Светлана Исайкина - Гарри Поттер и… просто Гарри
— А ты вообще помолчи, малявка, — возмутился Финниган.
— Так он прав, — поддержал я.
— Знаешь, Гарри, — довольно резко начал он, — ты здесь учишься не так давно. А я за шесть лет учёбы вполне убедился, что все слизеринцы — козлы! И если твой друг учится на этом драном факультете, то может тебе стоит пересмотреть своё к нему отношение?!
Народ замолк. Я почувствовал, как во мне разливается злость, которая уже давно требует выхода. Злость на всё, что случилось со мной в последнее время, на Дамблдора, который крутит вокруг да около, на Малфоя со своей грёбаной политикой, на школу с её дурацкими правилами, на людей, которые постоянно пялятся на мой лоб, и на одноклассников, которые ведут себя, как полные идиоты.
— Ты хочешь сказать, — тихо начал я, поднимая на него взгляд, — чтобы я прекратил дружить с человеком, которого я знаю в пять раз дольше, чем тебя только потому, что у него галстук другого цвета? Ты сейчас клеймишь моего друга, который никому из вас, — я обвёл глазами всех присутствующих, — никогда слова дурного не сказал, только из-за того, что он учится в Слизерине?
— Я хотел сказать… — начал Симус, но я его перебил.
— То, что ты хотел, ты уже сказал, — довольно грубо произнёс я, — как я понимаю, тут все такого же мнения, — я ещё раз обвёл взглядом аудиторию.
Мне крупно «повезло» — в этот момент здесь не было ни Лу, ни Гермионы, ни даже Джинни, и поддержать меня было некому.
— Не все, не все! — запрыгал на своём месте первоклашка.
— Спасибо, Натан. Значит, большинство, — криво усмехнулся я, — Чудно! Вы открыли мне глаза на действительность! Малфой — козёл, значит все слизеринцы — тоже. Видимо, каждый слизеринец носит фамилию Малфой — а я то и не знал! Я же здесь недавно! И друг мой, оказывается, тоже такой, как Малфой. И неважно, что его мать убили Пожиратели Смерти, неважно, что он вообще не хотел учиться магии, и что он не любит скорее магов, чем магглов — всё это неважно! — я уже почти кричал, — у нас ведь есть одна мантра — «все слизеринцы одинаковые». Зачем думать, когда и так всё ясно?
Стояла тишина и все присутствующие глазели на меня. Я не знаю, почему они меня слушали, да и сам я не являюсь любителем поговорить на публике, но тогда меня прорвало.
— С самого начала моей здесь учёбы, я только и слышу, как все вы здесь ноете — «слизеринцы то, слизеринцы сё», — злым голосом продолжил я, — да просто житья от них нет! И вот они сами пошли вам навстречу! Сами! Первые! Но нет! Вы воротите нос! Что же вы хотите? Что бы Малфой вам рухнул в ноженьки? Чтобы Паркинсон занималась с отстающими первоклассниками? Вот уж этого не дождётесь, уж извините. Но вы не хотите мириться с нормальными слизеринцами! А знаете почему? Да потому что вам это нравится! Ведь это здорово — всегда есть, кого проклинать, всегда знаешь, кто виноват. Чем же плохо?
— И знаете, что я вам ещё скажу? — совсем разошёлся я, — слизеринцы и в половину так не высокомерны, как гриффиндорцы! Ведь мы себя так любим, правда? Мы ведь все такие классные ребята! Такие честные, благородные, храбрые! И как же мы можем якшаться с этими гнусными слизеринцами? А вы никогда не думали, что ваше же высокомерие и делает из них козлов?!
— Ты сейчас факультет оскорбляешь, Поттер, — хмуро заметил один семикурсник, — на котором, кстати, и твои родители учились…
— И Петтигрю, — гаркнул я, разозлившись ещё больше от упоминания о родителях, — который предал их и виновен в их смерти, тоже! И он тоже — гриффиндорец! Я и это прекрасно помню!
Я под тяжестью молчаливых взглядов отправился в спальню. Но вдруг развернулся и сказал своё последнее слово:
— Шляпа хотела отправить меня в Слизерин, — громко сказал я, наблюдая с каким-то странным удовольствием вытягивающиеся от такого признания лица, — и мне начинает казаться, что я сделал неправильный выбор!
Глава Тридцать Седьмая, в которой слизеринцы показывают характер
Проснулся я на следующее утро в ужасном расположении духа, нервный и с гудящей головой. Давно заметил — если ложишься спать в подобном состоянии, то и встаёшь соответственно.
Одевшись, я пошёл на завтрак, сохраняя абсолютное равнодушие к преследовавшим меня взглядам. Была суббота, студенты не торопились на занятия. Со мной никто не заговаривал, да я особо и не расстроился. Наоборот, может и к лучшему — я ведь могу и нагрубить ненароком.
За гриффиндорским столом первым, что бросилось мне в глаза, были мои подруги. Лу и Джинни — одна по левую руку, другая по правую — явно наседали на Гермиону с каким-то вопросом. Та решительно отнекивалась, мотала головой в знак протеста и даже покрутила пальцем у виска.
— Гермиона, я же тебе говорила, что… — убеждала её Джинни, когда я подошёл к ним сзади.
— Здравствуйте, девушки! — поздоровался я более раздражённым тоном, чем собирался, — о чём такая активная дискуссия?
Судя по тому, как они синхронно подскочили и покраснели, активная дискуссия была, кажется, обо мне. Впрочем, развёрнутого ответа я от них и не ждал.
— Это была отличная речь, Гарри, — разом переменила тему Лу.
— Да, Черчилль со своим Фултоном отдыхает, — вяло усмехнулся я, — да вас же не было вчера.
— Мы были, — сказала Джинни, — к середине подошли. Ты просто нас не заметил, мы в сторонке стояли.
Я молча принялся за завтрак. Есть не хотелось — еда казалось безвкусной дрянью, хотя эльфы, я уверен, приготовили всё как всегда прекрасно. Нервы, нервы… Интересно, а нервные клетки волшебники восстанавливают?
— Гарри, мы хотели зайти к тебе после твоего ухода, — тихо произнесла Гермиона, — но Лу сказала, что ты в таком состоянии можешь послать нас куда подальше.
— Могу, — согласился я, проглатывая кусок запеканки. Потом повернулся к ней и сказал, — извини. Просто я устал от всей этой тупости.
Она собиралась мне что-то сказать, но в зал стали влетать совы с утренней почтой. «Пророк» выписывали не многие, но Гермиона была среди них, потому что любила быть в курсе событий. Я вернулся к еде — газета меня не интересовала сегодня тем более.
Я не сразу заметил напряжение, распространившееся по Залу. Кто-то за спиной сдавленно охнул, а четверокурсник, сидящий напротив меня и уткнувшийся в газету, вдруг выпучил глаза и, сильно толкнув соседа, сунул ему листок под нос.
— Гарри, — довольно высоким голосом произнесла Гермиона, и я понял, что это опять про меня. Но когда она дала мне газету, и я прочитал то, что там было написано, я понял, что ошибся.
«…Мы уже несколько месяцев периодически освещаем жизнь юного Гарри Поттера — надежду всего магического мира в случае возрождения Сами-Знаете-Кого, как считают некоторые оптимисты и идеалисты. Как помнят читатели, мы уже упоминали об особенностях характера Мальчика-Который-Выжил и его сомнительном поведении в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, на которое смотрят сквозь пальцы как его официальный опекун, Сириус Блэк, так и директор Школы — Альбус Дамблдор, чья компетентность давно под вопросом. Сквозь пальцы смотрят и на явное увлечение юного героя тёмной магией — и мало того, из проверенного источника нам стало известно, что Гарри Поттер владеет парселтонгом — редким даром говорить со змеями, что издревле считалось верным признаком тёмного волшебника. Этой способностью обладал легендарный Салазар Слизерин, а также, по некоторым данным, и Сами-Знаете-Кто. Кого же мы получим в результате, задаём мы вопрос, не нового ли чёрного колдуна, мечтающего захватить власть в стране?
Конечно, многие могут сказать — как сын таких достойных родителей может пойти по кривой дорожке? Но давайте посмотрим, что за люди его окружают. Его крёстный отец — печально известный Сириус Блэк, о котором уже было сказано немало, последний представитель одной из самых родовитых фамилий, связанных с тёмной магией. Но есть ещё один человек, с которым юного Поттера связывает теснейшая дружба с раннего детства. Это Патрик Рэндом, ближайший друг и советчик во всех его делах. Фамилия это, конечно, не известна магической общественности, но быть может, многие вспомнят его мать — выдающуюся волшебницу Мишель Престон, сотрудницу Департамента Магического Правопорядка, убитую приспешниками Сами-знаете-кого, когда её сыну не было и года. Истории мальчиков похожи, не правда ли? За исключением одного момента — отцом этого молодого человека является небезызвестный многим Северус Снейп, профессор Зельеварения в Хогвартсе, который (как известно немногим) сам являлся Пожирателем Смерти, и не был осуждён и посажен в Азкабан только по причине заступничества того же Альбуса Дамблдора…»
— Сука! — слишком громко и как-то слишком хладнокровно констатировал я, сминая газетный листок в кулаке.
«Пророк» явно ходил по рукам. Про завтрак все забыли. Но Скиттер просчиталась в одном моменте — готов поклясться чем угодно, что заявление о родственной связи моего друга и Мастера Зелий абсолютно затмило моё якобы увлечение тёмной магией и способность говорить со змеями. Тихий изумлённый шёпот, перескакивающие взгляды от Пата к Снейпу, чьё-то довольно громкое утверждение за столом Равенкло — «я же говорил!», почему-то смущённые лица преподавателей. Каменное лицо Северуса Снейпа, которое не выдавало ни грамма эмоций.
