Тень Деформации (СИ) - "Cyberdawn"

Всё так же, как в прошлый раз, встал челнок в крошечном ангарчике, и привелись мы в “гостевую комнату” обезьянусов.

Пребывал там джокаэро в одной морде, как уже знал я от моего обезьянуса — весьма пенсионный, что отражалось во внешности, хотя и незаметно в целом. От висения на растительности наше появление его, до поры, не отвлекло, правда через пару секунд обезьянус с лиан местных спрыгнул, весьма громко “у-у-укнул”, взирая на мою персону.

И замер, получив от меня пакет мыслеобразов, на тему того, что вот потребен мне конкретный обезьянус, благо характерными “опознавательными деталями”, которыми нужно, я мыслеобразы снабдил.

На что “у-у-ук” раздался озадаченный, впрочем, вскоре, пришёл мыслеобраз в стиле: “Говорящая человека, слышал про тебя. Только говорили, что ты помер. А не помер, живой вроде. И здоровый какой!” — на последней части мыслеобраза обезьянус аж “у-у-укнул”, ну и продолжил: — “Позову, кого тебе потребно, жди”. И уковылял в недра станции. Я призадумался, а чего светом и ветром не позвать? Хотя, с другой стороны, может, табу какое, в смысле этикет, ну или экранирование. Варп знает, как свет и ветер экранировать, но, возможно, в конкретном, джокаэровоспринимаемом диапазоне, экранируется. Что б, например, вопли собратьев не слышать, своими делами занимаясь, или ещё что.

— Это странно, не понравились вы ему, наверное. Ну, полетим значит назад, — выдал вполголоса ксенолог, с явным сожалением в свете и ветре, на тему “чего-нибудь нового и интересного”.

— Погодите, коллега, у меня, по правилам, есть полчаса. Даже час, — напомнил я.

— Второй раз — полчаса, искателям спутников, — уточнил он. — Впрочем, подождём.

Ну а через пять минут в “комнату ожидания” завалился мой старый знакомый обезьянус. У-у-укнул в голос, отмыслеэмоционировав: “Ух, здоровый какой, говорящий! А племянник говорил, помер ты, а ты вон какой живой!”

Нужно отметить, что “племянник” было скорее моей интерпретацией мыслеобраза, довольно сложного, отображающего генетическое родство и образ моего аколита. Но по смыслу выходило примерно так.

“Погоди, позову”, — выдал примат и заэманировал гораздо более ярким “светом и ветром”.

Так что, похоже, всё-таки не “экранирование”, а этикет, отметил я.

Ну и ввалился в комнату мой аколит. Сощурился на мою персону, обошёл меня по кругу. Поу-у-укал, потыкал меня пальцем.

“Шкуру сбрасывал, вон какой вымахал”, — наконец, отмылеэмоционировал он. — “А чего не предупредил? Я вот не знал, что ты так умеешь” — довольно обиженно выдал он, в конце приправив ярким мыслеобразом с укоризной.

Довольно криповым, нужно отметить: узнаваемая музыкальная, орган, и кучка чёрного праха, на которой россыпью возвышались кости в разборе, бывшие некогда мной. Ещё приправленные сверху кровищей, да и, подозреваю, не только, половины предателя. Очень такое, пробирающее ощущалище, отметил я, внутренне передёрнувшись. Ну и отослал мыслеэмоцию, что так, мол, и так, сам не знал, ну а место его, если интересно, за ним. На что было отмыслеэмоционировано, что “интересно”, хотя я гад и человек (с негативным, нужно отметить, оттенком) скрытный.

И тут “дядюшка” отмыслеэмоционировал на тему, что ежели я “за этим балбесом” прилетал, то пусть забираю. И пока-пока.

“Уважаемый обезьянус”, — отмыслеэмоционировал я, пока “племянничек” кивал Кристине телом, ну и отправлял ей весьма забавный, наверное, и к лучшему, что непонимаемый мыслеобраз: “привет, глупая, но специальная и полезная транспортная баба”.

“У меня это, как бы, сопроцессор отдельно, а весь я без него. Поставить его можно? Я привёз, уж больно штука полезная. Детишек я, по слову твоему, наплодил. Тысячи две, не менее”.

На что джокаэро поплюмкал губами, выразил восхищение моими репродуктивными талантами, ну и обозначил, что почему не поставить.

Тут племянничек выдал, в стиле: “на хер старого пердуна, я сам справлюсь!” — но был повержен о палубу патриаршьим подзатыльником, а я ухвачен за лапу и тягаем в недра станции. Только и успел я Кристину за собой поманить, против которой обезьянус не возражал, грозно “у-у-укнув” на намылившегося было с нами ксенолога.

По дороге я объяснил, что я, какой был, вправду помер, то есть тело совсем даже другое. Но я — это я. На что примат покивал, выдал “бывает”, а в медицинской стал в меня тыкать приборами, возмущаться и подпрыгивать. На тему, что за варповщину я столь криво, косо, по-дурацки в себя напихал? В общем-то, отметил джокаэро, смысл имеет, но сделано всё через задницу, и можно лучше. И надо мне на пару лет на станции поселиться, сделает он “совсем замечательно”.

От чего я, с некоторым сожалением, отказался в стиле “как-нибудь потом, при случае, не до того сейчас”. В общем-то, то, что биоимпланты у астартес довольно “кривые” — вещь разумному довольно очевидная. Подозреваю, частично намеренно сотворённое Импи ограничение, но да не суть.

Вот только торчать пару лет у джокаэро я не готов, дел невпроворот. Хотя, налёт несунов на окопавшихся обезьянусов… Я бы посмотрел, их же на запчасти разберут чуть ли не раньше, чем они из варпа вылезут.

Ну а дядюшка отмыслеэмоционировал в стиле: “Хозяин — барин, если что залетай, поможем. Только рукосую этому не давайся, ему ещё учиться и учиться!” Образ возможного “неудачного эксперимента” рукосуя, с моей рожей притом, весьма впечатлял. И надёжно отвратил меня от “тренировок на Терёхе”.

А тем временем пенсионер бухнул мою тушку на заскрипевший “медицинский стул”, поцокал губами и дал согласие на моё “а давай я на пол, что ли, лягу”. И, в десяток минут, вогнал сопроцессор мне в затылочный аугмент.

Честно говоря, вставал я с широкой улыбкой и в фактическом восторге: очень мне сопряжение с сервочерепом понравилось, как и со всем остальным. И да, общая скорость мышления выходила именно как: “остановить время, чтобы подумать”. Ух, я им всем устрою, радовался я грядущим бедам всяких “им”.

Ну и излучатель свой я почувствовал волкитный, что весьма неплохо.

“Надо ещё чего?” — полюбопытствовал добрый дядюшка обезьянус. И я героически отмыслеэмоционировал, что “нет, спасибки большущее”.

Вообще, конечно, хотелось всего и много. Но, во-первых, со мной мой обезьянус будет, главное — его до своей требухи не допускать. А, во-вторых, слишком наглеть, да и слишком зависеть от обезьянусов не хотелось. Да, они приятные и симпатичные разумные, весьма полезные, но… не стоит, в общем.

В общем, еле уговорил племянничка заскочить на ангарную палубу, попрощаться с ксенологом. Изначально он выдал: “дом рядом?” — а после уверения, что не совсем он, но “да”, “айда на мою космическую ежевику, домчу с ветерком”.

— Мой аколит-спутник, — обозначил я джокаэро фигеющему коллеге. — До моего судна мы доберёмся сами. Благодарю вас, возможно, ещё увидимся, прощайте.

И скрылись мы в недрах станции, пока ксенолог офигело щёлкал клювом.

В общем-то, в ежевике оказалось довольно уютно. Зелень, этакие “рабочие места четверорукого”. Вдобавок явно был некий вариант игры мерностью пространства техногенного характера. Не бесконечно, но, на глаз астартес, внутренний объём ежевики превышал внешний раза в три. Ну и довольно бодро доставил нас обезьянус до Нефилима, попутно обозвав Кристину: “молодец, транспортная баба!” — когда понял принцип движения судна без поля Геллера.

В общем, был я весьма доволен полётом. Ну и были у меня планы вернуться на Капра Мунди, окинуть хозяйским взглядом возню с Милосердием, ну и присоединиться к Роберту и прочим отдыхающим.

Даже на челнок, оставшийся на ангарной палубе Ордо Ксенос, я махнул рукой. Ну, не пропадёт, а если его забирать… да коллеги из меня душу вытрясут, причём хорошо, если только её, выясняя, что, как чего и куда. Так что отправив пакетно “наше вам с кисточкой”, Нефилим сиганул в варп.

И вот, сидим мы с Кристиной на мостике, который на Нефилиме фактически сделали своей каютой: двигатель Кристине был не нужен, то есть, по сути, Нефилим под управлением Кристины был именно “сёрфингом”, “ловящим волну” имматериума. Ну а составить ей компанию — просто правильно.