Морок над Шадизаром (СИ) - Мартьянов Андрей Леонидович

— Именно! — хозяйка таверны подняла палец к потолку. — Кроме того, старикан очевидно не в себе: смертельно боится отравления, наглухо закрыл ставни, забаррикадировал дверь в комнату, не желает выходить в общую трапезную, и одновременно отослал прочь телохранителей, которые были бы способны держать здесь осаду хоть до Рагнарёка и Конца Мира! Где логика?..

— Умалишенные не всегда действуют последовательно, — заметил Ши Шелам. — Если у альмиранте душевное расстройство, при котором возникает лишняя подозрительность, поиск несуществующих врагов и мания преследования, он попросту доверился магическому перстню, убедившему его, что в нашей таверне его никто не тронет. Магия не только не лжёт, но и не допускает глупых ошибок, присущих людям. Заклинание вложенное в кольцо — не человек, оно не способно произвольно измениться по своему собственному желанию или под влиянием обстоятельств.

— Как говаривал один старинный мудрец, — Лорна покачала головой, — самый простой ответ на сложный вопрос, всегда самый верный. А если за Бобадильей и вправду кто-то охотится? Если он не просто путешествует, а бежал из Зингары — впал в немилость короля, поссорился с влиятельными придворными, которые отправили за ним убийц? Скрыться в Шадизаре, на захудалом постоялом дворе, не такая плохая мысль, как может показаться на первый взгляд. Райгарх, что у нас с оружием?

— Как обычно. Твои арбалет, сабля и метательные звёзды, у меня два меча и боевой топор, у Малыша есть свой меч, Ши Шелам неплохо метает ножи. При надобности отобьемся. Наверное.

— Смотреть в оба глаза, мало ли... — приказала Лорна. Обернулась на грохот, донесшийся со двора. — Да что там стряслось опять?

Стрясся Конан из Киммерии. Малыш вел под узду грустного серенького ослика, впряженного в двуосную деревянную повозку, на которой громоздилось нечто, подходящее к скромной обстановке «Уютной норы» примерно так же, как рыцарское седло дарфурскому буйволу. Самая настоящая ванна потемневшего серебра, с замысловатой ковкой по бортикам и выгравированными обнаженными девицами в малопристойных позах. Больше того, в самой ванне лежал серебряный же горшок с витой ручкой и крышкой, затребованный привыкшим у домашнему комфорту зингарцем.

Добыть столь необходимые в хозяйстве вещи удалось в «Златоглазой пантере» — Лорна вовремя сообразила, что если где и отыщутся купальня с ночной вазой, так это в публичном доме. Старая приятельница бритунийки, госпожа Джемима, вошла в положение, передав с Конаном просьбу вернуть ценные предметы обстановки сразу, как в них отпадёт надобность.

— Волоките на второй этаж, — безнадежно махнула рукой Лорна. — Ши, ты купил на рынке благовония и морскую соль?

— В той же корзине, где лежали битая птица и хлеб, — ответил воришка. — Холщовый мешочек. Дюжина монет серебром, грабеж и разорение!

С кухни тянуло несравненным ароматом жарящейся на вертеле утки, умащенной шемскими специями и мёдом, а равно тушеных овощей. Во дворе бурлил наполненный колодезной водой котел. Райгарх с Конаном, предварительно усыпав пол свежей соломой, установили ванну в комнатке, соседней с «покоями» его зингарской милости. Оставалось лишь притащить бадейки с горячей и холодной водой.

Лоркана Бритунийка чувствовала себя полководцем, одержавшем блистательную победу в решающей баталии — за кратчайший срок ей удалось удовлетворить все неслыханные капризы загадочного постояльца и превратить «Уютную нору» в близкое подобие гостиницы для благородных. Вернее, для одного-единственного благородного, что, впрочем, никак не отменяет приложенных усилий.

Интересно, что альмиранте Бобадилья потребует завтра? Белого слона?

«Справимся, — решила Лорна. — Недаром Шадизар считается городом, где можно купить, достать или украсть всё, что угодно. Слона, в крайнем случае, можно запросто покрасить свинцовыми белилами или порошком мела. Никто не отличит!..»

* * *

Суета утихла с приходом вечерних сумерек. Его милость изволили сперва приступить к омовению, затем переоблачились в извлеченный из дорожного сундука необъятный халат кхитайского шёлка и пожелали трапезничать. Прислуживать за столом отправили госпожу Шошану, как вызывавшую доверие — толстая добродушная тётушка вряд ли окажется злодейкой-отравительницей.

Конан честно отработал мзду: не говоря ни слова оторвал у утки ножку, громко схрумкал её на глазах альмиранте и запил аргосским вином. Уставился на гостя сапфирово-голубыми глазами: как мол, всё правильно сделано? Бобадилья выждал некоторое время, убедился, что долговязый мальчишка-варвар не повалился на пол в жутких корчах, удовлетворенно кивнул и отослал Конана прочь.

— Мне начинает нравиться Шадизар, — сообщил киммериец Ши Шеламу, отиравшемуся возле трактирной стойки. — Впервые в жизни мне платят полновесной монетой за то, чтобы я что-нибудь съел. У вас часто такое бывает?

— Никогда на моей памяти, — хихикнул маленький воришка. — Я слышал разговоры о том, будто при дворах всяких там королей-принцев есть особый человек, обязанный отведать все до единого блюда на предмет наличия ядов, но вживую прежде не видел. Ставлю золотой, зингарец и вправду потерял рассудок с возрастом.

Конан взглянул на приятеля осуждающе:

— У нас в горах к старости относятся с уважением.

— Здесь, к моему безмерному счастью, не «ваши горы», а цивилизованный город! Дремучий варвар, ты просто не знаешь, каковы они — пакостные старикашки с усохшими от времени мозгами! Тебе никогда не рассказывали о том, что при наступлении дряхлости, все дурные качества человека стократно усиливаются? Был в зрелости прижимистым — стал скаредным. Был гневлив — стал скандален. Был подозрителен — стал... Вот таким, как этот Бобадилья. Подумай, ну кому взбредет в голову его травить? Лорне? Райгарху? Мне? Тебе? Зачем?

— Не знаю, — сказал Конан. — Кстати, а куда пропал Райгарх?

Асир сидел на ступеньках крыльца, щурился от оранжево-пурпурного закатного света и наблюдал происходящим во дворе. Оно, сидевшее весь день тише воды, ниже травы, ближе к наступлению ночи начало просыпаться. Говоря откровенно, зрелище было не для слабонервных.

— Кошмар, — тяжко вздохнул Ши Шелам, проследив направление взгляда Райгарха. — Нет, это совершенно невыносимо...

Возле забора, отгораживавшего двор «Уютной норы» от переулка, покачивалось... Нечто. Не «существо», не «тварь» и не «монстр», а именно Нечто. Ещё несколько дней назад Оно представляло из себя облупившуюся деревянную будку со скошенной назад крышей и вырезанным в двери сердечком — самое обыкновенное отхожее место, каких в Шадизаре не одна тысяча. Впрочем, «обыкновенным» нужник оставался ровно до того момента, когда Ши выбросил в непознанные недра выгребной ямы волшебный жезл, стащенный шайкой Джая из дома городского советника Намира по прозвищу Гнус.

Вещица, уложенная в малиновый бархатный футляр, хранилась вместе с прочими безделушками, но едва очутилась в руках пытливых исследователей из «Уютной норы», принялась вытворять нехорошие магические фокусы. Ши Шелам не нашел ничего умнее, как отправить небезопасный предмет в смрадную бездну нужника и вскоре очень пожалел об этом решении, поскольку с будкой начали происходить невероятные трансформации , закончившиеся в итоге тем, что нужник отрастил восемь огромных паучьих ног, зажил собственной таинственной жизнью, а внутри него поселился... Голос.

По крайней мере все обитатели постоялого двора назвали это «Голосом», будучи не в силах объяснить, что же оно такое на самом деле. Ни обладавшая даром провидицы Феруза, ни приглашенный за солидные деньги маг Алого Круга Равновесия, ни ученый книжник из Аквилонии, которым показали диво дивное, ничего толком не поняли. Лишь колдун-равновесник промямлил что-то на тему об иномировом происхождении Голоса, поскольку такой разновидности магии на Закате в частности, а равно во всей Хайбории в целом до сих пор не встречалось, явление в магических трактатах не описано, а воздействовать на него традиционным волшебством невозможно, как невозможно разрубить облако мечом — если вы понимаете о чем я. Хайборийская магия и магия Голоса настолько разные, что не соприкасаются никак. С вас десять золотых за консультацию.