Знание-сила, 2009 № 09 (987) - Михайлов
«З-С»: Но почему в России личность не была защищена и до сих пор не защищена? Почему она стремится укрыться в некую мифическую соборность, стремление к которой, пожалуй, говорит как раз о неумении, неспособности русского человека быть самим собой? (Кстати, русского или российского? Что, у татар нет подобных проблем? А у народов Северного Кавказа?)
В.К.: А как эту личность защитить, если не сложилось никаких социально-общественных структур, независимых от государства, способных защитить личность?
Почему они не сложились? Потому ли, что государство слишком давило, или по другой причине? Быть может, просто потому, что в ситуации перманентной войны (с татарами), а затем с бандитскими армиями: Болотников, Хлопок, тушинский вор, Разин, Булавин, Пугачев. — обыватель спасался лишь под защиту штыков государственной власти? Это было ясно выговорено в «Вехах»: только самодержавие силой своих штыков защищает образованное общество от русского бунта, «бессмысленного и беспощадного». Что касается соборности, общинности, то это, конечно, миф, рожденный опять-таки усилием государства связать народ общиной ради фискальных надобностей. Но нельзя же жить без идеала, который не опирался бы на реальность — хоть чуть-чуть. Так вынужденная общинность стала под перьями отечественных мыслителей символом русской народности.
О русском или о российском народе мы тут говорим? Не знаю. Великороссы имеют в себе такую смесь разных кровей — славянскую, угро-финскую, тюркскую, еврейскую, немецкую, точнее германскую, романскую… — что трудно говорить о какой-то «чистоте расы». Но именно такие нации и бывают наиболее жизнеспособными. Чтобы понять продуктивность подобной смеси, достаточно назвать Китай, Великобританию, США. А для того чтобы быть самими собой, требуется большой исторический опыт свободы. Ни у русских, ни у татар, ни у жителей Средней Азии такого опыта не было. Народы Кавказа требуют особого разговора, но здесь я не чувствую себя достаточно компетентным.
«З-С»: Но как сложился этот ущербный уклад жизни и почему он неизменно сохранялся в течение веков? Едва мы двинулись в сторону Европы в феврале 1917-го, большевики тут же вернули страну к жестко централизованной власти, к государству, которое выше человека. Василий Шульгин сразу это увидел. Уже в 1920-м он говорил о преемственности советской России по отношению к Российской империи. По мнению Шульгина, что бы ни думали и ни говорили большевики, они восстанавливали могущество, единство и границы России «до естественных пределов» и «подготавливали пришествие самодержца всероссийского». Позже это признал и наш выдающийся философ Николай Бердяев.
В.К.: Вообще все русские разговоры спотыкаются об этот вопрос: почему? Да потому, что не отвоевали себе свободу, не заслужили ее и постепенными реформами, не выдержали их. Хотелось всего и сразу.
Достоевский хорошо писал, что Россия не «выжила» правил цивилизованной жизни, ибо все хотела совершить силой прихоти и произвола, всего добиться в единый миг, который есть дьявольский искус. Принципу свободы у нас противостоял принцип произвола. А силой прихоти, в один миг, потому что мы все время чувствовали свое отставание, чувствовали, что в России сошлись слишком многие противоречия, на разрешение которых надо слишком много времени, а времени-то и не было.
Ущербная социальная жизнь рождала ущербную психологию, которую легко использовали авантюристы. Я в свое время сформулировал это так: в России почти всегда было легитимное, но неправовое правление. Любая власть сразу становилась легитимной, однако правовых структур боялась как огня. А в ситуации властного произвола на него можно было ответить только низовым произволом, который ни к чему хорошему не приводил. В случае же победы низового произвола — именно этим было торжество большевизма — смысл жизни не менялся. Произвол оставался произволом, уничтожая даже мельчайшие наработки права, которые потихоньку возникали после реформ Петра Великого и Александра Освободителя.
«З-С»: Кстати, о реформах: как бы вы оценили деятельность Петра Великого? Да, он двинул вперед науку, промышленность, военное дело в России, да, он — в конечном счете — породил Пушкина. Но он же укрепил и умножил то, что подавляло личность, не замечало отдельного человека. Он в немалой степени повинен в том, что Россия, прорубив окно в Европу, не стала частью Европы. Наше отношение к человеку — азиатское, а не европейское. Значительная часть вашей книги доказывает именно это. И наша сегодняшняя жизнь это тоже доказывает. Увы, все то, о чем вы пишете в своей книге, рассказывая о прошлом, — можно увидеть за окном. Несмотря на то, что мы сейчас шагу не можем ступить без компьютеров, общаемся в основном по Интернету, спутники давно бороздят просторы космоса, — в российских головах мало что изменилось.
В.К.: Думаю, Петр в подавлении личности мало виноват. И прежде всего потому, что в его время другой личности, кроме него, в России просто не было. Были не личности, а холопы, которых он хотел научить принципам европейской жизни. Он ввел новое летосчисление, то есть сделал Россию из ветхозаветной страны — христианской, создал Академию, заключил договор со старообрядцами (прекратив так называемое «проведывание» раскольников войсками, когда их просто уничтожали), повелел перевести книгу Джона Локка «О терпимости», но при этом с тоской говорил, что понимает Ивана Грозного, ибо русский народ привык быть рабом и вором.
«З-С»: И наконец, почему мы остались рабами по своей психологии даже после отмены крепостного права?
В.К.: Да потому, что исторический срок от 1861 до 1917 года абсолютно ничтожен. Не говоря уж о том, что до столыпинских реформ крестьяне так до конца от крепостных пут и не освободились. Большевики с легкостью восстановили это бесправие, да в еще более усиленном варианте. Здесь дело в народной привычке к полной зависимости, к экономической несамостоятельности — имею в виду большинство, а не ту небольшую часть, что вырвалась из общинных пут, рожденных крепостным правом. Те, кто вырвался, либо эмигрировали во время Гражданской войны, либо были «раскулачены», сосланы, арестованы, погибли в лагерях и ссылках. Какая уж на этом фоне свободная личность? Я удивляюсь тому, что желание свободы хоть в каком-то виде все же присутствует у части — пусть небольшой! — русского народа.
А пока понятие свободы, а не произвола не проникнет в народное сознание, можно надеяться только на появление таких властей, которые надолго сумеют утвердить в России правовые принципы жизни. Как писал Пушкин, «несчастью верная сестра, надежда.».
Беседу вел Игорь Харичев.
РАЗМЫШЛЕНИЯ К ИНФОРМАЦИИ
Виды порождают друг друга
Борис Жуков
Биологи из университетов Флориды, Индианы и Мичигана распутали цепочку эволюционных событий, ведших к образованию новых видов насекомых всего за полтора столетия. Предметом изучения стала американская плодовая муха Rhagoletis
