Стихийное бедствие - Владимир Александрович Панков
— Пусть говорит. Уши, поди, не завянут.
— Вы рожденные ползать, вот кто вы, — крикнула Нютка, — а я летать хочу.
— Ну сказанула. Теперя уши уж точно завянут.
— Я летать хочу, — повторила Нютка с металлическими нотками в голосе, — отец меня уж драл, чуть трость свою не обломил, а толку? Все одно хочу летать. Все одно пойду в стрюардессы. И чего вы так взъелись-то? Ведь же стюардесса — это родная сестра проводницы.
— Ой, родная сестра — ну, договорилась!
— Ну пусть двоюродная, но сестра же! Поймите, мечта у меня есть. С детства летать хочу. Во сне летала, теперь хочу в самом деле. Хочу землю поглядеть.
— Так на железных дорогах-то не увидишь, что ли?
— Э, это не то. Мне другой масштаб нужен. Чтоб далеко видать…
— А я, Агафон Терентьич, вот что предлагаю, — решительно встала тетя Паша, — думаю, замуж ее надо, а? Тогда вся дурь у нее в детей уйдет, в хозяйство. С дитем на руках не полетаешь.
— Да кто ее возьмет, стюардессу? Даже на слух неприлично выговаривать.
(Тут автор приносит извинения за некоторые недипломатические выражения, слетающие с уст героев в пылу полемики.)
— А я так думаю, — врезался в распрю Агафон, — что надо ставить вопрос шире и глубже. Кто такие мы с вами? Мы это как красные кровяные тельца в стальных артериях страны. Мы та самая заварка, без которой любой чай останется простым кипятком. Мы носители чистоты в вагонах… В нашу среду должны попадать только лучшие из лучших. Вы все должны запомнить, что мы не шушера какая-то, мы особый народ. А наше Прищепино — такой же центр, как для ткачей Иваново, для стеклодувов Гусь-Хрустальный или Тольятти для автостроителей. И мы никому не позволим…
— Позволишь! — выкрикнула язва-дочь.
Агафон смешался. Весь публицистический пыл его тут же улетучился. И тут руку поднял Спиридон из спального — белая кость. Интеллигентно, без базара взял себе слово.
— Ладно, пусть себе кудахчет. Покудахчет и перестанет. И не таким крылышки подрезали.
Нютка гордо передернула плечом и пошла прочь к выходу. И тут… Не знаю, показалось ли, нет ли, но взмахнула вдруг руками Нютка, оторвалась от пола и… поплыла, полетела. Чтоб глаза мои лопнули, полетела!
Все, кто был в зале, онемели.
ХИРУРГИЧЕСКОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО
Никогда нельзя нарушать природный баланс. Иной раз хлопнешь себя по лбу, убьешь комара, а потом маешься целый день сам не свой, подсчитываешь последствия… Ведь комар — это пища для лягушек. А голодная лягушка уже не так питательна для аиста. И аисту на пустой желудок до теплых краев лететь тяжелее… Попробуйте сами после паршивой столовой руками помахать — далеко ли вы улетите?.. Короче говоря, может так получиться, что на следующий год такой аист-дистрофик к нам уже не вернется. И лягушки расплодятся, как кролики. И всех комаров слопают и за невинных животных примутся… Да разве можно все последствия предугадать?
Так и у нас с Макаркиным получилось… A-а, думали мы, что нам Макаркин, что он один может?
Позванивал иногда, заходил редко. Вроде бы и ничего особенного из себя не представлял. Но оказалось, что и он в природном балансе что-то такое уравновешивает…
Я его знал плохо. Так, приходили от него люди. Очень бывали уважаемые люди. Один заслуженный деятель не то искусств, не то техники, один кандидат не то каких-то наук, не то в мастера спорта, два поэта не то песенника, не то пародиста. Приходили, приносили записки, иногда говорили устно: я, мол, от Макаркина. Ну я, понятно, помогал им, чем мог. Все-таки заслуженные деятели, кандидаты, поэты… Заслужили свое — почему не помочь?
Мне лично Макаркин никаких особых услуг не оказывал. Один раз только, помнится, достал какие-то билеты куда-то для жены не то в театр, не то на самолет…
И только когда хватила его эта болезнь… Кстати, какая-то чудная болезнь. Я о такой болезни и не слыхивал. От любой болезни могу достать лекарство, а от этой никакие лекарства не помогали. Потребовалось, я слышал, хирургическое вмешательство.
Конечно, Макаркин сильно суетился по жизни, но кто из нас не суетится?.. Ну, крутился, звонил, бегал, доставал, обещал, выколачивал, устраивал, химичил… Кого сейчас этим удивишь? Многие крутятся и устраивают, но чтоб от этого заболеть?!
Говорят, перенапряжение у него, стресс. Я себе стресс этот самый представляю, как нокдаун изнутри… Но разве может быть нокдаун от телефонных звонков и обещаний?..
Говоря по-простому, Макаркин повредился. Что-то у него там в голове сместилось.
И была над ним операция. Черепок ему вскрыли, что-то там починили, поправили, а когда обратно гайки закрутили, был Макаркин уже совсем другим человеком. Отрегулировали ему там какие-то центры…
Вышел он из больницы — и прошлую жизнь, как бритвой… Знакомых перестал узнавать, добра не помнит.
Это не сразу, понятно, обнаружилось. Все же полагали, что он словно комар, а у него голова оказалась не голова, а диспетчерская.
Ему на дом звонки, просьбы, сложно-подчиненные предложения, а с него как с гуся вода. Тут вокруг него дела закручиваются, все кипит, а ему хоть бы хны.
Стали к родственникам апеллировать: мол, повлияйте, уже средства вложены, а машина вхолостую гудит, потому как одна шестеренка — Макаркин — крутиться не желает.
А родственники сами не бельмеса: они раньше как сыры в масле катались, горя не знали, а тут он словно бы не понимает их чаяний, то есть чего от него хотят. Словно бы у него какой-то иммунитет к связям появился!..
Вы это поймите, это уже серьезное положение, чрезвычайное. Тут не до смеха. Тут уже буквально вся экономика останавливается.
Оказывается, теперь неизвестно, кто кому должен звонить, чего обещать, кому словечко замолвить и, больше того, каким способом выплатить полагающееся вознаграждение. За услуги. При чем тут деньги? Разве в деньгах счастье? Деньги вообще ничего в жизни не решают, так только — душу успокаивают…
Так вот оказалось, что один Макаркин все это знал: кому, что, когда и сколько… А без его помощи вдруг все наши дела остановились… Напрасно вы представляете нас себе преступным миром. У нас ведь нет организованной преступности. Мы же все на службе находимся. И наши «дела» — это так, вроде хобби.
Мы не организованы, но взаимосвязаны. Главное в наших отношениях — услуги. Еще раз
