Лицо в ночи - Однажды он прогнется под нас...
— И последнее… — директор, казалось, не знает, с чего начать. — Не знаю, почему я — тот я, не дал тебе это посмотреть… Ладно, я хочу показать тебе одну из самых загадочных реликвий Хогвартса, — с этими словами он достал из ящика стола листок бумаги. Даже не свиток, а именно листок. Казалось, он был однажды вырван из книги или дневника. — Вот это было обнаружено около ста лет назад в Гималаях, на этом листе читаются лишь несколько слов, и одно из них «Салазар». Предполагается, оно было написано самим Слизерином, на змеином языке. Почему несколько слов написано по–английски, я не знаю, и никто не знает… О существовании этого послания, если это послание, из ныне живущих знаю только я, оно передавалось от одного директора к другому… Никто не сумел прочесть его, но ты змееуст, Гарри, наверное, ты тоже, Дженифер, поэтому я хочу показать его вам… — он протянул листок юноше.
Дженифер смотрела, как Гарри внимательно читает древнюю рукопись. Он явно понимал каждое слово. Его лицо последовательно менялись выражения: удивление, что–то вроде радости, недоверие и, наконец, досада, что–то вроде «ну вот, опять я влип». Потом он передал листок ей. На старинном листе бумаги четко видны были лишь несколько слов, но стоило ей всмотреться, как слова стали проступать повсюду, и весть лист оказался покрыт рукописным текстом. Слова и буквы были написаны кривовато, словно у автора дрожали руки. Она начала читать…
«Я, Салазар Слизерин, пишу эти строки, лежа на смертном одре, в надежде, что их когда–нибудь найдут. Я надеюсь, что это послание дойдет до моих товарищей и они узнают, что я, пусть перед самой смертью, понял свои ошибки и раскаялся. Миновали годы с тех пор, как я, в порыве ярости, создал Тайную Комнату и покинул Хогвартс, все это время я скитался по миру. Я общался со многими великими и мудрыми людьми в поисках доказательства собственной правоты, я искал то, что могло бы убедить моих заблуждающихся, как я тогда думал, товарищей. Гордрик, Кандида и Пенелопа, вы были правы, и все великие, живущие или уже нет, с которыми я встречался, лишь подтверждали вашу правоту, но я отказывался верить. И лишь пройдя путями буддистов в Гималаях и встретившись с духом великого Мерлина, познал я свою собственную неправоту. Нет чистой крови, все люди, как маги, так и нет, исходят от общего предка, и наши миры должны сосуществовать, еще лучше, если они будут жить вместе… По горькой иронии судьбы, я осознал свою ошибку лишь теперь, когда у меня больше нет сил и здоровья, чтобы ее исправить, я даже не знаю, переживу ли я эту ночь…
Тогда же, три дня назад, великий Мерлин сделал предсказание. Я уже не в силах воспроизвести его точно, но смысл я буду хранить до своего последнего вздоха. Он поведал мне, что посеянные мною самим черные семена раздора проживут многие века и будут время от времени давать ядовитые всходы войн. И однажды явится тот, кто провозгласит себя моим наследником и, следуя моим ложным идеалам и собственной жажде власти, принесет бессчетное количество смертей и горя в этот мир. Но оставит позади себя двух своих наследников: дочь, которая сама отринет его темное учение, и мальчика… Эту часть пророчества я помню дословно, но не в состоянии постичь его точное значение. «Мальчик, который был с детства помечен как его враг, кто был покинут всеми, и кто постиг в страданиях все тайны того, кто отринул имя отца, но кто не стал таким же, как он. И вдвоем эти дети положат конец хаосу, предотвратят пережитые мальчиком страдания и уничтожат черные семена раздора в людских душах. А их любовь объединит потомков Основателей…». На том и оканчивается предсказание, чью полную суть я, умирающий в одиночестве, больной человек, так и не смог понять. Мне остается лишь надеяться, что…»
Дальше слов не было, лишь короткая черта, словно оставленная выпавшим из обессилевшей руки пером. Похоже, тут жизнь покинула того, кто перед смертью осознал ложность всех своих идеалов. Дженифер немного несмело подняла взгляд на Гарри.
— Это… о нас?
— Очень на то похоже… — напряженным голосом ответил ей Гарри. — Сама посмотри: ты его дочь и против него, я прожил десять лет, наблюдая за ужасами, что творил твой отец, и постиг все его тайны. А если мне, гм… нам удастся быстро положить конец войне, то мы, «предотвратим пережитые мальчиком», то есть мною, страдания. Все сходится… А Волдеморт действительно отринул имя своего отца…
— Простите… — забытый ими директор решился напомнить о себе. — Не могли бы вы объяснить мне…
— А, господин директор? — голос Гарри вновь звучал глумливо. — Я и позабыл о вас. Вот только не знаю, стоит ли мне посвящать вас в эту тайну. Правда — прекрасная вещь, но ею надо пользоваться с осторожностью, — Гарри откровенно издевался, повторяя слова, однажды сказанные ему директором.
— Гарри, это все же касается школы, и не только ее. Полагаю, следует ему рассказать, — подала голос Дженифер. — К тому же, можно рассказать лишь часть, — добавила она ему одному понятным шипением.
— Ты думаешь? Хорошо. Как я понял, это прощальное письмо, а может, запись в дневнике Салазара Слизерина. Он уже умирал, когда писал это, и потому, наверно, не замечал, каким языком пользуется… Тут он пишет, что к самому концу жизни осознал, что вся эта его мания чистокровности была ошибкой, даже грехом, но что он уже слишком слаб, чтобы исправить свою ошибку. Полагаю, речь идет о Тайной Комнате. После он рассказывает об услышанном им пророчестве, там говорится, что эти его идеи о чистоте проживут столетия и станут причиной многих войн. А потом придет тот, кто объявит себя его наследником и утопит мир в страданиях и хаосе. Думаю, вы понимаете, о ком это. Но этот наследник оставит после двух других, похоже, нас с Дженифер. Мы, по идее, должны положить конец войне, вражде между школьными факультетами, и чуть ли не самим предрассудкам о чистокровности. Вот, собственно говоря, и все.
— А как насчет нашей… эээ… любви? — прошипела ему Дженифер. — Той, что объединит потомков Основателей?
— Боюсь, что эту часть я как раз не понял до конца. При чем тут Основатели, все Основатели? — так же шипением, ответил ей Гарри. — И в любом случае, ему об этом знать не обязательно!
— Господин директор, — Гарри заговорил по–человечески. — Я повторяю, что сказал раньше: чем быстрее я повстречаю Тома Реддла, тем лучше. Насчет объединения, единства всех факультетов, о котором вы говорили, я с вами полностью согласен, в моем прошлом всеобщее презрение буквально толкало всех учеников Слизерина в ряды Пожирателей. Я постараюсь это предотвратить. Вроде бы все… вам больше нечего мне сказать? — директор отрицательно покачал головой, ему необходимо было осмыслить полученную информацию. — Ну, тогда мы пойдем.
Они собрались вместе в Комнате по Желанию, еще раз обсудили то, что только что узнали, и сошлись во мнении, что нужно следовать составленным этим летом планам.
— Гарри, ты же обещал научить меня противостоять Империусу… — начала Дженифер после того, как остальные темы были исчерпаны.
— Прямо сейчас?
— А почему нет? Чем быстрее начнем, тем раньше закончим…
— Ну хорошо, — Гарри мрачновато усмехнулся, и наложил пару заклятий на стены. — Теперь никто не почувствует, что я тут Непростительными заклятьями балуюсь. Школа и так неплохо экранирована, но так оно надежнее. Хорошо, заклятье Империус, как оно действует, ты уже знаешь. Главное в борьбе с ним — не допустить, чтобы опустела голова. Когда на тебя его накладывают, вызывай в себе мысли, чувства — что угодно, все это послужит как бы щитом на пути заклятья, а главное, отданного тебе приказа. Самое важное тут — тренировка. Приготовься, — Гарри навел на нее палочку. — Империо!
Какое приятное ощущение: ни мыслей, ни чувств, никакого беспокойства, голова опустела, как же это здорово… Вроде бы нельзя, чтобы в голове не было никаких мыслей… А зачем, это же так хорошо… Она пустым взглядом смотрела на Гарри.
— Слушай мой приказ, раздевайся! — эхом прокатилось в ее опустевшей голове приказание.
Она послушно начала расстегивать пуговицы на своей мантии, так, так, теперь стянуть ее через верх… Тут наваждение спало, и она сообразила, что стоит перед Гарри чуть ли не в одном нижнем белье. Она поспешно вновь натянула на себя одежду, после чего бросила разъяренный, но одновременно стыдливый взгляд на Гарри, который, похоже, откровенно любовался ее почти обнаженной фигурой. Где–то на краю ее сознания мелькнула радость оттого, что она ему так нравится.
— Ты чего себе позволяешь? — возмущенно возопила она.
— А что? — подчеркнуто нагло откликнулся Гарри. — Во–первых, раз я тебя учу, то и сам должен получать от этого удовольствие, — он злодейски улыбнулся, но потом посерьезнел. — Во–вторых, нужен сильный стимул: чем противнее ты получишь приказ, тем сильнее ты будешь сопротивляться. Кстати, я ожидал большей борьбы. Ты сейчас возмущена, и это понятно, но тебе следует возмутиться еще до того, как заклятье будет снято. Я пользуюсь методикой Снейпа, она несколько жестока, но, если ученик не тратит время на то, чтобы злиться на учителя, результаты впечатляют. Не устала? Тогда попробуем еще раз. Империо!
