Я тоже её люблю (СИ) - "Леопард заманчивый"
Ах ты, драная покрышка… Белов вдруг почувствовал, как его пробирает мелкая нервная дрожь. В голове теснилось недоумение, обида и злость. Рука сама потянулась к телефону — странное решение, в котором мужчина едва ли отдавал себе отчёт. Всё запутано, всё, сука… Сурикова же не просто так в последние месяцы меня к себе не подпускала. Не просто так смотрела этим своим загнанным взглядом, молчала неделями, только при Томке улыбалась. И теперь сбежала не из-за Кордона — сколько этих кордонов-то на моей совести…
— Пчёла? — с напускным равнодушием пробормотал он в трубку. — Привет. Протрезвел? Это… ты один? — получив утвердительный ответ товарища, Саша прямо в пальто опустился на диван. — Чё делаешь?… Кто ведёт? — затянутые в чёрную кожаную перчатку пальцы смяли серую газетную бумагу. — Ну болей-болей. Бумаги завтра, всё, давай, пока!
Судя по всему, побывавший сегодня в лапах смерти Пчёлкин правда отдыхал дома, под звуки футбольного матча и бутылку коньяка. Успокоило ли это Белого? Едва ли. Куда могла пойти Оля, если предположить, что её воздыхатель правда не при чём? Если отбросить мысли о том, как она отчаянно защищала «Витю» в декабре, как изменилась после его спасения? А не получается отбросить. Кос меня предупреждал: эта канитель чуть ли не с конца восьмидесятых тянется. А я не слушал, идиот… Признавать свои ошибки криминальный авторитет не умел, но ещё хуже ему удавалось отпускать тех, кого он привык контролировать. Не теряя надежды, Саша упорно набрал ещё один номер.
Диалог с Елизаветой Андреевной почти не помог. Пожилая женщина отвечала на расспросы зятя таким ледяным тоном, словно тот нанёс ей личное оскорбление. Оля Ваню укладывает, Оля не хочет с тобой говорить, до свидания… Ещё и сбросила, старая карга! Она меня всю жизнь недолюбливала и теперь будет с радостью покрывать Сурикову.
— Ну, блин, — морща бледный лоб, ругнулся Саша. — Всё не слава богу… Куда ж ты, маленькая моя?
Да, жена ушла в самый неподходящий момент. Да, бандиту точно было не до семейных мелодрам: тучи сгущались над бригадой, и сегодняшнее происшествие только подтверждало это. Но он точно знал способ, с помощью которого мог быстро расставить точки над «і». И наказать тех, кто виноват в его несчастьях.
… Той ночью Вите приснился сон, в котором всё повторилось. Грубый налёт вооружённых людей в камуфляжах, ор, заломленные за спину руки и погружение в тесный красно-белый автобус. Их с Косом и Шмидтом тащили вниз по заснеженному склону под руки, словно сумасшедших, пинали, как скот. Во сне Пчёла видел себя со стороны: как оторвался рукав на любимом пальто, как лила носом яркая кровь и безбожно растрепались светлые волосы. За что? Почему с нами, почему сейчас? Слышал свой истончившийся, полный страха голос:
— Пацаны, да поехали, выяснили бы все вопросы… В чём проблема, не понимаю!
Проблема заключалась в том, что бандит был не у себя в офисе и не в дорогом ресторане в центре столицы. Люди с нашивками СОБР не приходились ему партнёрами по бизнесу, с которыми Пчёлкин привык договариваться за считанные полчаса. Этих людей он не мог убедить, перехитрить или припугнуть — и потому метался, досадуя на самого себя.
— Поехали бы нормально… Космос, ну что ты молчишь! — обернулся к другу, ища его поддержки, и тут же получил резкий тычок в плечо: мол, переставляй уже ноги быстрее.
Сквозь пелену кошмара Витя различал голоса, почти физически ощущал тупую боль от падения в шее и рёбрах — его и парней швырнули кувырком прямо на холодную землю.
— Ребят, вы чё, обалдели, что ли? — с трудом выпрямившись, заговорил бедняга. — Ребят, ну харэ, алё, слышите… — не унимался, тщетно стараясь достучаться до своих мучителей.
Вместо ответа собровцы бросили им по очереди три лопаты. Когда последний уступ ткнулся в снег, мороз прошёл по коже, будто в крышку гроба вогнали последний гвоздь. Неужели вот так, не разобравшись?
— Мужики, вы чё… — тихо сказал Холмогоров.
Только Шмидт оставался неподвижным. Не размахивал руками, не умолял — видимо, уже всё понял и смирился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Копай! — скомандовал мужчина в маске, направляя на приговорённых дуло автомата.
Космоса добила эта несправедливость. Он схватился за своё орудие и принялся расшвыривать снежные комья в разные стороны, злобно рыча сквозь зубы:
— Тварь! На, на!
Лопаты ударялись о замёрзшую землю, белое солнце слепило глаза сквозь прорехи между сосновых ветвей. Пот струился по спине, дыхание сбилось, кровь не останавливалась, пачкая щёки и губы. И только немые сосны равнодушно смотрели на троих отчаявшихся мужчин со своей высоты. Пчёла на минуту перестал рыть, сплюнул и потянул грязными пальцами распустившийся синий узел галстука. Хотелось безжалостно утопить ленту ткани в тёмной жиже, как эти люди собирались уничтожить сейчас его самого и самых близких ему друзей.
— Ну всё. Хорош, — наконец велели с холма. — Лопаты наверх.
— Командир, вы чё, серьёзно, что ли? — Витя до последнего не мог поверить, что это не шутка, что всё закончится так бездарно.
— Да не, мы шутим, — презрительно отозвался «командир». — Лопаты давай.
— Ребята, — опять обратился Пчёла, выполнив приказ. Стоял в оборванной одежде, вскинув тусклый взгляд на блюстителей порядка. — Ну чё вы, ну шуганули и всё, правда… Ну правда, ну мы бы поняли, мужики, правда…
— Приготовились, — прозвучало в ответ.
— Ну правда, ну… — беспомощно повторил парень и вдруг отчаянно рванулся вперёд, пытаясь выбраться из ямы. Я жить хочу, понятно вам?
Шмидт вовремя перехватил его и силой удержал на месте:
— Витя-Витя-Витя! Он же серьёзно… Братка, ты меня прости, если что не так было, — проговорил добродушно и слегка виновато, держа Пчёлкина за руку чуть выше локтя.
Космос высоко занёс руку и медленно перекрестился. Ты ж без крестика, Космосила… Тот потянул за рукав, мол, уже неважно, брат. Витя тогда простил ему всё — и разногласия с оружием, и предательство в девяносто седьмом. Он в безмолвном ужасе смотрел на дула автоматов, на раздавленный ботинком одного из собровцев окурок. Теперь окончательно понимал: это конец. Не от кого ждать помощи — моя Оля не примчится с камерой и Саня не переиграет всё в последний момент. Но я не хочу умирать. Я ведь только жить начал, люди! Про сына узнал, Валерке помог, Кордону отомстил, вот же в обед расплачивался. Дайте мне пободаться немного ещё, пожалуйста… Не делайте этого, не делайте, не…
А дальше была автоматная очередь и плечо Космоса, к которому он привалился, пряча брызнувшие из глаз слёзы. Сосны закружились, пули над их головами градом посыпались на сухие голые ветви — и Пчёла с криком проснулся в холодном поту.
Сел в развороченной постели, осмотрелся. В предрассветных сумерках проступали привычные очертания: спинка дивана, барный стол, четыре стула, кухня. Сердце по-прежнему колотилось, во рту пересохло до жжения, голова гудела от воспоминаний. Вот собровцы уходят, а он, Кос и Шмидт выбираются из ямы, так и не ставшей их могилой; вот бредут вдоль трассы, пытаясь поймать машину до города; затем теснятся в грузовике и, выбравшись на свет, сбивчиво объясняют своему лидеру, как попали в передрягу. Вчера у тебя состоялся очередной день рождения, Пчёлкин. А мог бы валяться в том проклятом лесу, ибо кто-то ни с того ни с сего решил забрать твою жизнь. Так ты сам много раз отнимал чужие. Витя встал, нашёл пачку сигарет на столе и вытащил одну. Чё, жим-жим? До сих пор руки трясутся. А как же… Кто ж хочет подыхать в снегу, крови да грязи, не дотянув до тридцатника?
Исступлённо пуская дым в форточку, парень вдруг осознал: можно принять ещё семь горячих ванн, опустошить пятнадцать бутылок коньяка, пересмотреть перед сном два десятка футбольных матчей — всё равно кошмар будет неотступно преследовать его до самой смерти. Настоящей смерти.
Позвонить бы сейчас космическому чудовищу, узнать, как он там — отошёл, нет ли… Услышать его, хриплого, пьяного. Ещё дрыхнет, небось. Шмидт тоже отсыпается. Наверное, спала вся Москва — а один чудом уцелевший её житель курил на подоконнике, стряхивая пепел прямо на дорогой паркет. Вспомнил бы кто-то, кроме матери с отцом, если бы сегодня Витя Пчёлкин кончился? Белый бы и не заметил, Фил — не узнал. А Оля?… Оленька…