Дмитрий Щербинин - Буря
Вот волчище замотал головою, взвыл, призывая свою стаю; но те оставались за огненной стеной — выли там и зло, и испуганно. Ячук повернулся, вновь было побежал; но тут вожак, бросился на него сзади; он хотел разом перекусить его надвое, но человечек успел вывернуться; и попал под волчьи лапы. Он еще раз рванулся, смог перевернуть волка на бок, но не более того — силы были слишком не равны, и в следующее мгновенье, волк, все-таки, перекусил бы его.
Помог один из гномов: его мускулистая, точно из камня выточенная рука, с трудом протиснулась между прутьев, ухватила волка за шею, и с такой силой, с такой годами накапливаемой злобой рванула, туда в клетку, между прутьев, что шея попросту разорвалась, тело повалилась на солому, а голова покатилась в подступающий пламень.
Ячук вскрикнул от ужаса, и от отвращения — он и до этого то был весь покрыт кровью, а теперь еще новая, раскаленная, темная кровь на него хлестала; и не разобрать было, откуда эта кровь хлыщет, и жар поднимался невыносимый, и душный воздух — он, ничего не видя, но, продолжая кричать, бросился куда-то наугад, и мог бы влететь в пламень, и дальше — прямо в клыки волколаков; однако — ему повезло, он выбрал правильное направление, и бежал дальше.
Этот коридор с орками вскоре закончился; и он споткнулся, покатился по ступеням, но тут было не так жарко — он пришел в себя, за одну из этих ступеней ухватился; и вот уже встал на ноги, стирая с глаз это липкое жгучее, кое-как смог оглядеться.
Оказывается, лестница выходила в коридор с широкими стенами, но с низким потолком. Этот коридор был хорошо освещен, и пол был гладкий, окованный железными листами — видно им пользовалось какое-то начальство — он, под большим углом, опускался сверху, и, заворачивая как раз против лестницы, на которой стоял Ячук, и которая выходила прямо из потолка — опускался еще ниже; откуда слышался рев толпы. Ячук не мог понять, кто это кричит: орки или же восставшие, но он понимал, что толпа многотысячная, и, после того, что он видел в коридоре — ему было все равно кто там — и те и другие представлялись ему огромным валом, который навалиться на него, раздавит и не заметит.
Он решил подниматься вверх по железному коридору, но успел сделать лишь несколько шагов, так как теперь и сверху стал нарастать гул. Он замер, прислушиваясь, и по железному бряцканью понял, что — это бегут орки. Он метнулся было обратно, к лестнице, но услышал оттуда рев волколаков, и устремился вниз. Он бежал так быстро, что ноги его заплетались; и, в конце концов он, все-таки, упал; стремительно покатился, и все не мог остановиться — не за что было ухватиться.
Он уж думал, что переломал о железный пол все кости, но, когда ударился боком о какое-то препятствие, тут же вскочил на ноги, судорожно огляделся.
Коридор перегораживали железные ворота: и они сотрясались от могучих ударов — они трещали, скрежетали, даже искры сыпались — но, все же они оставались еще довольно крепкими: толстый железный засов скреплял их намертво. А с той стороны яростными валами летели сотни и сотни криков, близких и дальних: «Здесь, по этому коридору!.. Да! Да! По этому коридору они с верхних уровней спускались! Не пройти нам у подъемников!..» — и это были разумные крики, но таких было очень мало; в основном же, несся какой-то безудержный, яростный вой.
Ячук, обернулся назад, замер, прислушиваясь, вглядываясь. У разворота туннеля, где виделась лестница по которой скатился он сюда появились первые орочьи ряды, но так получилось, что, как раз в это время, с лестницы слетели волколаки, которые прорвались, как только утих пламень в коридоре, где были гномы. Эти врезались в первые ряды бегущих, получилась неразбериха, сумятица: орки падали, а сзади наваливались на них следующие ряды. Сразу несколько десятков смешались там в какой-то чудовищный, стонущий ком, который, с воплями, со звоном, с хрустом, покатился по железному полу. До них было метров сорок, и через несколько секунд они должны уже были врезаться в Ячука. В какое-то мгновенье человечек решил отодвинуть засов; из всех сил толкнул, однако — тот даже не сдвинулся, а с той стороны неслись крики:
— Слышите, как кричат?!.. Орки там!.. Да и пусть: да мы их сметем сейчас! Бей! Бей же!..
Новый удар — более яростный, чем все предыдущие; где-то вверху раздался отчаянный скрежет, оттуда полетели искры, и Ячук вскинул туда голову: тут же приметил, что в потолке, в полуметре от ворот была некая выемка, неведомо как глубоко идущая, ибо была она накрыта густой черной тенью. Он решил взобраться туда, укрыться в этой выемке — и все это заняло краткие мгновенья, пока орочий ком сминаясь, треща костями, несся по коридору. Он ухватился руками за засов; взобрался на него, и тут, от очередного мощного удара, полетел на пол. Какое же разбитое было тело! Каких же трудов стоило ему вновь вскочить на ноги, стремительно броситься, вновь взобраться на засов.
До потолка еще оставалось полтора метра, и тут не за что было ухватится; но очередного могучего удара, отдавшегося таким грохотом, что у Ячука заложило в ушах, край заслона со скрежетом отодвинулся, изогнулся, а маленький человечек; вновь отлетел на пол. Орочий ком был уже совсем близко — еще несколько мгновений, и эта наполовину передавленная масса должна была погрести под собою человечка — но он вскочил на ноги, прыжком метнулся на погнувшийся засов; от него еще одним прыжком прыгнул на дымящийся изгиб; и не на мгновенье не останавливаясь, ибо не было уже никаких мгновений, взвился к выемке в потолке.
Наверное, в обычном состоянии, у него никогда бы не вышло такого трюка, хотя и был он очень ловким; но здесь, борясь за свою жизнь, он пролетел с метр (что в два раза превышало его рост), ухватился руками, за край выемки, и в долю мгновенья поняв, что там не за что ухватится — выпрямил свои ноги под углом, уперся ими в передернувшиеся от очередного удара ворота; но ни на мгновенье не оставался в таком положении: он отчаянно ухватился ладонями за острый направленный вниз угол, и рванулся всем телом — вдернулся в эту выемку; и она оказалась настолько узкой, что даже и его скрюченное тело было сжато — это-то и требовалось, он упирался в железо локтями и коленями — так и удерживались.
Представьте теперь себя в таком положении; вы в узком, гладком железном ящике, перевернутым вверх дном; под вами беснуются, машут ятаганами всякие твари, а вы, как ни упираетесь, все-таки, медленно соскальзываете к ним; вы со всех сил упираетесь локтями и коленями, они мучительно болят, но, все-таки вы соскальзываете, соскальзываете…
Тот первый, перемешенный с волколаками вал не хуже любого тарана врезался в ворота, и многие были раздавлены, раненные же — те у кого были сломаны кости, визжали, надрывались страшными ругательства. Одновременно, от очередного удара ворота больше накренились, и подбежали следующие ряды. Пронеслись крики командиров:
— Остановиться! Всем немедленно остановиться!
Орки были хорошо выдрессированы, а потому повиновались: треск прокатился по закованным в железо рядам, и они остановились: но все-таки кто-то не успел, а кое-где началась давка. Но вот новая команда:
— Всем отступать на десять шагов! Ворота сейчас рухнут!
Раздались десять слаженных, унесшихся вглубь туннеля ударов, и в двух метрах под Ячуком остался железный пол, по которому разливалась теперь кровь, и с воплями пытались отползти от ворот раненные с переломленными костями. А человечек все соскальзывал, все быстрее-быстрее; вот сейчас он рухнет.
Из-за ворот раздался страшный, звериный вопль: «БЕЕЙ!» — и от чудовищного удара, таран вырвался из рук пробивающихся, но и ворота изогнулись дугою, и с трещащим скрежетом стали заваливаться. Вот верхняя их часть промелькнула прямо под Ячуком, и он смог оттолкнуться от нее ногами; вновь взобраться в свою выемку. Теперь его упиралась в верхнюю часть этой выемки; ну а руки и ноги вновь начали соскальзывать по железной поверхности: по крайней мере у него было еще две-три минуты.
А ворота продолжали заваливаться. Видно, в какое-то мгновенье те, кто попал под падающие ворота, выставил свои лапы (у кого они еще были целы); но вот метнулась волна нападавших: они бежали плотно, стремительно, с перекошенными от нетерпения лицами. У всех были ятаганы; они кричали что-то бессвязное, они ревели, стонали, вопили; и вот ворота осели окончательно, из под них раздался треск. Ячук не видел, как столкнулись первые ряды, но он понимал, что они были обречены. Раздался такой звук будто множество кирок врезались в каменную твердь и, разодравши ее, погрузились в кости, в плоть, которая отчаянно, с болью вскрикнула.
«А-АААРРР-РР-РРААБРАА!!!» — взвилось, и грохотало уже не умолкая; но наливаясь какими-то кровавыми выступами. Треск, звон, хруст, ор — все слилось, стало подобным чудовищной музыке, словно эта сама смерть, выдыхая кровяные пары, пела в коридоре.
