Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

Ей действительно становилось дурно, когда кто-то случайно задевал её, словно эти касания могли обжечь. Девушка не могла понять откуда в ней столько ненависти и желания растолкать всех, лишь бы не чувствовать никакого исходящего тепла от чужаков. Порой даже прикосновения Рольфа заставляли её сердце биться сильнее, но только тут дело было далеко не в любви — это было что-то другое. Страх?

— Чай будешь? Там ещё остался сбор от дедушки.

— Да, это то, что нужно. Я подумала… Может мы на Новый год слетам к твоему дедушке? Мы так давно с ним не виделись… Месяца три-четыре?

— Давай после Нового года?

Девушка собиралась что-то возразить, как в дверь позвонили и Рольф пошёл открывать.

— Кто там? — крикнула Гермиона.

— Это почтальон, — парень вернулся с конвертом в руках.

— Боже мой! Как я давно не видела обычных писем. Кто-то ещё пишет такие письма?

— Это мой старый товарищ. С университета.

Она заметила, как на лице Рольфа проскочила какая-то непонятная гримаса, и это была совсем не радость. Ему словно было неприятно держать это письмо в руках, но он тут же направился в сторону своего кабинета.

— Я вернусь через пару минут, — на ходу добавил парень.

— Ладно, — тихо буркнула в ответ Гермиона. — Секреты, так секреты.

Гермиона потянулась за книгой, которая лежала на кофейном столике. Ей оставалось дочитать несколько глав, но они совсем не шли. Книга о двух влюблённых, которым точно не светил хороший конец, как в сказках. Это было понятно ещё в самом начале, но Гермиона всё же решилась её прочесть, а теперь оттягивала неизбежный момент.

Она успела открыть нужную страницу, как в дверь снова позвонили. Рольф с кабинета не вышел, поэтому открывать пришлось Гермионе.

— Мисс Гермиона Джин Грейнджер? — молодой человек зачитал с конверта имя.

— Да, — она улыбнулась.

— Вам письмо, — он протянул ей идеально ровный конверт молочного цвета. — Хорошо дня, мисс.

— Взаимно, — девушка закрыла дверь, вчитываясь в аккуратный почерк отправителя.

Всего на миг ей показалось, что она узнала этот почерк и когда-то уже его видела, но тут же это ощущение ускользнуло между пальцами. Это чувство посещало её довольно часто в последнее время. Что бы Гермиона не делала или не увидела, то не могла отделаться от чувства дежавю — с ней всё это было, она всё это чувствовала и слышала. И даже сейчас, держа в руках обычное письмо, которое высмеивала минутой ранее, Гермиона была уверена в том, что не только получала письма раньше, но и сама их писала.

Она инстинктивно запрятала конверт во внутренний карман пиджака, когда услышала, как дверь кабинета Рольфа открывается.

— Кто-то приходил?

— Да, арендаторы заглядывали. Интересовались, не хотим ли мы дом сдать на период праздников.

— Что они забыли в нашем районе? — он вскинул бровь и недоверчиво посмотрел на свою девушку.

— Вот и я об этом у них спросила. О чём товарищ пишет?

— Да так, обо всём понемногу.

Сколько уже лжи между ними накопилось за всё это время? Гермиона была уверена в том, что они оба копали своими лопатами глубокую пропасть — каждый со своей стороны. Она отлично различала тембр голоса Рольфа, когда тот начинал придумывать что-то на ходу, уворачивался от неловких вопросов и выдавал какие-то нелепые отмазки. Она видела все микроизменения в его жестах, улавливала почти неслышимую дрожь голоса и фальшивый блеск в глазах.

Гермиона сомневалась не только в словах своего избранника, но и во всей жизни, что отдавала какой-то горечью на языке.

Всё было ненастоящим, но она не могла объяснить этого, пусть и пыталась найти хоть какие-то ответы. Порой Гермиона закрывалась в ванной, долго обдумывая очередной прожитый день, зарывалась в своих волосах и приходила только к одному-единственному рациональному решению.

Она просто сходила с ума. Её настигало безумие, хоть и его причины были непонятны.

— Может, пригласишь его к нам на ужин? — девушка не сводила глаз с парня.

— Нет, он живёт в другой стране.

— А что это он решил написать тебе?

— Просто поздравил меня с наступающими праздниками.

— А как долго вы не общались? — она молниеносно задавала новые вопросы, пытаюсь поймать Рольфа на очевидной лжи. — Мне показалось, что ты расстроился, когда увидел это письмо.

— Мы никогда не были с ним друзьями, — он не понимал внезапного интереса со стороны Гермионы.

— Откуда он знает твой адрес?

— Не знаю.

— Так почему сейчас решил написать?

— Достаточно! — выкрикнул Рольф. — Что с тобой, Гермиона? Ты словно обвиняешь меня в чём-то.

Она усмехнулась с его вопроса, потому что не знала на него ответ, и хотела его получить от Рольфа. Единственное в чём Гермиона могла обвинить парня — это в том, что он стягивал крепкие узлы на её шее, не позволяя свободно дышать.

— Всё нормально, — она направилась к лестнице. — Я хочу отдохнуть, если ты не против.

Все их недосказанности влияли на них обоих. Было видно, что они начинали уставать от этой совместной жизни, от друг друга. Как бы Рольф не старался не обращать внимания на все приступы, панические атаки, кошмарные сны и недомолвки, но это не могло пройти бесследно. Гермиона продолжала ждать, что однажды утром, за совместным завтраком, они наконец-то поговорят на чистоту, но дни продолжали друг друга сменять, а Рольф продолжал молчать.

Он продолжал говорить о свадьбе, о медовом месяце — о чём угодно, но только не о правде. В их душах метался пожар, но никто не пытался его потушить — они горели и ничего с этим не делали, а Гермиона точно знала о том, что такое бездействие может привесит к плачевным последствиям. Будто бы её душа такое переживала, но тщательно скрывала старые боевые шрамы.

В их спальне приятно пахло ванилью — Миранда оставила на комоде эфирное масло. Оставалось только поблагодарить её за то, что она отказалась от цветочных ароматов, которые в последнее время невероятно раздражали Гермиону.

— Я принёс тебе чай, — следом за ней в спальню вошёл Рольф с подносом в руках.

— Я не хочу.

— Я заварил для тебя. С лимоном, без сахара.

— Я не хочу! — громче повторила Гермиона.

Рольф выдохнул и вышел с комнаты.

Их отношения портились и это было сложно не заметить. Для Грейнджер оставалось загадкой, как они смогли до этого встречаться и жить несколько лет, если каждый день давался с трудом.

Возможно, что она действительно была больна? А что, если в ней действительно прогрессировало безумие, которое уничтожало не только её внутренний мир, но и жизнь Рольфа? Ведь для безумия не нужна была подходящая погода и время года — оно приходило тогда, когда считало нужным.

По щеке скатилась первая слеза, а в горле стал ком.

Девушка достала с кармана письмо, снова засмотревшись на аккуратный ровный почерк. Нет, она точно видела его прежде — она знала его, очень хорошо и давно знала. Бумага была такой холодной, словно усыпана снегом, который чудным образом не таял под теплом её рук. Гермиона чувствовала исходящий холод от конверта, и даже это чувство не было ей ново. Так уже было.

Она вскрыла письмо, пока слезы скапывали на грудь. Внезапная жгучая боль разыгралась где-то в правом боку, что аж захотелось схватиться руками, будто бы там была открытая рана. Гермиона тяжело задышала, сдерживая в себе всхлипы и порывы закричать. Боль была пьянящей, горькой и знакомой. Даже-таки родной, как сестра-близнец, с которой разлучили в глубоком детстве.

Или в прошлой жизни.

Здравствуй, Грейнджер.

Сколько дней и ночей нас с тобой разделяли? Мне показалось, что я прожил без тебя целую вечность, а потом я увидел тебя.

Я обещал обойти весь мир, пока вновь не увижу твои карие глаза, твои кудрявые волосы и не услышу твой голос. Я стал самым счастливым человеком, готовым умереть на месте, когда ты прошла мимо меня. А потом я понял, что это была не ты.

Нет, Грейнджер, это больше не ты. Он был прав, когда говорил, что подарит тебе новую жизнь.