Большой Дом (СИ) - Кич Максим Анатольевич
— Но вы же пришли!— искренне воскликнул дядя Фёдор.
— Знали бы вы, чего нам это стоило!— сердито ответила мама,— И ты, дядя Фёдор, догадался же пойти за котом!
— Вы меня всегда учили, что о животных надо заботиться.
— Это потому, что больных и истощённых животных нельзя в жертву приносить,— без задней мысли заметил папа,— Нам, кстати, отсюда ещё выбираться надо, а этот кот выглядит откормленным и здоровым.
— Не надо меня в жертву приносить,— ощерился Матроскин,— тут ещё кур полно.
— А куры-то тут при чём?— не поняла мама.
Тут ей всё про тр-тр Митру рассказали.
— Значит нам надо на почту идти, искать адресную книгу!— оживился папа.
— Ты с дядей Фёдором останешься трактор чинить,— распорядилась мама,— кота тоже прихватите, он у нас, похоже, большой знаток электротехники, а до почты я и сама прогуляюсь.
И она пошла. С ней на всякий случай Ирвен отправился, а за ними всеми корова Мурка увязалась.
По дороге корова ненавязчиво Ирвена от мамы оттёрла и сказала:
— Разрешите-ка вас Римма… как вас по отчеству?
Мама особо не удивилась. С ней, когда ей надо было, разговаривало даже то, что по определению даром речи не обладало. А вот Шарик-Ирвен очень удивился.
— Мурка, ты что, разговариваешь?
— Не с тобой, мизогинный ты свинокобель!— прошипела Мурка.
Ирвен аж присел.
— Я вообще-то того, демон.
— Вот именно, порождение патриархальных верований, напрямую ассоциирующих знание и власть с мужским началом и, тем самым легитимизирующее андроцентрический нарратив.
Демон прокашлялся.
— Я, конечно, по интонации понял, что ты в виду имеешь, но вот…
— Заткнись, короче говоря…— отрезала Мурка и повернулась к маме,— в общем, очень мне надо с вами поговорить. Иначе наша история тест Бекдел-Уоллес не пройдёт.
— Замечательно,— отстранённо ответила мама,— и что от меня требуется?
— Как минимум, выслушать. Женских персонажей в истории — меньше двадцати процентов, не представлены этнические меньшинства и трансгендеры, не раскрыта интимная линия между почтальоном Печкиным и профессором Сёминым, половина женских персонажей является жертвами насилия, и автор растушёвывает сам акт насилия якобы сюжетной необходимостью, тем самым оправдывая его.
— Самое глупое, что можно было придумать,— заметила мама,— это пробивать коровой четвёртую стену.
— Именно!— радостно подтвердила Мурка,— насилие над животными! Я уже говорила, что я — веганка?
— Вопрос с гендерной предвзятостью будем считать закрытым,— сухо отрезала мама, пальцем проверяя заточку Кремлёвского Скальпеля,— а то женских персонажей тут может ещё меньше остаться.
Тем временем, они к почте пришли. Сейф нашёлся там, где сказал Печкин. И код к замку подошёл. И даже адресная книга внутри оказалась в целости и сохранности.
А тут и папа с дядей Фёдором и котом подоспели:
— Мы тр-тр Митру починили!— радостно заявили они.
На улице обречённо прокричала курица.
— Жаль только Печкина починить не удастся,— печально добавил дядя Фёдор.
— И правильно, — говорит Шарик. — Он такой вредный.
— Вредный он или не вредный, не важно. Без него мы, может быть, у нас вообще ничего бы не вышло.
— А я проблемы совсем не вижу,— выступил папа,— он ведь почтальон местный. Значит он связан с почтовым отделением. Мы его сейчас запросто обратно запросим. Тем более, что срок возврата ещё не истёк.
В служебном помещении, у дальней стены, грузовой лифт находился. Он был зелёный и железный, чем-то похожий на печку. Папа повозился немного с тумблерами и нажал на большую прорезиненную кнопку. Лифт загудел. Дверцы распахнулись и на пол кубарем вывалился почтальон Печкин.
Невесть как пробравшийся внутрь Слейпнир лизнул почтальона в лицо.
Печкин приоткрыл глаза.
— Папаня,— пробасил телёнок.
Почтальон оглянулся по сторонам. Посмотрел на Слейпнира, на Мурку…
— Там, в лифте, есть режим кремации,— прохрипел он,— Верните меня обратно, пожалуйста.
Мама и папа, не говоря ни слова переглянулись, и подняв Печкина под руки понесли его обратно в лифтовую клеть. Почтальон выкрутился и оттолкнул их…
— Вот так я и знал, что у вас всё семейство такое, без чувства юмора и сострадания.
— А вы… как вас?— начал папа.
— Игорь Иванович,— подсказал Печкин.
— Вы, Игорь Иванович, кажется, читали «Протоколы сельскохозяйственной магии» Курляндского. Первое издание, одна тысяча девятьсот тридцать четвёртого года.
Почтальон насторожился.
— Допустим, читал. А какого года издания я не знаю.
— Зато я знаю,— папа покосился на телёнка,— очень уж известно это первое издание. Там в одном ритуале опечатка очень смешная. Но иногда старательные студенты делают именно так, как написано. Недаром говорят, что Ремесленник должен быть не только небрезгливым, но ещё и внимательным.
Печкин опасливо посмотрел на Мурку. Мурка презрительно скосилась на почтальона.
— Ну, знаете ли,— сердито сказал он,— можете жаловаться в комитет защиты животных. И в Министерство, и в спортлото. Только если бы не эта опечатка, вы бы сюда ни за что не попали.
— Я не жалуюсь. Я констатирую факт,— ответил папа, стараясь не рассмеяться.
— Всё это, конечно, замечательно, только пора нам собираться,— сказала мама,— число у нас есть, трактор готов. Я думаю, что мы сможем всех наружу вывести.
— А я никуда не поеду,— заявил почтальон Печкин, когда они на улицу вышли,— замыкание стабилизировалось и я его изучать буду, прямо изнутри. Я, может быть, хочу главным специалистом по нему стать.
— И я никуда не поеду,— сказал кот Матроскин,— меня снаружи по косточкам разберут. А тут природа… буду мемуары писать.
— А я за ним присмотрю,— Ирвен подошёл к Матроскину,— а то знаю я его.
Мурка и Слейпнир уже куда-то сбежали, так что их даже уговаривать не пришлось.
— Ну что, дядя Фёдор, а мы с тобой поедем домой,— сказала мама,— тебе в следующем году в школу надо будет идти. Тебе учиться надо.
— Надо,— согласился дядя Фёдор и потупил глаза,— вот только ничему меня в школе не научат. Мне другая учёба нужна.
И он посмотрел за реку, на Большой Дом.
— Я хочу Ремесленником стать. И ещё я хочу Гришу найти.
Мама и папа посмотрели на него с удивлением и ужасом.
— Да, я про него знаю,— продолжил мальчик,— в общем, вы меня не уговаривайте, я сам всё уже решил, ещё до того, как вы нашли сюда дорогу.
Мама хотела было сказать, что это из-за папы он таким избалованным вырос, но промолчала. Потому что она была умная женщина и понимала, что иногда дети лучше понимают, что им нужно.
Папе хотелось во всём маму обвинить, мол это от неё ребёнок на ту сторону сбегает. Но он тоже был умным мужчиной и понимал, что на самом деле не от них дядя Фёдор уходит а за знанием. А всему, чему они могли его научить, они научили. И ребёнок у них вырос умный, трудолюбивый и любознательный.
У Матроскина аж свербело всё-всё высказать, что он думал о педагогических талантах родителей дяди Фёдора. Но и он промолчал. Потому что он прожил две жизни и ценил настоящую мудрость.
Все вместе они пошли вниз по улице, к реке. Они молчали — всё что можно было сказать, они уже сказали.
Дядя Фёдор шёл первым. За ним шли родители, а замыкали процессию Матроскин и Ирвен. Так добрались они до пирса.
Тут пёс подошёл к мальчику.
— Ты вот что. Ты запомни моё имя. Если что говори, что Ирвен Псоглавец тебе покровительствует. Лишним не будет.
Дядя Фёдор поблагодарил его, обнял всех и расплакался. А потом вытер слёзы и направился по скрипучим доскам.
В тумане над рекой воздух пришёл в движение, обратился белыми крыльями — будто лебедь опустился на воду и обернулся лодкой.
Папа сжал мамину руку. Матроскин вздохнул. Ирвен стоял неподвижно, на плече его сидел воронёнок.
Человек в брезентовом дождевике кивнул дяде Фёдору. Мальчик помахал на прощание рукой, спустился в лодку и осторожно сел на скамью.
