«Если», 2016 № 01 - Журнал «Если»
Дверь у тебя за спиной. Ты не можешь переместить тело и посмотреть на нее, не высвободившись. А если высвободишься, то свет потускнеет.
Ты что-то бормочешь, когда майор приходит и освобождает тебя. Рука на твоем плече, ее тепло, вес и человек, кому она принадлежит, одновременно реальны и невозможны, ужасны и прекрасны. Звукоизолированная комната расширяется в твоем сознании, охватывая и планеты, которые лежат наподобие переливающихся опалов, рассыпанных по галактическому рукаву, и фронт, где на внешней границе рукава галактики кишат тивари, и все невидимое и непознанное за ним. За пределами комнаты лежит ничто. Внутри нее лежит все. Майор приходит снаружи. Его негромкий голос возвращает тебя на все эти миры.
— Хорошая работа, — говорит он. — Ты готов к полетам. Не трогай кнопку без крайней необходимости.
Его голос задевает единственную струну, натянутую вдоль осыпающейся башни твоей сущности. Это как слышать бога.
Ты потерял десять фунтов.
В зале тебя сажают на одном из концов длинного стола с такими же, как ты, у которых предплечья опоясывают свежие шрамы. Даже шорох твоих обутых в шлепанцы ног по стальной палубе звучит как натирание песком натянутого барабана.
Длинный стол собран из микрорешеток анодированного пластика, отпечатанных сегмент за сегментом в отделе снабжения. Скамейки тоже. Все в этом зале можно расплавить, вернуть в отдел снабжения и, при необходимости, использовать для других целей. Мебель получается прочная, но такая легкая, что ты начинаешь опасаться, как бы ветерок из фильтров ее не сдул.
Из двери в дальнем конце зала выходят служители с едой, ставят ее перед тобой, потом уходят.
Смазанные маслом булочки еще исходят паром, когда ты их разламываешь. Ты макаешь их в чашку с миндальным медом. Впиваешься зубами в индюшачьи ноги, политые соусом для барбекю, зажав в пальцах их кости. Все эти вкусы знакомы, хотя ты ешь такую еду впервые. Ты заслужил ее, выдержал испытание на пилота истребительного корпуса и прошел терапию. Мясо обжигает язык. Во рту на нёбе появляются и лопаются ожоговые пузырьки. Столовых приборов нет. Потоки жира стекают по подбородку, застревают между пальцами. Ты пьешь настоящий черный кофе, пока тебя не начинает трясти.
Когда кусок стейка с кровью застревает в глотке, у тебя выпучиваются глаза. Ты встаешь и смотришь на остальных, а те застывают посреди пиршества, чтобы наблюдать за тобой. Они похожи и на тебя, и друг на друга: бритые головы, мускулистые тела сформированы в нужных местах электрической стимуляцией, все в повседневных пилотских комбинезонах. Даже рост у них одинаковый. В момент ясности ты понимаешь, что одинок, затем наваливаешься животом на край стола… и еще раз… и избавляешься от закупорки. Полупережеванный стейк летит над столом и плюхается в чашу с пуншем. Зал ревет от хохота.
Неожиданно тебя окружают. Кто-то хлопает по спине. Ты не видишь кто. Грудь болит. Ты боишься, что сломал несколько ребер, и это придется скрывать, чтобы вылететь вместе со всеми в атакующей волне.
— Ты еще легко отделался, приятель, — говорит кто-то.
Ты улыбаешься и, покачиваясь, выслушиваешь их подначки.
— Что, хотел покончить с собой и не дать тивари шанса?
— Не мог остановиться, да?
— Тощий обжора.
Все говорят на твоем языке без акцента. Голоса звучат одинаково. Ты рад, что кто-то, вообще кто-то говорит, пусть даже для того, чтобы выделить тебя из толпы.
Круг вокруг тебя расширяется, и ты замечаешь мужчину, уставившегося в угол. Единственного, кто не смеется. Его чистые руки повторяют жесты управления, которые ты читаешь даже на расстоянии: подать топливо в ускорители, полная тяга, подать топливо в ускорители, полная тяга… Он пытается спастись откуда-то бегством.
Твой взгляд привлекает к нему внимание, и смех постепенно затихает.
Входит майор. Мужчина устремляет на тебя колеблющийся взгляд холодных глаз, пока майор выводит его из зала.
Ты возвращаешься на место. Полупережеванный стейк шлепается на стол перед тобой, забрызгав комбинезон красным пуншем с пряностями. Кто-то выудил его из чаши и бросил тебе. Тишина в зале становится суровой. Ты суешь холодный стейк в рот и жуешь. Зал взрывается смехом. Ты изображаешь, будто давишься, ближайшие пилоты бросаются тебе на помощь, но ты с улыбкой отмахиваешься. Смех усиливается.
Ты набираешь прежний вес.
Майор знакомит тебя с твоим кораблем. У него есть имя — Черепобой. Шрифтом, похожим на покрытую заклепками сталь, оно значится на его белом корпусе возле того места, где техник поднимается по лесенке с оранжевыми ступеньками, чтобы вставить КЖИ в яйцеобразную кабину. Декаль ухмыляющегося черепа рядом с именем покрывает тонкая паутинка трещин. Ниже черной краской нанесена римская цифра XXVIII, а рядом силуэт человека. Черепобой убил двадцать восемь тивари, прежде чем потерял своего пилота.
— Это хороший корабль, — говорит майор. — Он вернулся. Он привезет тебя обратно.
Черепобой умеет в автоматическом режиме возвращаться к точке сбора.
Корабль имеет форму огромного куриного яйца, приклеенного толстым концом к толстым концам пяти яиц поменьше, расположенных в виде кольца. На поверхности ни единого шва, все упрятано под белую краску корпуса, даже носовые коллапсарные пушки и плазменные бластеры. Ты знаешь, как заставить истребитель тивари схлопнуться внутрь себя, как стрелять пульсирующими шарами радиации, горячими, как солнце. Но вот насчет кнопки у тебя после синаптической терапии воспоминаний нет. Лучшие пилоты ею не пользуются.
Двадцать восемь — это больше, чем выведено на любом из других истребителей, даже истребителе майора. На его истребителе не значится количество побед, и это знак его ранга — он больше не ведет счет. Его истребитель выкрашен в ярко-желтый цвет, от которого больно глазам. Во время атаки он держится позади строя. Этот истребитель будет привлекать внимание даже в лунной тени.
Ты представляешь себя когда-нибудь на его месте. Ведь вы одинаковые, если не считать опыта. Ты даже лучше, потому что в твой мозг забито больше знаний.
— Не бери это число в голову, — говорит майор, указывая на количество побед корабля. — В длительной перспективе этого недостаточно.
Тивари — это паразиты, расширяющие свою территорию, распыляя в атмосферах планет семена, подобно рыбам, тупо выпускающим молоки в воду, где отложена икра. Их семена редко порождают жизнь. К сожалению, люди в этом отношении уникальны. Если проглотить семена тивари, они вступают в контакт с желудочными бактериями и вырастают в шипастые трубки. Те цепляются за стенки, растут и вытягиваются, чтобы заполнить все семь с половиной метров кишок, пока нарастающее внутреннее давление не заставляет шипы прорвать стенки. И тивари вырываются на волю.
Тивари все равно, какие планеты засеивать. Они загаживают любые. И движутся волной в сторону очередной
