Наталья Коралевских - Я - Хюррем! (СИ)
И будь оно что будет. Мне уже все равно.
Потому что именно в эти короткие и безумно счастливые мгновения я не Хасеки Повелителя Мира. Не Хюррем Султан, баш-кадина человека, в чьих руках находится власть над половиной земного шара.
Я просто Александра… И именно он делает меня такой.
Примечание к части Вдохновение накатило неожиданно, поэтому - вот:) Глава 57, в которой Хюррем решается на отчаянный шаг
Сулейман с перекошенным под шлемом лицом мчался во весь опор по дороге в Манису, и мысли его одолевали самые отрицательные. Рассказ наложницы о том, что его Хасеки по доброй воле сама ушла из гарема, бросив его, его семью и сына на произвол судьбы, довел султана до искреннего бешенства.
Сейчас у него было только одно желание — найти беглянку и бросить ее в темницу, чтобы подумала над своим поведением. А после того, как она родит нового шехзаде, он прикажет ее казнить.
Потому что прощать такой грех, да еще и известный наложнице, которая начнет распускать в гареме слухи — непозволительно для его репутации!
Спустя пару часов бешеной скачки Сулейман начал понемногу остывать. И мысль о казни рыжей бестии уже казалась ему недопустимой. Обойдется и пожизненной ссылкой в самый дальний дворец.
А наложницу, рассказавшую ему о грехе, можно просто кому-нибудь из визирей или беев подарить. Либо вовсе — в мешок и в Босфор. Власть многое позволяет ее имущим, что уж тут говорить…
И поглощенный своими мыслями султан просто не заметил, как отстала от него его верная охрана из самых сильных янычар, а на дорогу, заступив ее коню, вышли несколько бородатых мужчин самой разбойной наружности.
-Деньги, — схватив коня за узду и мрачно глядя в яростные голубые глаза Повелителя мира, потребовал главарь небольшой банды. — И мы тебя не тронем.
-Махмуд, пусть коня тоже оставит! —зашипел ему на ухо подельник. — Конь дорогой, выгодно продать можем!
-Собаки, — процедил надменный Сулейман, незаметно кладя руку на оголовье ятагана. —Да как вы посмели, наглые свиньи, заступать дорогу своему Повелителю?!
Разбойники переглянулись и рассмеялись. Этого султан просто не мог стерпеть. Свистнула полоса остро отточенной стали, и голова ближайшего оборванца покатилась в придорожные кусты, приминая молодую траву. Оставшиеся трое отшатнулись от разъяренного всадника, ощетинились, достав кто откуда палки и копья.
Султан насмешливо хмыкнул. Что ему эта троица со своей пародией на оружие, когда он с 6 лет обучался искусству фехтования, и не одну голову срубил собственными руками в кровопролитной битве?!
Но свиста прилетевшего откуда-то из кустов камня, ударившего его в висок, Сулейман попросту не услышал…
Подоспевшие на подмогу своему Повелителю янычары с яростными криками бросились на оборванцев, и спустя пару минут головы разбойников валялись вдоль дороги. Глава небольшого отряда, Яхмет-бей, соскочил с коня и бросился к лежащему навзничь Повелителю, у головы которого медленно растекалась кровавая лужица.
-Возвращаемся во дворец, срочно! Наш Повелитель тяжело ранен!
Янычары быстро и слаженно собрались, бережно подняв на седло самого выносливого коня своего бесчувственного падишаха. Небольшой конный отряд развернулся, и на всей скорости поспешил обратно в столицу, к лекарям, под защиту огромных сводов дворца Топ-Капы.
Про то, что ехали они возвращать беглую Хасеки султана, воины в свете последних событий попросту забыли.
***
Ибрагим отправился за едой вниз, на кухню трактира, а я лежала в постели и сосредоточенно смотрела в потолок. Меня мучило два противоречивых чувства.
Первым было желание немедленно вернуться во дворец любыми способами, пусть даже мне придется собственноручно прирезать для этого Ибрагима. Вторым было иррациональное желание плюнуть на власть и все ей сопутствующее, отплыть с греком как можно скорее в Венецию и жить своей жизнью. Рожать ему детей и вести жизнь праздной светской дамы и любящей жены.
Борьба этих двух желаний грозила затянуться надолго.
Как говорила в таких случаях моя мама, «Включай логику, Саша!». Что мне даст эта праздная жизнь с Ибрагимом, кроме счастья и покоя, а так же полноценной сексуальной жизни?
Ничего.
А что мне даст власть? И пусть пока что в моих руках как таковой власти еще нет, но какие были планы! И какие перспективы открываются! Отправься настоящая Александра с Ибрагимом в Венецию по истории, вошла бы она в эту самую историю, как самая известная из жен султанов?! Стала бы она легендой, эта рыжеволосая Хасеки?!
Вот только я — не она, а она — не я. Или все-таки?..
Застонав, я перевернулась и уткнулась лицом в подушку. Решай, Саша, решай. У тебя и так осталось очень мало времени.
Когда Ибрагим вернулся в комнату, нагруженный подносами со всевозможными лакомствами, я уже была готова. Встретив его приветливой улыбкой и искренне поблагодарив за еду, я быстро сервировала низенький столик и приступила к трапезе.
И вот где-то уже ближе к ее завершению я взялась за кусочек мяса и капризно поинтересовалась:
-А я его руками должна рвать?
-Кусай, -не понял, что я от него хочу, Ибрагим.
-Это некультурно, -я скривила нос и отложила мясо так, будто оно раньше принадлежало больному проказой. — Мне нужен нож. И порезать его на маленькие кусочки.
-Хюррем!
-У меня зубы болят, я не могу жевать крупные куски мяса, — «по секрету» призналась я. Ибрагим вздохнул и отцепил с пояса острый кинжал. Протянул его мне рукоятью вперед.
…Ты сам подписал себе смертный приговор, паша. Прости. Но я не поеду с тобой в Венецию. Обещаю, что буду за тебя молиться, обещаю, что буду вспоминать…
Эти мысли пронеслись в моей голове, пока я, как в замедленной съемке, сжимала пальцы вокруг приятно холодившей кожу рукояти дамасского кинжала. Потом — вспышка.
Ибрагим вскакивает с подушки и пытается прикрыть горло рукой.
Удар. На лицо брызгает теплая кровь, показавшаяся мне вишневым соком.
Еще удар. Хрип. Он скребет руками по полу рядом с собой, силясь достать до своей убийцы.
-У меня не было выбора, -в пустоту говорю я, словно бы пытаясь оправдаться перед ним.
Присев на корточки рядом с умирающим греком, я внимательно смотрю ему в глаза. Мне не страшно. Я уже видела смерть. Это всего лишь миг, когда душа отделяется от тела и уходит. Вот только я не знаю, куда.
Тело еще теплое, но взгляд становится пустым и невидящим. Почему люди всегда умирают с открытыми глазами?
Я осторожно опускаю два пальца на яремную вену. Пульса уже почти нет. Сердце еще продолжает по инерции качать кровь, но мозг умер. Еще немного.
Подождав пару минут, я закрываю ему глаза. Хотя взгляд грека и пустой, и уже ничего не выражает, мне все равно не по себе. Мне кажется, что он смотрит на меня с укоризной.
Становится зябко, и я обхватываю себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Я все еще в простыне, он не отдал мне мое платье. Но его одеждой я могу воспользоваться. И конем, который с большой долей вероятности стоит на конюшне.
Отцепив с пояса Ибрагима кошелек, я высыпала монеты на ладонь и пересчитала их. На дорогу до столицы мне должно хватить. Возможно, я даже смогу нанять кого-то в сопровождающие.
Вздохнув, я возвращаюсь к столу и бездумно беру с него кусочек мяса, ставший причиной смерти невинного, в принципе, человека. Кладу в рот, вяло двигаю челюстями. Неожиданно мне кажется, что мясо все в крови Ибрагима. Не успев даже отбежать в угол, меня скручивает волна тошноты.
Извини меня. Но другого выхода просто не было. Ты бы не отпустил меня сам. А Сулейман казнил бы, не раздумывая. В этом даже есть какое-то благо, умереть от руки любимого человека, не так ли?
Хотя кого я обманываю? Я убийца. И убила я человека, которого вроде бы даже любила, только из-за одного. Из-за власти.
