«Если», 2016 № 01 - Журнал «Если»
2. Размывание грани между состоянием мира и войны.
Появление новых форм противоборства (гражданские беспорядки с ограниченным применением насилия, поддерживаемые извне, «мятежевойна»), новых субъектов применения силы (террористические сети, частные военные компании и др.), новых средств ведения войны (кибератаки, применение нелетального оружия, использование высокотехнологичных диверсионных средств, применение средств радиоэлектронной борьбы для подавления гражданских информационных сетей и баз данных, включая энергетические и финансовые и др.) делает неразличимым грань между состояниями «мир-террористическая активность» и «гражданские беспорядки-внутренний конфликт с внешней поддержкой-война».
3. Резкий рост интеллектуализации боевых действий. Скачок в сфере создания систем связи и боевого управления позволяет достичь уровня «ситуационной осведомленности» (Situational Awareness) — полного восприятия ответственным командиром (вплоть до командиров отдельных тактических единиц — отдельного самолета, танка, пехотного взвода, разведгруппы) окружающей тактической обстановки в реальном времени, включая возможность выстраивания точного краткосрочного прогноза. Это резко, качественно снижает уровень неопределенности, «тумана войны» и, по американским оценкам, создает преимущество, соответствующее по масштабу одностороннему обладанию огнестрельным оружием. Другая линия — роботизация боевых действий и создание полностью автономных (не управляемых оператором) боевых средств. Применительно к ВВС такие полностью автономные ударные средства разрабатываются США (Х-47, обладающего потенциалом для создания на его основе нового ударного БПЛА). Также в США и других странах ведется разработка наземных автономных ударных средств в рамках систем охраны важных объектов и рубежей.
Х-47 — серия многоцелевых боевых беспилотных летательных аппаратов производства компании Northrop Grumman. Разработка ведется в рамках программы по созданию беспилотного самолета, способного взлетать с авианосца.
4. Увеличение террористических рисков. Продолжение процессов урбанизации и этнического перемешивания населения приведет к повышению уровня невротизации населения, смешению и потере идентичностей. Эти процессы увеличат контингент потенциальных террористов, вербовочную базу для террористических организаций. Соответственно, весьма вероятным (с учетом нового усиления конфликтности международных отношений) является новая волна терроризма. При этом можно ожидать широкого применения высоких технологий (включая средства генерации электромагнитного импульса высокой мощности[4], беспилотные летательные аппараты, химические, биологические и радиационные препараты, использование кибератак для дестабилизации работы сложных технических систем, обеспечивающих жизнедеятельность крупных городов). Кроме того, скорее всего, произойдет расширение практики суицидального терроризма, включая риски суицидального биотерроризма.
Новым фактором предстоящего периода становится размывание грани между международно признанными состояниями мира и войны. Этому будут способствовать следующие факторы:
• Использование террористических групп, кибератак, применение биологического оружия сможет замаскировать непосредственно момент нападения, а в представлении нападающего (особенно если принятие решения на нападение будет децентрализованным, с участием негосударственных субъектов) — вообще не иметь характера военного нападения.
• Распространение практики т. н. «мятежевойны», формирование транснациональных террористических сетей. Это означает постепенное стирание грани между классической войной и действиями по борьбе с повстанцами / террором, особенно с учетом того, что такие действия в последнее время ведутся с применением тяжелого оружия и на экстерриториальной основе.
• Ожидаемый рост применения нелетального оружия, включая оружие, основанное на новых физических принципах.
Проблема в том, что анонимизация войны и снижение всех и всяческих барьеров на вооруженное насилие (через своеобразные «окна Овертона» в рамках эскалации от поддержки мятежей, кибератак, действий ЧВК до полномасштабного конфликта) — это как раз то, что объективно востребовано современными западными элитами и обществами, психологически не готовыми (пока) к масштабным войнам, но верящими в технологии как способ эффективного разрешения проблем.
В общем, шутка «на удар непонятно от кого США ответили контрударом по кому попало» становится из шутки рутинным анализом новостной сводки.
Наталия Андреева
НОСТАЛЬГИЯ ПО ЯДЕРНОМУ ГРИБУ
© Valdratn, илл., 2016
/экспертное мнение
/гуманитарные технологии
_____
Наверное, многие согласны с тем, что за последние сто лет мир стал гораздо более безопасным — несмотря на появление оружия массового уничтожения, две мировых войны и СПИД. Мы избалованы относительно приличной медициной, худо-бедно функционирующими правоохранительными органами и прочими достижениями XX века, связанными, в первую очередь, с бездуховными мегаполисами. Но баланс между безопасностью и насилием — штука довольно хрупкая.
_____
Для начала, есть своя плата за пользование благами безопасности в большом городе, а именно — разобщенность, отчуждение и снижение эмпатии, без которых невозможно существование человека в больших, информационно насыщенных сообществах. Это — обратная сторона цивилизованности и безопасности, хотя отдельные моралисты, конечно же, называют это падением нравов. В последнее время среди этих высокодуховных людей очень модна ностальгия по деревенской общине, по маленьким сообществам, где все друг друга знают и друг о друге заботятся. «Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок» и далее по тексту. Как правило, эти прекрасные ностальгирующие люди не смотрели «Твин Пикс» и не читали Стивена Кинга, который очень, очень любит писать как раз про такие маленькие городки.
В нашем безопасном сверхурбанизированном мире цветут и колосятся паллиативные формы насилия: вместо мировых войн — рукоприкладство в семьях, вместо линчевания — просмотр вечерних новостей или роликов на YouTube. Трансформации насилия сильно помогло развитие информационных технологий: биохимические ресурсы мозга ограничены, а значит, оптимальная стратегия — тратить их как можно более эффективно. С точки же зрения получения адреналина просмотр ролика на YouTube гораздо эффективнее, чем, скажем, помощь незнакомому человеку на улице. Поскольку и безопасно, и приятно: никакой террорист из монитора на тебя не выскочит, а человек, упавший на улице, может оказаться умирающим от инфаркта, а может — и запойным алкоголиком, перебравшим в любимом баре. Проверять никому не хочется.
В условиях информационного изобилия насилие быстро утрачивает причину. Беспричинность, оторванность от реальности — обязательный атрибут насилия в мире будущего и во многом в мире настоящего: набирают же миллионы просмотров видео, у которых нет ни места, ни времени — черт его знает, кого и за что казнили, или избили на улице, или просто унизили на камеру. Все маломальские оправдания и обоснования насилия, и в итоге смерти уже не работают; они обветшали и рассыпались в пыль, спасибо постмодерну за это: бог мертв, автор мертв, национальное государство пока держится, но не известно, насколько его еще хватит, в глобализованном-то мире. Единственная оставшаяся объяснительная модель — «мы делаем это для вашего же блага», но градус паранойи растет, а уровень доверия к благопожелателям
