Сергей Ким - Своя жизнь
Делегация НЕРВ оказалась в числе самых почётных гостей, правда, нашу троицу громким словом «делегация» язык не поворачивался назвать — я, Мисато и Фуюцки, вечно вынужденный замещать отца на почти всех торжественных мероприятиях, куда Гендо не ходил в принципе.
По столь торжественному случаю нам пришлось достать парадные мундиры, нацепить все положенные регалии и даже сверх того. Из неведомых закромов были извлечены относительно недавно введённые фуражки — небольшие, чёрного цвета с витым золотистым шнуром, золочёными же гербом НЕРВ, окаймлённым венками хризантемы — знака номинальной принадлежности к японской армии.
Но самое главное — следом за монахами и перед основной процессией должен был двигаться своего рода почётный эскорт из особо отличившихся офицеров, несущих награды генерала. Так вот, меня как раз в этот эскорт и впихнули, и доверили ни много ни мало, а нести личный клинок Курибаяси, который он оставил дома перед отправлением на Иводзиму.
Когда я это узнал, то здорово перетрухнул и заволновался — ну, не люблю я настолько выделяться, и всё тут! Ответственность была слишком велика — подвести нельзя было ни в коем случае… О, как я был бы рад отказаться от такой чести, но ведь нет же! Несмотря на все мои умоляюще-щенячьи взгляды и тихие просьбы, замком и майор остались непреклонны. В конце концов, Фуюцки мне просто приказал исполнить миссию, и на этом моменте мне пришлось угомониться и подчиниться. Но лично по моему мнению я такого был явно недостоен.
…Вопреки моим ожиданиям это оказалась не классическая катана, а похожий на неё син-гунто — серийный офицерский меч времён Второй Мировой. Слегка изогнутый клинок, коричневые лакированные металлические ножны, золотистая овальная цуба, слегка потёртая рукоять, оплетённая тёмно-коричневым шнуром, на хвосте — металлическая петля с тёмно-коричневым темляком.
Такие клинки, если мне не изменяет память, были почти полностью уничтожены после капитуляции Империи как пережиток милитаризма, так что уцелевшие син-гунто были наперечёт. А особенно такие…
Не каждый день приходится нести в руках оружие без преувеличения великого человека. Зная, что отправляешься на верную гибель, и всё равно исполнять приказ — это достойно восхищения. Не просто, очертя голову, кинуться в последний решительный бой, а методично, месяц за месяцем, готовиться к сражению, которое, скорее всего, выиграть будет невозможно…
…Ровное полотно дороги шаг за шагом ложилось под ноги. А я всё шёл и шёл вперёд, не обращая никакого внимания на дождь и усталость.
А, собственно говоря, кому я сейчас отдаю почести? Cолдату Японской империи, которая являлась врагом России и в Русско-Японскую, и во Вторую Мировую войну. Солдату Императорской армии, на счету которой немало зверств по отношению к мирному населению и пленным. Солдату страны-агрессора, развязавшей масштабную бойню на побережье Тихого океана.
Япония первой напала на Перл-Харбор (хотя весьма популярна версия, что США Империю просто спровоцировали и получили удобный повод для войны), создала в Маньчжурии Отряд 731, ставивший бесчеловечные опыты в духе доктора Менгеле и готовивший применить против других стран бактериологическое оружие. Солдаты японской армии без зазрения совести убивали пленённых врагов, добивали раненных, относились к покорённым народам как к людям второго сорта…
Но ведь у медали всегда две стороны, не так ли?
О, нет! Я отнюдь не пытаюсь всё это оправдать, но кое-что нужно бы рассмотреть не через призму пропаганды какой-либо стороны.
Лучше всего, наверное, начать с того, что при подчёркнуто-европейском фасаде страны, Империя того времени по-прежнему оставалось средневековым государством с соответствующими порядками. Отсюда кое-что и получает своё объяснение…
Попал в плен? Значит — струсил, и будь добр в таком случае умереть. Причём это одинаково касалось и своих, и чужих.
Ранен? Но ты ведь по-прежнему остаёшься солдатом, так почему к тебе должно быть иное отношение?
Зарубить врага мечом — по меркам средневековья достаточно обыденно. Диковато, но вполне ожидаемо.
Но есть у этих порядков и другая сторона.
Безумная, фанатичная преданность приказам и Родине. Запредельное почитание воинской чести и доблести. Готовность умереть за всё это при первом же случае. Самоубийственные атаки, ставшие нормой. Смертники, бросающиеся под танки. Пресловутые камикадзе, ведущие начинённые взрывчаткой самолёты, катера и торпеды на противника. Полководцы, что от позора после проигранных битв совершали сэппуку. Уважение к храбро сражавшимся врагам, несмотря на причинённый ими урон.
Это всё, в конце концов, и привело к поражению Империи.
Японцы дрались отчаянно, без пощады к врагу и к самим себе, но слишком сильно тратили ресурсы — в первую очередь, конечно же, людские. Лучшие из лучших гибли в самоубийственных атаках или после совершали самоубийство, не понимая, что нечасто случается, когда некуда уходить. Нет, это не означает, что в любой критической ситуации следует отступать, но ведь почти всегда есть ещё один город, ещё одна река, ещё один рубеж, за который можно зацепиться. Жертвы не напрасны, но только в том случае, если они ведут к победе…
На ум сейчас приходили мысли о Великой Отечественной, когда всего лишь через шесть дней после начала войны немцы были уже в Минске. Когда лишённые связи и управления танковые корпуса на остатках горючего ходили в атаки. Когда линия фронта стремительно откатывалась до самого сердца страны, оставляя захватчикам родную землю.
Когда за полгода в боях сгорела многомиллионная кадровая армия.
И тоже были самоубийственные атаки, и солдаты бросались со взрывчаткой под танки, и дрались против врага до последнего, нет, не патрона, а человека.
Вот только их жертва была не напрасна. Они дали другим время и шанс, и в последующие три года РЕЗЕРВИСТЫ пройдут половину Европы, чтобы водрузить знамя Победы на Рейхстаг.
…Процессия подошла к военному кладбищу, относительно недавно созданному на окраине Токио-3, но уже успевшему достигнуть внушительных размеров. Что поделать — в нынешнее время Япония вновь воюет по всему миру в составе сил ООН, и, разумеется, вновь гибнут солдаты. Во все стороны тянулись ровные ряды одинаковых чёрных табличек с выбитыми именами, а местами высились мемориалы с братскими могилами.
Место для захоронения генерала Курибаяси находилось на окраине кладбища и, на первый взгляд, ничем не отличалось от сотен других таких же — тоже всего лишь простая табличка и ничего более. Рядом виднелись несколько простых деревянных алтарей, задрапированных полосатыми чёрно-белыми покрывалами.
На один из них члены эскорта переложили гроб с останками генерала, остальные же алтари предназначались для его наград и, в том числе, для меча. Несущие ордена генерала офицеры двумя цепочками направились к ним — танкисты, лётчики, артиллеристы, пехотинцы. Те, кто первыми сражался с Ангелами — безо всякой надежды на успех, и те, кто отличился в сражениях под знаменем Империи в постударный период. Я же направился к другому алтарю, стоящему чуть в стороне.
Чётко следуя полученным инструкциям, я низко поклонился и медленно протянул син-гунто, намереваясь уложить его на специальную подставку, но тут у меня за спиной совершенно неожиданно прозвучал чей-то голос.
— Лейтенант Икари, если я не ошибаюсь?
Аккуратно положив клинок, я повернулся назад.
Позади меня стояла старая японка, опирающаяся на руку молодого парня — всего лишь года на четыре старше меня, держащего над ней зонтик. Я уже знал, кто это — Юмико Курибаяси, последняя оставшаяся в живых дочь генерала. Годы согнули её спину и изрезали глубокими морщинами лицо, но голос и взгляд остались столь же твёрдыми, что и в молодости…
— Так точно, госпожа, — низко, с почтением поклонился я.
— О тебе говорят, как об одном из лучших воинов Империи.
— Нет, госпожа, я всего лишь солдат — не лучше и не хуже других.
— Ты тот, кто, как говорят, управляет тем огромным роботом?
— С роботом или без, я всё равно буду защищать то, что мне дорого, — просто ответил я.
— Ты молод, — задумчиво произнесла Юмико. — Даже очень молод — почти ребёнок, но тебя уже отметил сам Император. И ты достаточно храбр, если всё то, что я слышала о тебе — правда.
Я промолчал. К чему сейчас что-то говорить? Подтвердить её слова — проявить совершенно ненужное хвастовство и гордыню, а мне бы этого не хотелось. В конце концов, не я выбрал свою новую жизнь, а она выбрала меня, и мне остаётся лишь принимать всё как данность.
И просто делать свою работу.
— Пожалуй, ты тот, кто мне нужен, — непонятно заявила японка. — Изо, помоги мне.
Опираясь на руку внука (или правнука?), дочь генерала подошла к алтарю и слегка дрогнувшей рукой сняла син-гунто со стойки.
