Сергей Ким - Ничья жизнь
Лицо. Карие глаза, длинные иссиня-чёрные волосы, неизменная беззаботная улыбка…
М-майор… Мисато… Кацураги? Мой… командир?! Да… Да! Да, это мой командир!..
Тут же откуда-то пришли совсем иные образы.
Тёмно-зелёный «бардак»[28], обычный жёлто-зелёный крапчатый камуфляж, редкий в наших палестинах «стечкин», кепка вместо уже ставшей привычной форменной шляпы-панамы. Карие глаза, неизменная беззаботная улыбка, длинные иссиня-чёрные волосы, собранные в хвост…
— Достаточно.
Поднялся с пола и в тот же миг ощутил, как всё вокруг застыло. Рёв самолётных движков исчез, уши словно заложило.
— Вот это я понимаю — кошерный глюк…
Бросил взгляд на запястье левой руки… Хм, естественно мои старые командирские часы из прежней жизни на месте. Поцарапанный золотистый корпус, кожаный ремешок, чёрный циферблат с символикой ВВС… Только вот секундная стрелка отчего-то не движется. Кончился завод? Сейчас исправим…
Гм, странно — вроде бы всё в порядке. Пружина, что ли лопнула? Да нет, вряд ли… А что если…
Я вслушался в окружающую меня мёртвую тишину. Почесал затылок, полез в карман брюк, достал мятую чёрно-белую пачку болгарских сигарет, бросил на пол…
Точнее, попытался бросить. Едва оторвавшись от руки, пачка просто застыла в воздухе.
Ага…
С интересом оглядел себя — зелёный с жёлтыми крапчатыми пятнами камуфляж советских и российских пограничников. Лычки старшего сержанта, кирзачи, ПМ на поясе… Занятно, занятно…
Гм. Первый раз употребляю это слово в отношении самого страшного кошмара, который иногда посещает меня.
«Чёрный тюльпан», летящий из Афганистана; все кого я знаю и люблю — погибли, один я остался в живых и просто сижу в грузовом отсеке среди цинков… Почти всегда память об этом кошмаре развеивается поутру, но вот сейчас как-то удалось осознать и понять, что это сон…
Очень странно, кстати, почему мне снится именно это, ведь у меня никто из знакомых или родственников не был «за речкой»[29], а вот поди ж ты…
В голове творилась самая настоящая каша. Картины невероятной чёткости и подробности, которые я видеть просто по определению не мог. Когда наши войска выводили из Афгана, меня ещё даже в детский сад не взяли. Ложные воспоминания, доступные только во сне? Очень и очень странно… Я ведь сейчас действительно помню, как мы попадали под обстрелы, тряслись на броне «коробочек», штурмовали какие-то кишлаки… Вот только все лица моих «сослуживцев» были лицами тех, кого я оставил в своей прошлой жизни — друзья по школе, общежитию и университету, родные…
Ептыть, вот, блин, у меня фантазия-то больная! Или богатая? А, ладно, неважно…
И, вероятно, я бы спокойно досмотрел этот тихий, но жуткий кошмар до самого утра, если бы…
Если бы сюда не пролезли отзвуки моей новой жизни. Ложные воспоминания о Мисато, Рей, Тодзи и Айде в антураже афганской войны сразу доказать, что всё окружающее — это не более, чем сон. Невероятно реалистичный и чёткий, но всё равно сон. У меня же с ними всё как — «не было ни гроша, а тут — алтын». Неделями и месяцами могу без сновидений спать, и тут бац! Нате, получите, распишитесь! Мисато в роли нашего комбата, костерящая по матери кого-то из снабженцев. Тодзи, торчащий из командирского люка Т-55. Айда — наш штатный военкор, Рей… Хр… Нет, всё! Больше не могу! Ощущение бреда зашкаливает — ржать охота!
Хотя, особо и не над чем…
Так, а теперь немного подумаем.
Уснуть мне, похоже, в конце-концов, удалось, но всё идёт явно как-то не так… Я чётко осознаю, что нахожусь во сне, но, чёрт возьми, в ОЧЕНЬ реалистичном сне. Похоже, что смерть, перемещение в другой мир, совместное существование двух душ в одном теле, контакт с Евангелионом и многочисленные стрессы всё же неким образом влияют на психику…
Ха. Ха. Как смешно, Виктор. Очень оригинально и остроумно.
Ладно, что делать-то теперь? Просыпаться, что ли? Ну, уж нет! Раз я вполне осмысленно могу тут рассуждать и действовать, то грех не воспользоваться возможностью наконец-то добраться до Младшего… Осталась только самая малость — найти его в лабиринтах собственного сознания и подсознания. Так, с чего бы начать?
Хм, а проверим-ка мы способность управлять окружающей реальной ирреальностью…
Схватил всё ещё висящую в воздухе пачку сигарет, достал одну, сунул в зубы, похлопал себя по карманам. Нашёл коробок спичек, поджёг, прикурил, затянулся…
Мда… Сон — есть сон, никакого вкуса даже и не ощутил, хотя, наверное, должно быть что-то довольно гадостное и крепкое, типа «беломора»…
Только успел подумать, как тут же закашлялся от горечи, хлынувшей в лёгкие. Млять, нужно думать не так ярко! А то в зубах уже самая натуральная папироса дымится…
Хм, а ведь это результат… Причём, положительный. Фиг с ним, хоть во сне покурю…
Так, а теперь нужно найти Младшего. Если верить подсознанию, то он должен быть где-то недалеко в своём собственном кошмаре высочайшей пробы. Ну, или в чём-то подобном…
…Огляделся по сторонам.
Ну и где его искать? Ладно, попробуем пойти самым простым путём — откроем дверь в кабину, потому как совсем не факт, что здесь она ведёт именно туда…
Посмотрел на рекомую дверь. Задумчиво пожевал бумажный мундштук папиросы, сделал последнюю затяжку, бросил на пол и затушил сапогом.
Фух! Ну, с Богом!
Дёрнул дверь за ручку… И в тот же миг зажмурился от ударившего по глазам солнечного света — переход после полумрака транспортного отсека оказался слишком резок. Немного проморгался, привыкая к новым условиям освещения, огляделся по сторонам…
Ага…
Обычный вагон электрички или лёгкого метро, широко распространённого в «Тройке». Ряды сидений, из окон льётся неестественно яркий солнечный свет (с обеих сторон льётся, между прочим, что вообще-то невозможно), тишина… Так, а это кто там сидит в дальнем углу? Хе, ну, конечно же, кто же ещё…
Делаю шаг вперёд…
Эй, какого чёрта?..
Проход между «реальностями» заволакивает золотистой светящейся плёнкой, до безобразия похожей на АТ-поле, и меня буквально отбрасывает назад. Ткнул пальцем, стукнул кулаком, поддал ногой — ни в какую! Барьер только пружинил от ударов, прогибался, но исчезать явно не собирался.
Хреново…
Так, спокойно, Виктор, спокойно. Должен быть способ преодолеть эту преграду… АТ-поле говорите? А ведь, если вспоминать официальную идею оригинала, то это нечто, в первую очередь разделяющее людей, в том числе и в философском плане… Муть, короче. Меня сейчас другое интересует.
На секунду представил, что я Ева. Нет, не библейская. И не Браун. А биомеханоид проекта Е.
Вытянул руки ладонями вперёд и попытался сформировать собственное АТ-поле.
Хрен.
Никакой реакции.
Хм… Так, попробовать сосредоточиться на одной-единственной мысли — пройти. Пройти… Пройти… Пройти, млять!..
Закрывающая дверной проём золотистая плёнка неожиданно пошла рябью и начала колебаться. Я усилил собственный напор, ощутил как взмокла спина, в ушах зазвенело, а во рту появился противный медный привкус… Ещё… Ещё!
С лёгким хлопком барьер исчез.
Я с облегчением вздохнул и вытер пот со лба. Вот же морока быть сноходцем…
Шагнул внутрь вагона, внутрь чужого сна. Кирзовые сапоги прогрохотали по полу, солнце блеснуло на металлической бляхе солдатского ремня. Плюхнулся на самое дальнее от входа сиденье, достал пачку «беломора», пальцами смял мундштук и сунул в зубы папиросу. Чиркнул спичкой, подкурил, затянулся. Лёгкие обжёг горький табачный дым.
— Типа убежал, да? — обратился я к сидящему передо мной мальчишке, обхватившему голову руками и пригнувшегося к коленям.
Синдзи вскинул голову, отнимая от неё руки, и удивлённо уставился на меня. Кстати, сейчас ему почему-то было на вид не четырнадцать лет, а максимум семь-восемь.
— В-виктор? — недоумённо произнёс Икари.
— Ждал кого-то другого? Вообще-то кроме нас двоих тут никого больше быть не должно…
— Как ты здесь оказался?
— Что полегче спроси… — хмыкнул я. — Так, значит, это — твой кошмар? Я ожидал увидеть что-то другое…
— Это не кошмар, — покачал головой Синдзи. — Это просто место, куда я убегаю… и с помощью чего пытаюсь убежать.
— Пора бы уже перестать убегать и принять всё как данность. Кажется, мы ведь как-то говорили с тобой об этом, братец? Когда шли в первый бой, например, да и потом…
— Но я не хочу убивать людей! — воскликнул Икари. — Я… я… Я просто не могу! Ангелы… Ангелы — это страшно, но просто, а люди — это… это…
— Убивать людей проще, и оттого ещё страшнее — так? — спросил я, затягиваясь папиросой.
— Да, — твёрдо ответил Синдзи, глядя на меня исподлобья. — Я не буду этого делать. Мне… мне страшно…
— Всем страшно, — пожал плечами. — Но придётся. Или мы их, или они нас…
