Звезда на излом - Мария Кимури
От бешеного вопля вздрагивает, кажется, весь холм. Балрог вздыбливается, как огромный бык.
Руссандол прыгает с его спины, не дожидаясь, когда сбросят или когда вспыхнут сапоги. И снова сама Арда словно бы чутко поворачивается под ним, надёжно подставляя ему дом, черепицу и печную трубу, за которую так удобно зацепиться.
— Финдекано вы убили только вдвоем, — говорит он вслух скорее себе, чем врагу. — Посмотрим, каков ты один на один.
И соскальзывает на землю, преграждая огненной твари дорогу на макушку холма, туда, куда нет времени обернуться, и где видел бегущую Эльвинг в последний раз.
Разворачиваясь, балрог проламывает плечом деревянную беседку. Огонь вспыхивает там, куда капает его кровь, вязкая и быстро темнеющая на воздухе. Глаза твари из багровых становятся желто-раскаленными. Огненный бич разворачивается в его лапе.
«Можно ли его перерубить? Скоро узнаю».
Но первый удар бича приходится не по нему. Балрог яростно бьет в стену, и по ее светлому дереву наперегонки разлетаются черные трещины и желтое пламя. Тварь рычит, взвинчивая себя, окутываясь во мрак, а Руссандол вдруг понимает, что ему делать вовсе нельзя.
Нельзя состязаться с балрогом в силе, иначе он истратит себя напрасно.
И срывается с места до того, как тварь наносит второй удар, уже в него. Бросается навстречу живому раскаленному камню, закрываясь от черного ятагана в другой руке демона, и вновь вонзает меч работы Куруфина в это, живое или нет, как можно глубже, и отскакивает быстрее, чем тот успевает схватить.
Не останавливаться. Мчаться так, словно сама Арда горит у него под ногами. Она уже горит, дым и копоть ложатся на деревянную вымостку там, где еще не проломила ее тварь…
Бросаясь то вправо, то влево, Руссандол наносит чудовищу одну рану за другой, пока балрог шаг за шагом все же идет вперед, рыча и обливаясь горящей маслянистой кровью. Но время уже выиграно, успевает подумать он, этой крылоногой нет за его спиной, там пусто. Только горят два каменных светильника на маленькой площади, открытой всем ветрам.
Три пути ведут с этой площади, он знает. Две мощеные улицы спускаются с нее – и слева, вдоль обрыва, еще одна узкая улочка-лестница уводит в гавань. И паленую ящерицу удержать здесь, чтобы не скатилась туда следом за правительницей – а куда ей еще деваться! – и не прорвалась к кораблям.
И он мечется вокруг огромной твари, отскакивая и бросаясь снова, коля и рубя, отклоняя удары огромного черного ятагана и уворачиваясь от огненного бича, словно живущего своей жизнью.
И земля дымится у них под ногами от отвращения.
Когда новый удар ятагана в щит отбрасывает Руссандола, как бык отбрасывает пса, сама земля словно подставляет ему траву, камень и столб светильника, чтобы остановиться и ринуться обратно на врага.
В эти мгновения он видит каждое движение балрога, каждый замедленный удар чужого оружия, видит линию обрыва, замечает, как пылают дома по левой стороне улицы…
Но не видит нигде Эльвинг, она исчезла, мелькнула перед ним в последний раз на вершине холма. Он может лишь надеяться, что та бежит в сторону гавани, но не видит и отблеска света, унесенного ею. Вместо него вокруг багровое свечение балрога, колыхание его рваного крыла и тьма, которая накрывает все вокруг него. Только оружие и доспех работы Курво яростно блестят даже в этом багровом свечении. Пока еще.
Балрог рвется не к лестнице – он стремится к обрыву! Даже израненый, обливающийся горящей дрянью из своих жил. Вот он снова отмахивается от Руссандола, отбросив его в сторону, и словно бы рвется заглянуть за край склона. И в это мгновение Руссандол понимает, что сделать дальше. Бросается на него, нелепо, неудобно, вынуждая развернуться, замахнуться…
И край обрыва проседает под огромными ногами, словно этому холму балрог невыносимо омерзителен. И даже удар ятагана, придясь, наконец, всей мощью прямо в щит и едва не сломав Руссандолу правую руку, только отбрасывает балрога еще чуть назад.
Когда падающая тварь роняет ятаган и хватается черной лапищей за камни, Руссандол вонзает меч ему в горло по самую рукоять. А потом отскакивает назад, слушая удаляющийся рев и невольно вспоминая, как падающий балрог за волосы утянул за собой Глорфинделя из Гондолина.
Огненный кнут взметнулся из-за края обрыва целых три мгновения спустя.
Успей Руссандол выпрямиться, его наверняка утащило бы вниз. Останься на краю – ему снесло бы голову. А сейчас кнут лишь взвился в воздух, но самый его конец метнулся прямо Руссандолу в лицо и вспыхнул невыносимой, ослепительной болью!
Он кричал, пока хватало сил, не видя ничего перед собой от этой боли.
Когда мир вокруг вернулся, он сидел, нашаривая оружие и задевая руками сбитый с головы шлем. Боль полыхала, охватив половину лица, чуть затихая, перекатывалась в голове, но ее можно стало терпеть. И все же она расползалась по телу ядовитой, отравляющей слабостью.
Руссандол с трудом открыл левый глаз. Пятно боли на месте правого всколыхнулось. Теперь он видел все вокруг немного иначе, чем раньше. Более… плоским, словно нарисованным на темноте. Дымящиеся обломки вымостки. Рытвины в земле. Опаленные островки травы и кустов. Переломленный в середине столб светильника – его камень коснулся земли, но все также светился, окружив себя лужицей голубоватого света. Поверх них падали отблески пламени. Все это немного плыло и качалось для него.
Лучше не думать, возможно ли что-то исцелить. Есть, что делать прямо сейчас. Прямо сейчас нужно встать.
В сумраке позади светильника что-то зашевелилось. Схватив, наконец, меч, лежавший рядом на дымящейся земле, он вскочил, шатаясь, готовый драться, и не зная, будет ли на то способен.
Не враги. Всего лишь люди. Люди бежали через площадь к лестнице в гавань, женщины тащили кто детей, кто стариков. Несколько женщин подбежали к нему, желая помочь. Иные шарахнулись, когда он повернул к ним голову.
Над городом трубили рога, возвещая, что враги ворвались за стены.
— Что это? – хрипло спросил Руссандол.
— Ворота прорвали, — сказала одна из беглянок. – Уже давно прорвали. В гавань рвутся, говорят. Пришлый князь эльфов отступил вправо от ворот и всех оттуда погнал бежать к кораблям, но там внизу орки,
