Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №11 - Журнал «Домашняя лаборатория»
Вернувшись к каталогу, я попытался снова найти ссылку на доклад. Соответствующая карточка исчезла, однако на дне ящика обнаружилась предательская полоска картона, свидетельствовавшая о том, что карточка была попросту вырвана.
Препятствия, созданные советской системой на пути моих изысканий, начали разрушаться в конце 80-х годов. По мере того, как в мои руки стало попадать все больше и больше сведений о Пальчинском, я начал осознавать, что идеи этого человека пережили не только его собственную физическую смерть, но и Советский Союз как таковой. Призрак Пальчинского открыл мне глаза на несостоятельность советской техники и помог осознать, какую колоссальную цену взыскала с народа Советского Союза индустриализация страны.
Глава 1
РАДИКАЛЬНЫЙ ИНЖЕНЕР
Холодной апрельской ночью 1928 года агенты сталинских секретных «органов» постучались в дверь ленинградской квартиры Пальчинских. Когда 54-летний инженер Петр Пальчинский вышел к ним, ему объявили, что он арестован. Агенты обыскали квартиру Пальчинского и обнаружили огромное количество личных документов, относящихся к его более чем тридцатилетней деятельности в качестве инженера. Уводя Пальчинского, они приказали его жене Нине Александровне сложить бумаги мужа в мешки и доставить их в участок. Более года после этой ночи она не имела никаких сведений о судьбе своего мужа, — до тех пор, пока 24 мая 1929 года в газете «Известия» не появилось короткое и ужасное сообщение. Нина Александровна прочла, что ее муж возглавлял антисоветский заговор с целью свержения правительства и восстановления капитализма и, признанный виновным в государственной измене без всякого судебного разбирательства, был расстрелян немедленно по вынесении приговора [1].
Много лет спустя арест и гибель Пальчинского были кратко упомянуты Александром Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ». По словам Солженицына, бумаги этого выдающегося инженера попали в «пасть» ОГПУ и исчезли «навсегда, без возврата» [2]. Действительно, вплоть до наших дней о Пальчинском было мало что известно, хотя многие западные историки отмечали его важную роль в индустриализации и техническом развитии России в первые десятилетия XX века. В 1982 году один американский историк сумел написать о нем небольшую заметку для энциклопедии русской истории, отметив в ней, что «доступная информация о Пальчинском невелика, а советские источники вообще не упоминают о нем» [3].
Спустя шестьдесят два года после гибели Пальчинского, в один по-московски морозный день января 1991 года, мне было наконец разрешено ознакомиться с материалами правительственного архива. В течение нескольких предшествующих десятилетий я не мог проникнуть туда, однако теперь Советский Союз переживал разгар горбачевских реформ, и, хотя полки продовольственных магазинов были практически пусты, гласность дала новую жизнь политическим дискуссиям и гуманитарным исследованиям. В архиве, наряду с наличием микрофильмированного указателя имеющихся материалов, обнаружилось отсутствие катушек в аппаратах для чтения микрофильмов. Поначалу я был обескуражен этой технической проблемой, но вскоре обратил внимание на действия соседа, который, засунув палец одной руки в рулон микрофильма вместо катушки, другой рукой неистово вращал ручку аппарата для чтения. Я последовал его примеру и оказалось, что микрофильмированный текст можно худо-бедно прочесть. Примерно через час я обнаружил описание фонда П.А. Пальчинского. Размеры фонда потрясли меня. Поскольку, согласно архивному правилу, в день можно было заказать не более десяти из многих сотен документов, составляющих фонд, я вскоре понял, что мое исследование превращается в настоящую одиссею. К тому же, всякий раз, когда я вновь обращался к просмотру микрофильмированного указателя, мне приходилось, в соответствии с еще одним архивным правилом, через каждый час работы аппарата отключать его на 15 минут, чтобы дать ему охладиться и избежать воспламенения пленки. Вскоре выяснилось, правда, что если приходить в архив с утра пораньше, то можно завладеть одним из немногих имевшихся там импортных аппаратов, на которые данное правило не распространялось. В итоге последующих месяцев этой командировки и еще трех поездок в Москву все собрание материалов, в свое время доставленных Ниной Александровной Пальчинской в участок, неспешно «всплыло», словно гигантская рыба из подводных глубин.
Изучая эти материалы в то самое время, когда вокруг происходил распад Советского Союза, я понял, что они дают ключ к разгадке одной из загадочных особенностей советской истории. Почему СССР оказался неспособен воспользоваться в полной мере результатами своего впечатляющего вступления на путь технической модернизации? С самого начала его существования руководители Советского Союза придавали огромное значение технике, выдвигая программы электрификации, индустриализации и производства оружия, которые вызывали воодушевление одних и тревогу других западных наблюдателей. Предпринятые СССР попытки развития техники поначалу казались весьма успешными. За годы пятилеток, предшествовавших Второй мировой войне, на советской земле выросли крупнейшие в мире металлургические заводы и гидроэлектростанции. Иностранные наблюдатели и участники этого процесса, от фотографа Маргарет Бурк-Уайт до профсоюзного лидера Уолтера Рютера, свидетельствовали о «Великом Советском Эксперименте» и восхищались им.
Между тем «паровоз» советской экономики продолжал «лететь вперед» в порыве роста и модернизации, зачаровывая наблюдателей во всем мире. Историк экономики из Гарвардского университета Александр Гершенкрон выдвинул идею о «преимуществах отсталости», утверждая, что, когда в Советском Союзе впервые устанавливалось промышленное оборудование, были взяты самые новейшие модели, и это поставило СССР в преимущественное положение перед теми странами, которые, развив свою промышленность раньше, были к тому времени обременены устаревающей техникой. По прошествии уже более сорока лет после революции, в 1960 году, экономист Роберт Кэмпбелл (впоследствии ставший одним из ведущих специалистов по Советскому Союзу), констатировал, что темпы экономического роста в СССР почти вдвое выше, чем в США, и пришел к заключению, что «коль скоро имеется разница в темпах роста, русские неизбежно догонят нас; а если она будет оставаться на нынешнем уровне, это произойдет довольно скоро»[4].
Но вот сегодня, при жизни третьего поколения после Октябрьской революции мы видим, что эта грандиозная попытка распорядиться техникой на благо народа не удалась: Горбачев, Ельцин и другие нынешние лидеры государств, образовавшихся после распада СССР, все как один обратились к Западу за помощью в технической модернизации. Что же явилось причиной этой неудачи? Стандартный ответ «несостоятельность централизованно-планируемой экономики» никак нельзя считать исчерпывающим объяснением. В конце концов, советская централизованно-планируемая экономика оказалась в состоянии создать промышленную систему, которая в пору своего расцвета была второй в мире по масштабам; она позволила стране оказать сопротивление гитлеровским войскам и низвергнуть их и дала ей возможность развиваться в течение многих десятилетий как до, так и после Второй мировой войны. Она позволила Советскому Союзу запустить первый в мире искусственный спутник и вывести первого
