Максим Осинцев - Консорциум. Книга вторая. Переписать судьбу
«Еще увидимся».
И вот, вновь он. Только уже без недельной щетины.
«Видать за столько лет успел побриться», — лишь появилась в моем мозгу ехидная мысль.
Но вслух ничего не сказал. Да и не смог бы. Во мне поселился страх. Я не знал чего ждать от этого человека. Друг ли он мне или все же враг? Но я уже понимал, что он точно знал, что произойдет со мной в тот день. Знал и не дал мне подсказки, как можно было все это предотвратить.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Виктор, — в его словах было что-то странное, необычное, но я не мог объяснить это. — И скажу тебе честно, ты не мог предотвратить то, что должно было произойти. Не мог тогда, — он сделал выжидательную паузу, словно подготавливал меня к тем словам, что произнесет. — Но у тебя еще будет шанс все исправить, и я могу помочь тебе в этом деле.
Он говорил об Элизабет и сам не знаю почему, но я хотел ухватиться за эту тростинку, даже если бы он предложил мне тогда продать душу дьяволу, — я согласился бы.
— Что я должен делать?
Малой улыбнулся вновь.
— Не спеши. Ты ведь даже не знаешь моего имени и тут же бросаешься тем путем, который я тебе только укажу. Все зовут меня Малым. Сам должен понять, что это лишь прозвище и свое настоящее имя я не желаю открывать ни сейчас, ни впредь.
Но все эти слова не были мне интересны. Я, как сумасшедший, желал лишь узнать, как я мог спасти свою возлюбленную. Глупо — да. Отчаянно — да. Но в тот момент мной явно двигал не здравый смысл, а лишь слабый отблеск надежды, что в будущем все может быть хорошо. И я был готов ухватиться за этот лучик, особенно после всего того, что я уже пережил и, что мне предстояло пройти. Я был готов.
— Я слушаю.
Малой рассмеялся, но после его смех обратился кашлем. Этот приступ продолжался буквально пять секунд, но после них его лицо приобрело белый цвет. У меня создалось ощущение, что мой новоявленный спаситель смертельно болен.
— Ты должен будешь найти меня в этом месте и в этом времени, — он протянул мне небольшой листок бумаги, видно наспех вырванный из тетради. На нем неровным почерком было выведено время и координаты местности. Даже схематично была нарисована карта. — Надеюсь, объяснять, как туда добраться, тебе не нужно и ты сам справишься с дорогой, да и линзами ты пользоваться умеешь.
— А что после?
— Я укажу тебе дорогу, — Малой вновь закашлялся, но смог взять себя в руки. — Но тебе понадобится еще кое-что, что ты так вовремя оставил на хранение своей старой подруге. Надеюсь, пса ты сможешь забрать без особых усилий.
Фигурка пса, что я достал в одном из рейдов совершенно случайно, была мной добровольно передана Жюли, моей старой подруге, с которой я был знаком еще до всей этой котовасии с Консорциумом и открывшимся мне новым миром. Она была мне единственным близким другом после происшествия с Элизабет и только она могла выслушать в минуты моего отчаяния. И если моя жизнь сложилась более менее интересно, то ей было суждено погрузиться в саму себя и остаться навеки жить в пансионате для душевнобольных во Франции, на своей родине, где я ее и старался навещать между рейдами. Она стала единственной ниточкой к моему прошлому, и я был доволен, что она вообще у меня есть. И вот про нее узнал Малой и явно сказал, что я должен буду забрать у нее фигурку пса, которую сам ей и отдал.
— А что, если я откажусь?
— Тогда мне придется найти другого человека, способного мне помочь. А напоследок я лишь скажу. Что не так важно, будешь ли ты думать о многих людях, для которых то, что ты сделаешь, обернется лишь в положительную сторону, или нет, но подумай об Элизабет, которую ты все еще можешь спасти. А я дам тебе этот шанс.
И мне не пришлось выбирать. Сердце уже все решило давно, даже не выслушав разум, который пребывал в сомнениях: довериться ли этому человеку или нет? Возможно, это было слишком импульсивно и необдуманно, но, как я уже сказал, я был готов ухватиться за этот, может и совсем крохотный и незаметный, но сколь значимый для меня, лучик надежды.
— Я согласен.
— Я и не сомневался в тебе, Виктор, — это были его последние слова.
А после, совсем уже неожиданно для меня, прямо между нам возникла линза, за которой он для меня и исчез. Я обошел ее со стороны, но его уже не было, а когда прошел сквозь линзу, — не обнаружил и следа его пребывания здесь. Он исчез, словно его никогда и не существовало. А его появление, привнесло в мою жизнь новый виток событий, который просто обязан был вынести меня на берег к моей цели.
А теперь передо мной стоит все тот же Малой, только «молодой» и явно не знающий, куда его приведет судьба. Стоит и ждет, когда я отвечу на его вопрос. А в моей голове так и не созрел достойный ответ. Но он ждет, и я просто обязан ответить хоть что-нибудь. И я отвечаю:
— Нам с тобой предстоит исправить свои ошибки, Малой, — он смотрит на меня с недоумением, а я направляю свой взор на восстающее солнце. — Нас и вправду ждет рассвет!..
* * *Февраль 2034 года. Франция, Париж.
Малой.
Так уж вышло, что с того самого момента, как я повстречал Виктора, состоятельного разговора у нас так и не вышло. Лишь изредка перебрасывались парой-другой фраз и то касательно пищи или нового варианта жилья. Мы перебрались в Париж. Виды здесь были вполне урбанистические, но без специальной карты, которая можно сказать являлась паспортом, банковской карточкой и много чем другим по улицам города особо-то и не погуляешь.
Мне приходилось сидеть сутками напролет в номерах отеля или в комнатушках, которые удавалось снимать Виктору. Перебирались же мы с места на место каждые три дня, и причиной тому была его паранойя. Хотя, если признаться, и мне было не по себе. Я будто шестым чувством ощущал, что вот-вот в номер отеля вломятся охотники Консорциума и избавятся от меня без суда и следствия, точно так же поступят и с моим новоявленным другом.
Но ничего подобного не происходило. А дни только и сменяли друг дружку. Пробуждение под мысли вслух Виктора, завтрак, тонны рекламы в телевизоре, пара-другая книг, — большая часть которых была на французском, ясное дело, а его я волею судеб не знал, — обед, пара часов сна, мысли-мысли-мысли и ужин перед сном.
Скукота смертная. Я думал, хоть разговоры с Виктором смогут меня взбодрить, но он по большей части отмалчивался или говорил что-нибудь из рода: «Всему свое время». Но когда же наступит это время?
А когда я попытался надавить на Виктора, чтобы узнать, что он задумал, он пользовался своим предметом, — это была фигурка черепахи, перевитой змеей, — и уходил в соседний номер и исчезал бесследно до самого вечера или утра следующего дня. Но так и дальше продолжаться не могло и однажды я все-таки смог вывести его на разговор.
Тогда он мне и рассказал о том, что он и сам недавно сбежал от Консорциума и что он просто не мог отдать мне фигурку сурка, так как это только предстоит ему сделать. Рассказал несколько деталей своего побега, но все же основной информацией было то, что передо мной был не тот Виктор, о котором я был так наслышан и которого видел на базе Консорциума в хранилище. И, признаюсь, для меня это было много, что целый месяц игры в молчанку, показались для меня даже очень малым сроком. Я был обескуражен.
И даже после этого я понимал, что он рассказал мне не все, что знает. Все сказанное им было лишь крохотной частью. Вершиной айсберга. Но большего я пока не просил. Понимал, что пока что мне не стоит этого знать. Да и сурок ничего мне не подсказывал, а значит, поводов для тревоги не было.
Еще какое-то время я разглядывал свою вторую фигурку — наутилуса. Забавная и в какой-то степени неуклюжая, хотя и в ней виделось мастерство ее создателя. Плавные аккуратные грани, которые вроде бы и не могли даже порезать, но на практике с тем же сурком, я знал правду.
Способности наутилуса так и не представились мне, да и я не испытывал особого желания их узнать. Чувствовалась в ней какая-то угроза, может и не для меня самого, но для кого-то другого — точно. Хотя, сурок ни о чем меня не предостерегал, значит, не видел повода для этого. Наутилуса не стоило опасаться. Но относится к нему лучше я не стал и иногда казалось, что и сама фигурка не испытывает ко мне особой симпатии.
Я изредка вспоминал былые деньки, когда я еще был в рядах Консорциума, но тут же отвлекался на что-нибудь, да на ту же рекламу из телевизора. И все дошло до того, что моя память начала меня подводить. Я помнил всех своих друзей из своей группы на лицо, а вот имена позабылись. Я то забывал их, то вспоминал, но кого я помнил всегда, была Лина. Ее лицо. Ее голос. Ее запах. Я помнил все это. Я помнил ее!
В собственные мысли я погружался часто и достаточно глубоко, что изредка даже не отображал того момента, когда возвращался Виктор с новым пакетом из магазина или новой книгой на английском для меня. Сейчас это был сборник рассказов Артура Конан-Дойля. И когда я открыл впервые книгу, Виктор ненароком обронил:
