Млечный Путь, 2012 № 03 (3) - Журнал «Млечный Путь»
Занавес. И бурные аплодисменты.
Пару минут ошалело рассматриваю погром… Затем беру себя в руки, и сажусь писать письмо. Ага. Угу. Так. Хорошо. Ну вот: вышло и убедительно, и лаконично. Пока, дзинь-дзинь-хлоп, кот уютно не разлёгся на клавиатуре. Лаконичность как-то ненавязчиво трансформировалась в «Войну и мир». Довольная морда родственника излучала умиротворение и желание искать компромиссы. Ну что же, не всё так плохо: в квартире тихо, колокольчик молчит, и я успокаиваюсь. Главное — он меня простил. Главное — достигнуто перемирие. Он всегда, перед тем, как меня простить, ложится на клавиатуру свеженабранного текста. Вот и сейчас: дождался, пока напишу, и сказал: «Ну ладно, мы оба немного погорячились, мир?» Так прямо и сказал. После чего лёг, немного поёрзал, чтобы, значит, не один, а сразу пять-десять абзацев. И всё. Мир.
Вернее — «Война и мир».
Ласково глажу мерзавца и, заискивающе щёлкнув по колокольчику на элегантном малиновом ремешке (дзинь-дзинь-звяк), осторожно перекладываю кота на диван. Восстанавливаю текст. Отправляю на распечатку, иду собираться.
Ладно, сумка готова. Смотрю на часы. Так, пора. Скорее одеться, взять документы, присесть на дорожку.
Спать, просто немыслимо хочется спать… И трудно понять, что больше влияет: ночная дорога или скомканный сон. Сон, которого фактически не было. Вообще, с самого начала всё пошло набекрень — и утренние сборы, и попытка выспаться перед дорогой, и отношения с женой. Это всё он! Он сломал мне день и, похоже, всю поездку. Дороги не будет — это уже очевидно. И не в приметах дело. Да, «посидеть на дорожку» действительно не удалось, но суть в другом. Он вывел из себя. Сломал настрой. Нагнал тревожных предчувствий, мистики, дурных мыслей. Он не идёт из головы; смутное, давящее, гнетущее чувство преследует с начала пути. Да и пустынная ночная дорога, окружённая зловещими пейзажами, подавляет, тревожит. Все мысли вокруг него: мы очень плохо расстались. И холодок воспоминаний вновь сдавил мятущуюся душу. Накатили мысли про то, как уходил я из дома…
…Я ведь уже почти собрался, когда на пороге комнаты обнаружил новый сюрприз. Письмо было разорвано в клочья. Розетка раскурочена, вывернута из стены и повисла на одном проводе. Помню, сжал кулаки, пошёл искать кота. Искал долго. Безрезультатно. Успокоиться… Нужно успокоиться. Я сел на краешек кресла и стал медленно растирать виски. Но покой не приходил. Внутри всё кипело. Голова… голова готова разорваться. Какая-то жилка возмущённо пульсировала в виске. И вдруг… Меня ошпарили. Меня внезапно ошпарили крутым кипятком, и вместо покоя — последовал взрыв. Рванул телефон и наорал в трубку: «Делай что хочешь, но этой твари чтобы в доме не было! Или он — или я!» Она растерялась, пыталась что-то переспрашивать, уточнять, но я всё больше распалялся и уже не кричал — вопил:
— Не было! Вернусь — чтоб не было! Поняла?!
Потом я долго искал ключи от машины. Еле нашел. В спальне, под кроватью. Затем — ключи от квартиры. Нашел. Под ванной, в самом углу. Во избежание новых сюрпризов, я таскал за собой дорожную сумку с собранными вещами. Проклятье! Да как же теперь ехать? Мне — в дорогу, а нервы ни к чёрту! Как ехать-то?!
«На дорожку» в этой нервотрёпке я, конечно же, не присел, а крепко удерживая связку ключей в сжатом кулаке, сразу рванул к двери. Кот с прижатыми ушами, стегая воздух хвостом, сидел там, подпирая собой дверь. Он… Он не позволял мне выйти. Я пытался отодвинуть его, но он, весь напружинившийся, упорно не уходил. Я попробовал ещё раз. И ещё. И ещё. Он подвывал… он как-то странно подвывал…
Знаете, как это обычно бывает? Как обычно бывает, когда спешишь? Делаешь всё второпях, не замечая деталей, не придавая им значения. Оно и понятно — цейтнот. Но подсознание — оно всё замечает, всё фиксирует. Вопрос в том, отдаст ли нам память это позже, потом, — или не отдаст уже никогда…
Я делал всё судорожно, наспех, не замечая деталей. А наверно — стоило задуматься, остановиться. Мне бы внимание обратить: кот какой-то не такой. Да, шалит; да, пытается диктовать условия. Но… шалит как-то не так. Да и шалит ли?
Он выл, рвал мне душу… Нет, я не точен. Это сейчас, когда прошлого не вернуть, я понимаю, что он рвал мне душу. Или… Или мне это кажется только сейчас?
Он выл, рвал мне душу, потом вцепился в ногу всеми лапами, обвил хвостом и повис. Дрожал всем телом. И я… Я не мог его стряхнуть. Чёртов артист, да брось ты ломать комедию! Я оценил твой юмор, прочь! Ты никогда не любил меня, что же выть на дорогу? Я швырнул вещи на пол. От грохота он повалился тоже, и в страхе метнулся в сторону. Этого было достаточно, чтобы я рванул за дверь и, подумать только, — панически бежал сломя голову.
Вы когда-нибудь слышали, как воют волки? Странный вопрос, не правда ли? И всё же: вы когда-нибудь, не приведи господи, слышали, как воют волки? Я — слышал. Один раз. Когда выл кот моей жены. Переполненный паникой, я трусливо сбегал вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, и вслед мне, многократно повторенный гулким эхом подъезда, раздавался волчий вой моего кота. Тихий, гортанный вначале, точнее — утробный, в низких тонах, почти басовой, он медленно набирал силу, переходя в средние частоты… Что больше пугало: необычность или чудовищность происходящего? Пожалуй, меня добило одно: дикое, иррациональное несоответствие низких тонов — размерам кота. Он выл так басовито, словно утроба его была размером с быка. Как эта мощь могла резонировать в небольшом теле? Нет, он конечно крупный самец, восемь с чем-то килограммов, но, тем не менее, тем не менее… Сломя голову, я летел вниз, меня трясло, и по коже бегали мурашки.
Морозный воздух отрезвил. Лёгкие редкие снежинки умиротворяли. Здесь, на воздухе, я впервые за день облегченно вздохнул и, настраивая себя на ожидающие дела, направился к машине. Ни шефу, ни партнёрам мои злоключения с котом интересны, конечно, не будут. В
