Непростые решения - Михаил Француз
К моменту его пробуждения всё уже было давно закончено: протезы установлены, чипы перепрошиты, контроллеры откалиброваны и проверены. Травмами самого Уитни ведь тоже занимался я. И уже после того, как завершил весь процесс с его матерью.
А работы с ней было действительно много: если с «сердцем» технология была уже отлажена, то «руку» пришлось проектировать прямо там, в операционной, не сходя с места. Вроде бы получилось.
Нет, никаких «усилений», «встроенного оружия» или «инструментария» в стиле «Киберпанка» я не вставлял. У меня была другая задача: сделать максимально точный и функционально-неотличимый от оригинала аналог. И, мне кажется, я с этим справился.
По внешнему виду, по крайней мере, отличить искусственную руку от настоящей было практически не реально. Та же кожа (на самом деле высокопрочное синтетическое покрытие, но на вид и на ощупь неотличима), та же форма, та же функциональность и подвижность. А главное: отсутствие неестественных звуков и шумов при движении, и полная чувствительность. Пришлось повозиться, выстраивая тысячи искусственных "нервов" подводя их к микро-датчикам, встроенным в "кожу" и калибруя сигнал, делая его неотличимым от того, что посылают в мозг натуральные, живые нервные окончания. Энергия…
С энергией было посложнее и попроще одновременно. Если для «сердца» я использовал подсмотренный в Уэйн Технолоджис генератор, работающий от расщепления глюкозы из крови пациента, то для работы целой руки его мощности уже бы не хватило. Пришлось ставить аккумулятор. Тоже не простой, естественно, а максимально улучшенный, ёмкий и навороченный, но всё же требующий внешней подзарядки.
И подзаряжается он через стандартное микро-USB гнездо в плече протеза. Естественно, гнездо открывается только определённым нажатием на определённые скрытые под «кожей» «кнопки», а в остальное время полностью герметизируется. А индикатор заряда проявляется на запястье, в том месте, где обычно носятся часы. Проявляется тоже, по нажатию. А вместе с уровнем заряда выводится и уровень сахара в крови для облегчения контроля (не дай Бог ещё «сердце» остановится).
Я, конечно, ещё буду улучшать и модернизировать конструкцию в будущем (назначаемые периодические «медосмотры» мне в помощь), но уж что сумел, то сумел. По крайней мере жизнь женщине спас.
Да… Собственно, там, на той дороге, я впервые и увидел «живое». И как «живое» становится «мёртвым». Трудно подобрать слова для описания этого. Это что-то вроде особого «свечения» вокруг организма что ли… или не свечения? Нет, не смогу. Это надо просто самому видеть, чтобы понять. Одно скажу точно: процесс перехода «живого» в «мёртвое» отвратителен.
***
Я стоял в своём амбаре и смотрел на висящую на стене картину. Грир нарисовала и принесла, как мы и договаривались, для легализации денежного перевода.
Картина… хм, холст в раме, в центре которого, кажется даже не художественными красками, а обычной, масляной эмалью красного цвета нарисовано сердце. Что-то среднее между детским стилизованным сердечком и тем, как его рисуют в анатомических атласах. Верхняя четверть этого «сердца» вырезана, и из него торчит шестерёнка жёлтого цвета.
Удивительно, при всей небрежности и схематичности, нарисовано и, правда, неплохо. Даже красиво. А ещё с огромным зарядом чувств и эмоций, вложенным в эту картину автором.
- Что это? – спросил, молча подошедший сбоку Лекс. Естественно, я слышал, как он подъехал, как подходил к амбару, как вошёл. Естественно, и он это знает. От того и не стал делать «привлекающих внимание» действий вроде покашливания, а просто встал рядом.
- Картину вот купил, - не отводя взгляда, задумчиво проговорил я.
- Дорого?
- Пятьсот тысяч долларов, - честно признался я.
- Сколько? – взметнулись его брови в удивлении.
- Пятьсот тысяч, - повторил я. Лекс вернул брови на место, подошёл к холсту на несколько шагов и внимательнее присмотрелся. Затем отошёл. Наклонил голову к одному плечу, к другому.
- Хм… а ведь действительно… - проговорил он. – Что-то такое в ней есть… Имя художника назовёшь?
- Нет, - ответил я вроде бы равнодушно, но так, что желания спорить у Лекса не возникло.
- А что собираешься делать с ней? – перевёл тему он.
- А что я могу с ней сделать? – не понял уже я.
- Можешь в доме повесить, можешь в банковское хранилище положить. А можешь экспонировать на каких-нибудь выставках…
- Нет, - задумчиво поморщился я. – В доме я это не оставлю, - даже слегка передёрнуло меня, слишком сильные эмоции вызывала работа Тины. И далеко не положительные чувства. – Да и в банке этому делать нечего…
- Могу поспособствовать, - пожал плечами Лютер. – В Метропольской Картинной Галерее есть отдел Современного Искусства.
- На, - не вдаваясь в подробности, снял картину со стены и вручил её Лексу я.
- Надо будет потом оформить страховой договор, - слегка опешив, принял «произведение искусства» он. – Со стоимостью и названием… Как она, кстати, называется?
- «Сердце любимого», - ответил я.
***
Часть 17
***
Отца Уитни хоронили в закрытом гробу. И правильно: что там от головы осталось после встречи её, бревна и задней стенки машины? Брызги, клочки волос, кожи и осколки черепа. Ни один гримёр из этого «паззла» не соберёт что-то пригодное для показа на церемонии прощания. Да и не станет никто за это браться. Так что закрытый не самый дорогой, но достаточно прилично выглядящий гроб…
Я был в костюме. С галстуком. В белой рубашке. За руку меня держала (или держалась?) Лана в чёрном закрытом платье… Это были первые похороны в Смоллвиле, на которых я присутствовал. В прошлый раз, на церемонию прощания с Тренером Уолтом я не пошёл. Не видел для себя какого-то смысла в этом. Вообще, не представлял себя там, так как не был с ним близок при жизни, да и в момент смерти официально не присутствовал. А Мистер Фордман… тут другое дело.
Похороны… жаль, что не последние. Не комфортное мероприятие.
Должен признать, что к смерти я отношусь достаточно легко. Как к своей, так и к чужой. Нет у меня такого уж страха перед этим явлением (событием?) или неприятия. Как говаривал Форест Гамп: «Смерть есть естественное продолжение жизни». Человек, который умер, просто продолжает свой Путь в ином состоянии/месте/пространстве/времени. Где-то не здесь. Просто не здесь. Его Путь не оборвался,
