Екатерина Оленева - Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ)
– Именно то, что гриффиндорки способны сварить, когда рядом нет слизеринцев, – хихикнула сестрица Нотта Паркинсона, противная Мелиса.
Её замечание было несправедливым. Лили на уроках никогда не пользовалась подсказками Северуса. Даже в те редкие минуты, когда он был не прочь оказать услугу, Лили делала всё сама. Снейп вообще редко проявлял склонность помогать. Он вам не Джеймс Поттер, всегда готовый одолжить конспект или контрольный свиток. Да и нужды пользоваться чужим багажом знаний не было. Лили в зельях не сильно уступала Севу. К примеру, лечебные отвары ей удавались даже лучше.
Впрочем, созерцая уныло–фиолетовое безобразие в пробирке вместо лучисто–желтого зелья, поверить в то, что Эванс – хороший зельевар, оказалось трудновато. Судя по тому, как однокурсники отводили взгляд, многие про себя думали то же, о чём слизеринцы, не таясь, говорили вслух, – хорошие оценки гриффиндорка Эванс получала лишь благодаря тесной дружбе со слизеринцем Снейпом.
– Заберите, – учитель брезгливо покосился на результат экспериментов Лили. – Оценивать это не имеет смысла.
Лили в сердцах забросила пузырек в сумку.
– Не расстраивайся, – пыталась ободрить её Алиса. – Старик тебя любит. На итоговую оценку это не повлияет.
– Дело не в оценке!
– А в чём же тогда? В том, что Лили Эванс не всегда способна оседлать единорога?
– Да пошла ты! – зло процедила Лили, забрасывая сумку через плечо.
Она почти бегом поднялась по лестнице, смахивая с лица злые слезы.
Холодная рука, сжавшаяся вокруг запястья, остановила девочку уже на последней ступени. Рывком Северус заставил Лили повернуться к нему лицом. Чёрные глаза требовательно заглянули в душу:
– Объясни, что с тобой происходит, Лили.
– Да как ты смеешь? – рванулась девочка. – Как ты смеешь ко мне прикасаться?!
Юный колдун твердо выдержал негодующий, полный горечи взгляд. Когда черные и зеленые глаза встретились, Лили почувствовала себя до отказа натянутой струной. Ещё чуть–чуть и порвётся.
– Нам нужно поговорить. Идём,– приказал Снейп.
Как ни велика была обида, желание выслушать, вновь оправдать и всё простить было в Лили сильнее.
Девочка не замедлила шаг, даже когда поняла, что Северус собирается покинуть замок.
Мир был напоён водой и южными ветрами, пронизывающе–сырыми. Насупившись, небо повисло на верхушках щетинистых деревьев Запретного Леса. Моросил мелкий противный дождик и, судя по лиловеющему огромному пятну, надвигающему с юга–востока, вот–вот должен был грянуть шквалистый ливень.
– Стой здесь, не двигайся.
Под взмахом палочки на тонком мальчишеском запястье образовался почти хирургический порез. Колючий и одновременно спокойный взгляд заставил Лили замереть, помешав её попытке предотвратить очередное безумство друга.
– Я не сделаю ничего страшного, Лили. Стой где стоишь.
Мальчик, окропив снег собственной кровью, заключил гриффиндорку внутрь начерченного им круга.
– Что ты делаешь? – хриплым шепотом спросила Лили.
– Сейчас узнаешь.
Северус нараспев проговорил непонятные слова, и Лили ощутила действие согревающих чар. Она видела, как раскачиваются взмокшие и истомленные деревья, как выбивает рябь по лужам дождь. Видела, как мелкая рябь сменяется крупными пенящимися пузырями, растапливающим снег лучше полуденного солнца. Но не чувствовала их.
– Фамильная магия Принсев, – пояснил Снейп, а потом протянул Лили руку. – Твоё зелье?
Лили, нырнув рукой в сумку, достала флакон и протянула другу. Северус, сощурившись, посмотрел на свет сквозь фиолетовую муть и кривовато усмехнулся:
– Посмотрю на досуге, что за чудо получилось, – он опустил флакон в карман мантии.
– Отдай.
– Нет.
– Отдай немедленно!
– Лучше объясни, почему ты сегодня села с Дороти, а не со мной.
– Станешь делать вид, что не понимаешь?
– Я действительно не понимаю, – флегматично пожал плечами Северус.
– А чего ты ожидал после того, что сказал мне вчера?
– Благоразумия, может быть?
– Ты сделал мне больно. Сколько можно отделываться от меня, отталкивать, отвергать? Думаешь, я всю жизнь буду бегать за тобой, Северус Тобиас Снейп? Не буду. У меня тоже есть гордость, и бесконечно унижаться перед тобой я не собираюсь. Можешь завести себе более презентабельных друзей и подруг. У меня–то другой меня, более презентабельной и удачливой, всё равно не будет.
Северус, скрестив руки на груди, нервно кусал губы.
– Почему ты всегда так смотришь на меня, Сев?
– Как «так»?
– С насмешливым пренебрежением. Я недостаточно красива, недостаточно умна или недостаточно воспитана? Во мне для тебя мало магии? У меня неаристократично яркие волосы или курносый нос? Я выгляжу, хожу и думаю не так, как выглядят, ходят и думают твои слизеринские и даже мои гриффиндорские чистокровные подружки? Ты стыдишься меня, да? Не можешь принять такой, какая я есть? Хочешь, чтобы я была Нарциссой, Беллой или Андромедой, высокомерной и безжизненной, способной согреться лишь чужой кровью? Меня ты считаешь низшим существом? «Простецом», как вы, волшебники, называете нас, магглов?
– Ты не маггл! Я много раз говорил, что считаю тебя сильной ведьмой.
– А ещё ты говорил, что подаришь мне целый мир.
– Я не могу подарить то, чего у меня пока нет.
– Да не нужно мне от тебя мира, Сев!!! Мне нужен ты. Только ты! А ты неделями, месяцами не то, что со мной не говоришь – даже не смотришь в мою сторону. Зная, что меня это больно ранит, улыбаешься своим слизеринкам, старательно подражая своему обожаемому Люциусу, в то время как для меня у тебя в присутствии свидетелей улыбок не находится. Что ж ты молчишь? Возрази мне. Не можешь? Выходит, я права. Нарцисса сегодня пожелала мне всего доброго. Может, и тебе пришло время сказать то же самое? Ты готов со мной проститься, Сев?
Лили с замиранием сердца ждала ответа.
Северус молчал.
– Трус! – вскричала девочка в отчаянии, не сумев сдержать слёз. Словно вышедшая из берегов река, они хлынули из глаз неудержимым потоком. Как ни унизительно, предотвратить это оказалось невозможным. – Трус и глупец!
– Не суди меня, – сдавленно прошипел мальчик, отворачиваясь. – Ты понятия не имеешь о том, как я живу.
– Я готова, Северус, готова понять. Разделить любую ношу, всё выстрадать, всё простить. Но не уходи к ним, не дай им забрать тебя. Дело не в том, как плохо будет мне; дело в том, что с тобой уже ничего хорошего не случится.
Северус поднял глаза, и Лили испуганно отпрянула, заглянув в беспроглядную темень. Словно угли, то ли прогоревшие, то ли ещё не подожжённые.
Внимательный, въедливый, как кислота, взгляд упёрся Лили в лицо.
А потом, неожиданно протянув руку, маленький колдун тыльной стороной ладони ласково провёл по упругой щеке своей подруги, стирая слёзы. Непривычная робкая нежность дикого зверя. Такая редкая и такая бесценная.
– Когда я сказал, что мы не друзья… ты неправильно всё поняла, Лили. Я не хочу с тобой дружить – я хочу, чтобы мы всегда были вместе, но никак друзья. Понимаю, что говорить об этом сейчас смешно, слишком рано. Но поклянись, что когда мы вырастем, ты выйдешь за меня замуж.
– Клянусь, Сев! Я выйду за тебя замуж, как только мы закончим школу. Я выйду за тебя замуж и подарю тебе замечательных детей: девочек, таких же красивых, как я, и мальчиков, таких же умных, как ты. Мы станем жить в маленьком уютном домике, в котором кроме нас не поместится никто: ни домовые эльфы, ни тени, ни демоны, ни призраки. Мы проживем счастливую жизнь и умрем в один день. Ты ведь будешь меня любить всю жизнь, правда, Сев?
– Правда.
– Клянешься? – засмеялась Лили.
– Клянусь.
– Что бы ни случилось? Всегда?
– Что бы ни случилось. Всегда.
Небо, наконец, разродилось дождём. Над Хогвартсом прогрохотал первый весенний гром.
Лили светло улыбнулась, жмурясь от счастья:
– Слышишь? Небо приняло наши клятвы.
Глава 29
Весна в Хогвартсе
– Эй, Эванс!
– Что, Поттер? – обернулась девочка.
– Кажется, имеет смысл тебя поздравить? – на узких губах Лягушонка дрожала злая усмешка. – Слышал, ты помирилась с Блевотником?
– Тому мириться ни к чему, кто не ссорился.
– Лгунья ты, Эванс.
– Кому я соврала? – задохнулась от возмущения Лили.
– Сдаётся мне, каждому из нас по–своему.
– Займись–ка ты лучше свои квиддичем, Джеймс!
– Непременно займусь, Эванс.
Поттер, сухо кивнув на прощание, ушел. Прямая спина, гордо откинутая голова, уверенный шаг. Лили смотрела ему вслед со смешанным чувством: с сожалением и облегчением одновременно.
