Ах, эти деньги!.. - Джордж Микеш
И я зашел. Увидев меня, она улыбнулась, но прищурила глаза, словно близорукая. На полном серьезе я попросил показать мне серый галстук в черную полоску.
— Что вам угодно? — вошла в игру Хедике. Голос ее был скучающим, и, если я не ошибся, она подавила зевок.
— Я прошу серый галстук в черную полоску. — повторил я, хихикая, а про себя сказал: «Сколько еще раз ты будешь спрашивать, дорогая, сколько раз?» И я почувствовал, как на лбу у меня напряглись жилы. Интересно, что такое ощущение у меня бывает только, когда я нервничаю.
— Серый галстук в черную полоску, — сдержанно кивнула Хедике. — Пожалуйста, подождите. — И она ушла в другой конец прилавка.
Какое у нее серьезное лицо, думал я, и черты как будто не такие мягкие! Лицо не круглое, а угловатое. У нее блестящая мимика. Сара Бернар за прилавком! Но я не люблю женщин с угловатыми лицами. Когда я заметил, что она на меня смотрит, я лукаво подмигнул ей. Любимая не заметила, лениво повернулась ко мне спиной и принялась рыться в ящике. Господи, какой враждебный вид у ее спины! Даже спина играет. Блестяще! Она все еще роется? Все еще роется… Сонно, не спеша… Тогда я в шутку стал разыгрывать нетерпеливого покупателя. Я нервно барабанил по стеклянному прилавку и вполголоса напевал: «Рам-пам-па паппа-пам бумм-бумм-бу буммбубу…» И чего она там делает столько времени? Закричу в шутку: «Послушайте! Я уже час здесь стою! Вы что, жарите галстуки, что ли?» «Бем-бе-бе бембебе…» Я почувствовал, как вся кровь бросилась мне в лицо, руки начали дрожать, плечи подергиваться. «Господи, хороша шутка, — хохотал я про себя, — теперь она разыгрывает, будто я ей нужен, как прошлогодний снег. Божественно! Только бы не чувствовать все время, что я сейчас взорвусь». Что бы сказала любимая, если бы я в шутку взорвался?
— Вы просили серый галстук в черную полоску, не правда ли? — осведомилась дорогая, о моя дорогая! — У нас есть еще красивые черные галстуки в серую полоску! — крикнула она с другого конца прилавка. Голос у нее был резкий, враждебный. Она бросала в меня словами, как собаке швыряют кость. Вот потеха, только бы узнать, почему я чувствую, что она меня ненавидит? Блестящая актриса, иногда, правда, переигрывает, но все же очень хороша. Однако двигаться она могла бы и побыстрее, эта сильфида-волшебница. Она думает, моя капризуля, что у меня время несчитанное? Уже третий день я увядаю здесь, звездочка моя бесценная. Не соизволите ли наконец потрудиться и подойти сюда, графиня? Здесь вас ожидает ваш самый покорный слуга… Ну, что же будет?
Шутки шутками, но это возмутительно! Я попросил у нее галстук, а она вместо того, чтобы обслужить меня, болтает! И у шутки есть границы! Все еще треплется! И поглядывает в мою сторону королева ленивиц, брезгливо покусывая губы. Или она не на меня глядит? Нет, на меня. Можно лопнуть от смеха, она глядит на меня, словно я гусеница, покупающая себе галстук.
Здорово представляет! Однако было бы лучше, если бы она подошла, наконец, приблизила ко мне свою мор-мор-мордашку. Сердечко мое, иди скорее сюда с этой паршивой тряпицей для шеи! Придешь ты, лапочка, придешь наконец, или я не знаю, что я сделаю! Ну, поглядите только, моя милочка гоняет там лодыря и болтает, болтает… Невыносимая особа! А я стою здесь тридцать лет, голодный и жаждущий, со лбом, поросшим мхом, с истрепанными, скрученными нервами и жду галстук. И с каких пор жду, жду, жду, жду… Ожидаю… Дожидаюсь…
Вдруг я завыл, словно волк, поджидающий подружку, долго, протяжно и жалобно. Я вынужден был взвыть, но эта старая сварливая ведьма никак не прореагировала. Словно ничего не случилось, она продолжала лопотать, в шутку бросая на меня сверкающие ненавистью взгляды, а я тоже в шутку грыз стеклянный прилавок и думал: как я мог влюбиться в эту женщину?
И тогда Хедике, шаркая ногами, подтащилась ко мне и в шутку серьезно спросила: не куплю ли я лучше подтяжки? Произнося эту фразу, она смотрела на меня: белки глаз у нее были желтые, нос зеленый от отвращения и двигался, словно был сделан из резины. Я был так взбешен, что не мог издать ни единого звука, я размахивал руками и ногами, угрожающе хрипел, потом потряс кулаками и выскочил из магазина. Я летел не останавливаясь до Ракошпалоты. Меня несло негодование. Обратно я вернулся на трамвае.
Между нами все кончено. И зачем мне понадобилось заходить в этот магазин?
ВИКТОРИНА
Скажу кратко: по чисто педагогическим причинам я считаю неправильным передавать по радио викторины. Почему? Они дискредитируют родительский авторитет. Да что там дискредитируют! Подрывают! Кроме того, они уменьшают уважение, которое дети обязаны питать по отношению к родителям. Уменьшают? Уменьшают. А чем это может кончиться? Не знаю.
Вот, например, случай со мной.
Однажды вечером мы сидели у радиоприемника — жена, мой сын и я. Идиллическая картинка: глава семьи прочищает трубку, молодая женщина читает книгу, ребенок приводит в порядок свою коллекцию бумажных салфеточек. И вдруг по радио объявляют, что будут транслировать викторину.
— Это интересно! — сказал я сыну. — Слушай внимательно, многому можешь научиться.
Я спокойно ждал первого вопроса. Правда, знания мои ограниченны, но я крепко верил в свои способности. С приятным чувством я вспоминал, что знаю даже, когда была битва при Фермопилах. А эго не каждый знает!
К сожалению, спросили не о битве. Надо было назвать какой-то странно звучащий инструмент.
— Укулеле, — произнес я без колебаний и торжествующе огляделся.
С почтением глядя на меня, сын с удовольствием повторил слово. Однако минутой позже выяснилось, что это совсем не укулеле, а венгерский народный инструмент ненерэ. Жена иронически улыбнулась. Я не мог этого стерпеть. Нервничая, покраснев до ушей, я объяснил, что, собственно говоря, вовсе не ошибся. «Укулеле» в переводе на венгерский означает «ненерэ». Жена рассмеялась и вышла из комнаты. С раздражением я глядел ей вслед. Могу поспорить, что она не знает, когда была битва при Фермопилах!
Ожидая следующего вопроса, я был неспокоен. Волновался, как когда-то па уроке арифметики. Горло у меня пересохло, сердце учащенно билось. Ох, только бы спросили про битву у Фермопил! Я чувствовал на себе пристальный, изучающий взгляд сына. Он все
