Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

— Если человек хоть раз задумался о смерти, то он больше не может рассчитывать на нормальную жизнь, — Джон лукаво улыбнулся и пожал плечами. — Ты думала когда-то о смерти?

— Постоянно. С тех пор, как попала в ураган.

Она достала из сумочки ментоловые сигареты. На самом деле, Гермиона ненавидела их, потому что едкий дым с холодным привкусом ментола, обжигал лёгкие, но таким образом вытравливал оттуда колючие розы. Те хотя бы на несколько минут переставали колоть рёбра и боль становилась терпимее.

С возвращением магии, на теле снова проступили все шрамы, но зато безумие больше не сводило с ума. Оно просто было обыденным и рутинным, даже слегка пресноватым.

— Но ты ведь такая красивая девушка, — ответил бармен. — Ты должна жить в своё удовольствие, наслаждаться каждым мгновением. Скажу тебе честно, я не встречал кого-то привлекательнее тебя в этом клубе, а я видел тут многих.

— Америка на меня плохо повлияла.

— Перед тобой открыт весь мир.

— Но мне нужна только Англия, — Грейнджер достала из сумочки несколько купюр, оставляя их под пустым стаканом. — Спасибо тебе, Джон. Ты составил мне достойную компанию.

Без выступлений на бис и громких слов, она просто вышла на улицу, вдыхая морозный воздух города, который так долго скрывал её печаль под покровом белоснежного снега. В голове пронеслись слова, сказанные Рольфу, когда она хотела сыграть свадьбу в марте. В том самом месяце, который так отчаянно ненавидела и желала стереть со страниц календаря. В её сердце никогда уже не наступит весна.

Грейнджер аппарировала к себе домой.

Прошло достаточно много времени с тех пор, когда она покинула эту квартиру. Гермиона осматривалась по сторонам, но не узнавала ничего из того, что видела. Она просто по привычке аппарировала сюда, потому что больше было некуда. Последние две недели она тут жила, но чувствовала себя чужой, словно стены вытесняли её.

Всё казалось таким холодным: плед на диване, подушки на креслах, простынь на кровати, зубная щётка и чашка в мойке. Гермиона не узнавала то место, которое было её домом, которое было буквально пропитано её болью и ужасом. Тут чувствовалась чернота и вечная зима. Ей хотелось бы убежать отсюда, но это бы не помогло, потому что бегство никогда ей не помогало. Карие глаза сфокусировались на стене над рабочим столом, которая подсвечивалась ярким лунным светом. Вот он — единственный выход — это поджечь все оставшиеся ниточки.

Тонкими пальцами Гермиона коснулась чёрно-белой фотографии, сделанной около года назад, тем мальчишкой, который согласился шпионить за Малфоем. Кажется, его звали Джереми, и кажется, Грейнджер убила его. Да, оно точно не оставила его в живых после того, как получила конверт с фотографиями.

— Мы вместе заварили это, нам вместе и расхлёбывать, — прошептала девушка. — Прости, Малфой, но живыми нам из океана не выйти.

Она уснула на диване, натянув на себя плед, кутаясь с головой от кошмарных снов.

Так много лет Мэнор был для неё поместьем из кошмаров. Она осматривалась по сторонам, словно боялась чего-то случайно коснуться, пока Малфой продолжал что-то рассказывать что-то о воротах. Её дыхание участилось, а щёки внезапно вспыхнули от накатывающих воспоминаний. Сил еле хватало на то, чтобы сдержать вырывающиеся слёзы и крики. Все шрамы на теле разом начали гореть, изводя болью каждый дюйм тела, но Грейнджер продолжала покорно ступать шаг за шагом, следуя за хозяином дома.

— Я был удивлён твоему визиту, — как-то грубовато произнёс Драко. — Мы с тобой достаточно давно не виделись.

Парень внезапно остановился, а Гермиона чуть было не врезалась тому в спину, засмотревшись на стены гостиной. Это была другая, но и тут сделали ремонт. Мало что из того, что она запомнила с того злосчастного дня, осталось в прежнем виде. Теперь тут было много света, а по углам стояли вазы с живыми цветами — нежно-голубые гортензии.

— Гортензии? — она не отрывала глаз от цветов. — Серьёзно? Это не похоже на тебя. А как же любовь к розам?

— Гортензии — любимые цветы моей жены, а розы — любимые цветы моей матери. Я как-то к цветам равнодушен.

Он лгал ей. Гермиона знала, что у Малфоя были любимые цветы.

— Гортензии, значит, — она усмехнулась. — Нужно будет запомнить.

— Знаешь, Монтегю, я как-то раньше за тобой тоже не особо замечал любви к цветам.

Она быстро отвернулась, чтобы случайно не утонуть в омуте его серых глаз, да и чтобы не забыть о том, что Малфой видит перед собой лишь ублюдка Монтегю, а не сломленную гриффиндорку. Ей нужно было быстрее закончить этот разговор, пока не потребовалось снова глотать это омерзительное оборотное зелье из фляжки.

Раскатистые звуки грома и внезапные вспышки молнии заставили её проснуться.

Перед глазами всё ещё витали образы ненавистных гортензий и озлобленного Малфоя. Её мучила жажда, но она не спешила вставать с дивана, прислушиваясь к собственному сердцебиению. Прошёл почти год с той самой весны, когда Гермиона твёрдо для себя решила, что пришло время отомстить. Тогда план казался таким правильным и идеальным, а теперь всплывающие фрагменты событий в голове, заставляли её порой ужасаться из-за собственной хладнокровности.

У каждой из личностей, что уживались внутри Гермионы были свои планы, своё сознание, своя модель поведения, а теперь всё это превратилось в какую-то мусорку химических отходов. Грейнджер была отравлена собственным ядом, а времени с каждым днём становилось всё меньше.

Когда внезапно начавшийся дождь сменился тишиной, а в квартиру начали проникать солнечные лучи, девушка уже была одета и накрашена. Спустя месяцы и после весьма длительного отсутствия она решила появиться в Департаменте. Ей предстоит показать миру своё последнее представление, где всем была отведена своя роль, а финал мало у кого вызовет слёзы на лице.

До марта оставалось всего несколько дней, и на языке уже чувствовался горький вкус первого весеннего месяца.

Она аппарировала в главный холл Департамента, который, как обычно, кишел целой толпой служащих, а от шума разговоров могла запросто взорваться голова. Гермиона нацепила свою дежурную улыбку и направилась в сторону дверей отдела магической стажировки.

— Неужели? — в спину послышался знакомый мужской голос, сочившийся издёвкой. — Кого я вижу?

Судья Спаркл расплылся в довольной улыбке, изучая Гермиону пристальным взглядом, словно они не виделись девять жизней. Хотя по привычному костюму коричневого цвета м булавке на галстуке в виде лиса, могло с лёгкостью показаться, словно они встречались полчаса назад за обедом.

— Добрый день, — она пыталась говорить как можно непринуждённее. — Позвольте поинтересоваться, что Вас привело в такое дикое восхищение? Я бы даже сказала, что Вы испытаете настоящий экстаз при виде меня.

— Это вряд ли, мисс Грейнджер. Скорее я всё это испытывал, пока не встречал Вас в стенах Департамента. Я уже было подумал, что Вас кто-то убил.

— Мне так нравится наша с Вами взаимная любовь.

В этом обмене любезностями было что-то такое приятное, но Грейнджер не могла понять что именно. Скорее всего, что это было ощущение жизни — что-то стабильное и такое, что могло быть у нормального человека.

— Надеюсь, что Вы нам будете в впредь радовать своим отсутствием.

— Надейтесь, — Гермиона скрестила руки на груди. — Обязательно помолитесь Мерлину, мистер Спаркл.

На этом было пора прекращать этот разговор. К тому же, Спаркл мог выдыхать — Грейнджер больше не появится в стенах Департамента. Сегодня был действительно её последний визит в эти стены, что когда-то могли приравняться к её второму дому.

Она прижала к себе сумочку и без стука ворвалась в отдел магической стажировки, где никого не знала, кроме туповатой секретарши, которую несколько раз видела на заседаниях.

— Мне нужен помощник, — без приветствий и лишних лирических отступлений заявила Гермиона. — Думаю, что мне представляться не стоит, а у вас точно найдётся тот, кто хотел бы пройти стажировку у меня.