Небо в огне (СИ) - Younger Alexandrine

Никогда с точностью не предскажешь, когда этот недобитый студент циркового училища выкинет взрывоопасный финт. Что на него накатывало? Осеннее обострение (что взять с психа), старость не в радость или же последствия переваренного в детстве гудрона дают о себе знать? Где их только не мотало в золотые далёкие года. Родители не всегда догадывались.

Или же всё действительно очень просто. До жути, до одури и к бабке не ходи. Шерше ля фам, как говорят меткие французы! Ищите женщину! Даже если и не она является причиной проблемы, то её действия и решения будут вершиной айсберга и вишенкой на торте. А женщина, занесённая в паспорт Космоса, не могла не быть для него воспалённым нервом. Но Лиза никогда не стояла за спиной, притворяясь молчаливой тенью. Она шла вперёд, не слушая тех, кто не видел смысла в её занятиях, и кто не верил тому, что значит для неё семья. Ведёт линию, сознательно не имеющую соприкосновения с делами Бригады, в которые погружены с головой и муж, и брат. Лиза живёт в совершенно ином мире, который Космос вызвался охранять, оберегая от грозовых туч.

Пчёла до сих пор удивлялся, как Космос и Лиза уживаются. Без конца сыпали шутками про обоюдную неугомонность, которая сводит с ума, но вместе с этим были крайне сосредоточены на том, что между ними существовало. Пчёлкин часто видел, как на общих сборах Лиза подчеркнуто держится мужа, а Кос и рад никуда не отпускать от себя драгоценную половину. Он что-то шепчет ей на ухо, а она смеётся, светясь улыбкой. В эти моменты Пчёла думал, что его сестра не ошиблась, связывая юную судьбу с сыном профессора астрофизики. Несмотря на подводные камни, которые не обещали умиротворения.

Поэтому Лиза по определению была причиной метаний Космосилы. Он за неё беспокоился, а с появлением Арьки его помешательство помножилось на десять. Пусть он уже сталкивался с тем, что Лиза игнорирует чьи-то святые каноны. Обострять не следует. Но противоречий не избежать, как бы не хотелось признать, что путеводные звёзды Космоса и Лизы сошлись на редкость удачно. Не усложняли бы, как два дурных барана. Пчёла помнил, кому обычно доставалась роль голубя мира! Нет, хватит с него благородства.

Как-то двигались по своим дорогам, претерпевая осень, любовь к которой так и не пришла к Пчёлкину за двадцать четыре года. И за пятнадцать минут ожидания сестры у подъезда красота природы тоже не постигалась умом. Хуже только похмелье, которое настигало Витю каждое утро субботы.

Вдобавок сестра заметно задерживается, оставляя Пчёлу в гордом одиночестве. Всё никак с матерью попрощаться не может, а отец, наверное, выговаривал Лизе за то, что она не привезла с собой дочку. Ведь крохотная Аря умело разбавляла пенсионерские будни Павла Викторовича и Валентины Анатольевны, которые не хотели забывать, как смеются дети. Даром, что Арька со своей непоседливостью — Космос Холмогоров в миниатюре. Для стариков она своя, как и Лизка.

Пчёлкины больше бы обрадовались собственным внукам, похожих на Витю, как две капли, но им оставалось лишь удрученно вздыхать, понимая, что единственный сын не стремился менять холостяцкий уклад. Всему определенное время, место и ситуация. Из того Пчёла и исходил. Сам себе хозяин.

Валентина Анатольевна, помня о годах, не часто могла добраться до центра Москвы, надеясь, что точно застанет племянницу дома. А уж после того, как Лиза решила, что кипа рабочих бумажек для неё роднее, чем кастрюли и сковородки, Пчёлкина и вовсе стала полагаться только на отзывчивость космической сумасбродки. Но Лиза, войдя в другую семью, не желала разочаровывать тех, кто воспитывал её, как родную дочь. Пусть и не принимала всерьёз слова тётки о том, что следует жить, не повторяя чужих ошибок. Даже если это ошибки собственной матери.

— Пчёлочка, брось сигаретку, а то губы посинеют на холоде! — из задумчивости Витю выводит Лиза, нагруженная авоськой с гостиницами. Наконец-то! — Как целоваться будешь со своим гаремом? Давай, хвались сестре, кого на этот раз зацепил, что мрачный весь? Как её зовут? А то ты нам с Косом ничего не рассказываешь, нам уже кости перемыть некому.

— Марина вроде, — почесав рыжеватый хохолок, как тот самый Винни Пух, отвечает Пчёлкин, не собираясь распекать сестру за медлительность, — или Мария… Фак! Старею, космическая, прости! Придётся тебе анекдоты не только про муженька своего травить. Сорри!

— Вить, когда ты стал склерозником? — передав сумки в руки брата, Лиза хлопает себя по карманам в поисках ключей от машины. Её очередь быть водителем.

— Пока не стал, но видишь, Лизк, я к этому званию искренне стремлюсь, — с довольной миной на лице произнес Пчёлкин, заметно развеселившись. — Марина! Точно! Я люблю тебя, Марина, всё сильней день ото дня…

— У тебя Киркоров в почёте, смотрю, — и когда-то этот парень цитировал «Наутилуса», — говно случается! В «Метле» познакомились? Думал о зазнобе? И поэтому грибочком стоял, не заметив, что я пришла?

— Да думал я, какая Марина, нахер… — последнее случайное знакомство беспокоило Пчёлкина меньше всего. — Ты просто оставила меня одного коченеть! Здравствуй, простатит, блять! Холодрыга же на улице! Ты сказала, что на пять минут? И?

— Слушай, Витюшенька-сынок, тебе ли не догадываться, как тётя Валя опять уговаривала меня бросить всякую дурь? От добра добра не ищут, я вся в мать свою и далее по списку! Я уже не обижаюсь…

— Уложил я сумки, заводись, — Пчёлкин, наскоро вваливая своё тело в машину, растирает озябшие ладони, а Лиза следует его совету. — Что ты хотела? Особенно после того, как мама узнала, что статью о тунеядстве отменили, ты у неё в рамки логики не вписалась. Не то она для тебя загадывала, неугомонная!

— Я себе на горло не наступлю. И с Космосом эту тему мы не раз обсудили, — у Лизы был час, чтобы добраться до дома свёкра, где временно обитали её задорные попугаи, — так что, Вить, не трави душу. Этот ноябрь закончится, я точно знаю.

— Спорить не стану, хреновое время года, — по венам приятно растекалась расслабленность, а в салоне пчёлкинского белого мерина заиграла негромкая музыка. Витя спешно обрадовался звучанию летней песни, но вскоре голос Фили Киркорова стал зазывать легендарную Марину. Пчёле захотелось со всей дури шлепнуть себя по лбу, а Лиза, не сдержав эмоций, звучно зашлась хохотом. — Ебанные коврижки! Ведьма! Издеваешься?

— Пчёл, всё путем! Поехали, у тебя завтра трудодень, будешь распыляться.

— Вот чтобы я ещё хоть раз что-то тебе рассказал!

— Использую против тебя, я же добрая. И Косу пожалуюсь, что ведьмой обозвал.

— Мы же уже обсуждали то, что если бы ты жила шестьсот лет назад, то тебя бы точно подпалили?

— Совсем меня не жалко, а, Пчёл? Нарываешься!

— Я сам жалко! Вредное, как говорит твой разлюбезный Космос.

— Забыла, забыла! Окей, сдашь меня ему, а там есть кому пожалеть мою бедную голову… — Лиза, кинув взгляды по зеркалам, увеличивает скорость движения. Ей есть что обсудить с братом, хотя бы новости из славного города Копенгаген, сообщенные Томкой, но тогда Пчёла рискует вогнать себя в состояние зеленой тоски. И запоя. И на фиг надо…

— Чего ты? Не я ж опять от мамочки огрёб?

— Вить, если начнем с тебя и с твоих косячин, то не остановимся. Никогда!

— Я в курсе, но, как знать, как знать! Может быть, мама моя-то и права?

— В том, что я кукухой поехала? Такого мужика без присмотра оставляю, будто он у меня на поводке, а дочка стала беспризорница. Всё же при мне! Рехнулись все к нам лезть! Задолбало, в самом-то деле!

— Не переживай, — по собственному опыту Витя помнил, что мать довольно быстро переставала жаловаться на то, что делают её взрослые дети. Уже за это он был благодарен, — сам же сказала, что эта долбанная осень закончится. А там зима, её ты с детства любишь.

— Люблю, жду, — однажды очень дорогой для Лизы человек сказал, что зима всегда приносит важные события. Хорошие. Лиза верила, что папа не ошибался, — и мы обязательно куда-нибудь выплывем. Пусть я плаваю, как топорик.