте отделки: резные крестики, иконы, ложки. На вырученные средства пустынники покупали себе хлеб и прочие припасы.
Именно тут, в столице «монашеской республики», с дипломатическими представительствами монастырей, с резиденцией Протата, яснее отдаешь себе отчет в сложном государственном устройстве святогорского государства.
Здание Протата, афонского правительства (слева), и Успенский собор. 1996
На афонской земле имеются двадцать монастырей, шестнадцать скитов и около семисот келлий и калив. Следует подробнее разъяснить разницу между этими иноческими учреждениями. Монастырь – это штатное учреждение, полновластный хозяин одной двадцатой части полуострова и всех строений на ней. Все остальные обители являются приписными к монастырям. Скит имеет свободы действий чуть более, келлия – менее. Калива – самая мелкая «структура», у нее даже своей церкви нет. Обычно это избушка, где и живут каливиты, по большей части – ремесленники. В праздничные дни они ходят в ближайшие скитские или келлиотские храмы. Кроме того, существовали кавиоты, т. е. монахи-квартиранты, а также сиромахи, бездомовники, нищие «перекати-поле», жившие где придется.
